Елена Ершова - Царство медное Страница 51

– Думаю, да, – отозвался стоящий рядом черноволосый цыган (тот самый, что привез Яна на базу). – Не стоит его недооценивать. Хотя мы накачали его лошадиной дозой, васпы на самом деле очень устойчивы к ядам.

Самодовольство ореолом сияло вокруг этого мужчины, будто гало. Это было знакомо и понятно, а потому не страшно. Очень скоро сияние поглотит его, и мужчина вспыхнет, как пропитанная керосином бумага.

С тонким шипением дверь камеры отъехала в сторону, пропуская внутрь профессора Тория. Его силуэт казался темным на фоне закручивающегося в спираль сияющего облака. Взбухало и пенилось жидкое пламя.

– Ты слышишь меня?

С профессором вошли еще два человека в белых халатах. В руках одного из них короткая палка с раструбом на конце – когда разъем соприкасался с телом, из него бил голубоватый электрический разряд. Яну уже пришлось познакомиться с этим устройством однажды, а он схватывал уроки с первого раза и потому сидел тихо.

– Ян? Ты будешь говорить со мной?

Он с трудом поднял голову. Ее будто нашпиговали свинцом, и сознание плыло, растрескивалось, словно лед на озере, обнажая бездны, полные огня и мрака.

– Все равно… найду, – даже не пробормотал – еле слышно прошелестел васпа. – Вырежу всех… всех!

Его лицо исказилось, задергалось. Люди в халатах отступили. Профессор отступил тоже. Его глаза были похожи на ледяные проруби, в зрачках плескался страх.

– Он ничего вам не сделает, – произнес рядом кто-то, но голос не звучал слишком уверенно.

– Не сделаю, – послушно повторил Ян. – Договор.

– Твой договор довел меня до больницы, – сердито ответил ему Виктор.

Губы Яна дрогнули в улыбке.

– Было необходимо.

– Помолчи, бога ради!

В голосе человека слышалась крайняя степень раздражения.

Раструб электрошока врезался под ребра, но это было излишне: Яна крепко держали кожаные ремни. Он со спокойным безразличием глядел, как профессор берет образец его крови. Густеющая жидкость почти мгновенно наполнила шприц. Кровь – это квинтэссенция жизни. Власть и сила. В этом она сродни огню – очищающему, послушному в умелых руках.

– Где она? – спросил Ян.

Профессор сморщился и дернулся, будто его самого только что ударило током.

– Где Лиза?

Между бровями Виктора легла страдальческая складка. Уголки губ задрожали, искривились.

– Не знаю и не хочу знать, – слишком резко отозвался он, поворачиваясь к васпе спиной. За ним дышал и пенился зародыш нового солнца.

Почему говорят, что конец мира обязательно будет отмечен тленом и мраком? Нет. Он будет прозрачен и светел. Он будет румян, как пропитанное ядом яблоко. Как расцвеченные закатным солнцем сосульки на исполинских кедровых лапах.

Когда солнце вспыхнет – ничто не будет важным для всех живущих на земле.

Ян опустил тяжелую голову на грудь.

– Жаль, – прошептал он. – Я любил ее…

На этот раз Торий обернулся так стремительно, что полы его халата взметнулись на манер крыльев. Медное пламя услужливо лизнуло их изнутри.

– Ты? Любил? – В голосе профессора насмешка и яд.

По его одежде начали расплываться чумные пятна, ткань закручивалась бахромой по краям, будто вокруг разверстых ран. Резко пахнуло гарью.

Когда васпы шли – земля дрожала под их сапогами. Они оставляли за собой следы, подобные ужасным язвам, воздух становился таким горячим, что его нельзя было глотать. Небо содрогалось. Земля содрогалась. И над всем миром восходило медное солнце, словно исполинское колесо, грохоча и лязгая железными спицами. Белым шрамом проступал след чудовищного обода, возвещая прибытие дарской Королевы.

– Да, – сказал Ян. – Я пожертвовал собой. Чтобы жила она.

Жар докрасна накалил стены камеры. Ян прикрыл ресницы, пытаясь приглушить сияние, от которого плыла и тяжелела голова. Но и тогда видел плавающие в его собственном внутреннем океане жаркие золотые искры.

– Скажи ей, – в бреду продолжил он. – Я был сломлен – она любима. Я истекал кровью – она смеялась. Я был убит – она обрела жизнь. Это ли не любовь?

…Когда солнце без остатка вошло в его глаза, он умер для всего, что было значимо в его прошлой жизни…

Ян снова поднял взгляд. В оплавившемся воздухе перед ним дрожало мокрое от пота и ужаса лицо профессора. Торий отступал – черный бумажный силуэт – прямо в разверстую пасть вечно голодного солнца.

Прощай, профессор Торий. Жалкий творец, нелепый в своем напускном величии. Все твои желания, и надежды, и мечты осыплются мишурой с пришествием нового бога.

Стены начали оплывать свечным воском. Двери из прочного бронированного стекла вспучились болотными пузырями, потекли вниз раскисшим тестом.

– Разве я не заслужил немного благодарности?

Двери камеры разошлись, будто раскрылся гниющий рот. Люди уходили, снова оставляя его одного в темноте и тишине камеры. Но он все еще слышал – тихо-тихо в своей голове. Слышал отчаянье и шепот, похожий на белый шум в радиоэфире или на тоскливый шелест листьев промозглой ночью.

Может, Королева тоже была одинока? Как одинок любой из богов – крохотная крупица огня во всей тьме и холоде Вселенной. Может, она просила его вернуться?..

Но прошлое таяло за его спиной, погружаясь в гниющий мрак и небытие. Утонул в небытие и наставник Харт, и Рихт, и девы, лежащие в холодных болотах. Больше ничто не имело значения, только оно – только спелое, взбухающее свежей кровью солнце.

– Она обязана мне всем…

Тогда бутон солнца раскрылся.

Протуберанцы живого огня вырвались на свободу, и медно-красное пламя воссияло на лицах людей, будто божественное благословение. Всего на какую-то секунду. Потом кожа на их лицах начала чернеть и трескаться. Плоть изъязвлялась насквозь, облетала хлопьями золы, обнажая ломкие кости.

Жаркая волна подняла Яна на восходящем потоке и бросила в кипящий водоворот огня. Кружилась ли это отяжелевшая голова или весь мир вращался под ним?

…Ян помнил миг, когда солнце без остатка вошло в его глаза. Тогда он умер. И воскрес богом…

32

Ларец Пандоры

Уже который день Виктор жил с ощущением неотвратимой беды.

Он втягивал это с первым глотком утреннего кофе. С морозным ветром, прорывающимся через открытое окно автомобиля. Беда шла за ним неотступно ровно с того момента, как Виктор впервые увидел перед собой исполинскую цитадель улья.

Вся экспедиция была ошибкой. Она приоткрыла завесу тайны. И у тайны оказался мерзкий вкус.

Работа не приносила удовольствия. Он приезжал на базу к десяти утра, прохаживался по лаборатории, изучая заметки дежурных. Лабораторные животные при его появлении забивались в углы клеток. Но не оттого, что Виктор ассоциировался у них с болью или другими неудобствами. Нет. Виктор почти ни к чему не прикасался, а только изредка давал советы по тем или иным возникающим вопросам и до двух часов пополудни запирался в кабинете, изучая образцы через микроскоп или заполняя формуляры. Но что-то было в нем тревожащее, неуловимое, словно тонкий аромат мыла на коже. Запах, который могли почуять только звери с развитым обонянием.

«Или знак Зверя на правой ладони».

Виктор почти забыл о шраме, скрытом гипсовым панцирем. Но в памяти периодически всплывало искаженное лицо Яна – накачанного наркотиками, почти обезумевшего существа, обреченного до скончания своих дней быть подопытным кроликом. И хотя сердце грело осознание того, что такое обращение этот садист и убийца заслужил, как никто другой, в камеру к васпе Виктор больше не совался.

Еще одной причиной, по которой Торию больше не хотелось видеть Яна, были ночные кошмары. Не каждую ночь, но достаточно часто для того, чтобы Виктор осознал необходимость в круглых капсулах, выданных ему Марком Вайдой без рецепта. После них Виктор спал спокойно и крепко, и его больше не тревожили ни призрак слепой ведьмы, ни сам господин преторианец.

Не тревожили его и мысли о Лизе.

Перелом случился с появлением письма в его почтовом ящике.

Это было письмо от Лизы. Виктор знал это, лишь только заметил уголок конверта в зияющей щели. Знал, когда брал письмо в руки, еще не переворачивая его лицевой стороной, чтобы увидеть аккуратно выписанные инициалы Л. Г.

Виктору показалось, что от бумаги пахнет свежестью жасмина – любимыми духами Лизы. Так пахла ее блузка, когда она стягивала ее через голову и небрежно бросала на спинку стула, оставаясь обнаженной и светлой, как карамельный ангел.

Виктор почувствовал жжение в глазах. Здоровая ладонь вдруг стала влажной, а пальцы мягкими, так что ему не с первой попытки удалось разорвать конверт. Виктор подумывал и о том, чтобы сразу опустить письмо в мусорный бак, но сокрытая тайна манила его. Точно также несколько недель назад он попался на крючок тайны, отправляясь в Дар. Некоторые тайны должны оставаться неприкосновенными. Должны – но какая-то сила, могущественная и неотвратимая, толкающая людей как на великие открытия, так и на великие несчастья, считала иначе.