Джек Вэнс - Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король - Машина смерти - Дворец любви - Лицо - Дневник мечтателя.) Страница 18

«Население планет Кортежа никак нельзя назвать однородным. С Земли в систему Ригеля переселялись многочисленные волны мигрантов; в рамках каждой миграции различные этнические группы предпочитали держаться обособленно, а в новых условиях, в результате частичного скрещивания и формирования новых поведенческих характеристик, такие группы приобретали дальнейшие специализированные признаки.

Альфанор преимущественно населен светлокожими брюнетами среднего роста, хотя любой наблюдатель, прогулявшись по Большой Эспланаде в Авенте, на протяжении часа успеет встретиться с представителями всевозможных человеческих типов.

Гораздо труднее определить психологию обитателей Альфанора. В этом отношении любой колонизированный мир отличается от другого и, несмотря на очевидные различия, накладывающие неповторимый отпечаток на образ жизни местного населения, невозможно дать осмысленное описание этих различий, не вдаваясь в детали — не в последнюю очередь потому, что любые обобщения, относящиеся к обитателям всей планеты в целом, осложняются, искажаются и даже опровергаются региональными вариациями».

Ригель, прямо по курсу, стал яркой голубовато-белой точкой, от которой, казалось, разбегались соседние звезды. Герсену было почти нечего делать — оставалось только размышлять о пункте назначения, бороться с беспокойством и внутренним напряжением, строить предположения относительно возможных намерений Аттеля Малагейта и планировать свои реакции на вероятные угрозы. Первая проблема: где приземлиться? Он мог законно воспользоваться любым из ста восьмидесяти трех космопортов на двадцати двух из двадцати шести планет, не считая неограниченных пустынных и диких территорий, где он мог бы посадить корабль, если решил бы рискнуть арестом за нарушение законов о карантине.

Насколько важно было для Малагейта заполучить монитор Тихальта? Организовал ли Палач слежку в каждом космическом порту? В принципе это можно было сделать, подкупив портовых должностных лиц. Самый дешевый и, пожалуй, самый эффективный способ заключался в том, чтобы пообещать существенную награду первому, кто сообщит о прибытии Герсена. Конечно, Герсен мог приземлиться на любой планете какой-нибудь другой солнечной системы, а затем воспользоваться пассажирским транспортом. Трудно было бы контролировать каждый космический порт Ойкумены.

Но Герсен ни в коем случае не намеревался прятаться. Напротив, на следующем этапе ему необходимо было использовать себя в качестве приманки. Следующим этапом должна была стать идентификация личности Малагейта. В этом отношении приходили в голову два метода: Герсен мог выяснить, кого зарегистрировали владельцем монитора — или ожидать контакта с тем или иным агентом организации Малагейта, а затем выпытать у него, кто именно возглавлял эту организацию и был первоисточником угрозы.

Малагейт несомненно ожидал, что Герсен постарается извлечь записывающее волокно из монитора. Можно было предположить поэтому, что агенты Малагейта будут особенно внимательно следить за космопортом в Киндьюне, который обслуживал Сансонтиану.

Тем не менее, по ряду почти не поддающихся определению причин — не более чем интуитивных предчувствий — Герсен решил приземлиться в Большом межпланетном космопорте Авенты.

Корабль приблизился к Альфанору и занял посадочную орбиту; Герсен загрузил в автопилот утвержденную местными властями программу приземления и снова приготовился ждать. Корабль нырнул в атмосферу и вскоре, слега покачнувшись на выхлопе ревущих двигателей, опустился на выжженный красноватый грунт Альфанора. Двигатели замолкли; наступила тишина. Зашипел автоматически включившийся уравнительный клапан.

На скользящей по воздуху машине подъехали портовые служащие. Герсен ответил на их вопросы, прошел краткое медицинское обследование и получил разрешение на въезд. Должностные лица удалились; передвижной подъемный кран подхватил корабль и переместил его в отсек обширной стоянки на краю посадочного поля.

Герсен спустился на землю, остро ощущая свою уязвимость. Он начал отделять монитор от корпуса корабля, в то же время внимательно наблюдая за происходящим вокруг.

Два человека шли вдоль стоянки слишком спокойной, прогулочной походкой. Герсен немедленно узнал одного из них: саркойца, сопровождавшего Хильдемара Дасса в таверне Смейда.

Пока они приближались, Герсен не подавал виду, что он их заметил, но в то же время следил за каждым их движением. На саркойце был скромный темно-серый костюм с эполетами, украшенными опалами; его спутник, сухощавый субъект с коротко подстриженными желтоватыми волосами и пляшущими светло-серыми, почти белесыми глазами, носил свободный синий комбинезон портового механика.

Двое остановились в нескольких шагах от Герсена и наблюдали за его работой, словно праздные любопытствующие. Покосившись на них, Герсен проигнорировал их присутствие, хотя у него мурашки бежали по коже и часто билось сердце. Саркоец что-то пробормотал, обращаясь к своему спутнику, и подошел ближе.

«Кажется, мы уже встречались?» — иронически, тихо спросил он.

«Не могу припомнить, как вас зовут», — вежливо отозвался Герсен.

«Меня зовут Суфиро, Сивидж Суфиро».

Герсен внимательно рассмотрел его: перед ним был невысокий поджарый человек с типичной уплощенной головой саркойского степного кочевника[3] — в ширину его лицо было больше, чем в высоту. Доброжелательно прищуренные глаза Суфиро отливали мертвенным грязновато-оливковым блеском, на плоском коротком носу выделялись крупные темные ноздри, мясистые губы словно растянулись в замерзшей усмешке — лицо это сформировали тысячи лет специализированного отбора и близкородственного скрещивания. Герсен не замечал никаких признаков «дыхания смерти» — физиологических изменений, к которым принуждали закабаленных наемных убийц, укорачивавших жизнь, придававших коже желтоватый блеск и заставлявших волосы торчать жесткой щеткой. Кожа Суфиро напоминала матово-бледную слоновую кость, его черные блестящие волосы плотно прилегали к черепу, а на правой щеке у него была татуировка саркойского гетмана — маленький мальтийский крест.

«Прошу прощения, скоп Суфиро, — сказал Герсен. — Если мы и встречались раньше, я запамятовал, где и когда это могло произойти».

«А! — прищуренные глаза Суфиро раскрылись, как только Герсен употребил знакомое почтительное обращение. — Значит, вы бывали на Саркое. На незабвенном зеленом Саркое, с его безграничными степями и безудержным весельем!»