Игорь Вардунас - Противостояние Страница 19

– Однако, отец Ансельм, не кажется ли вам, что для столь тяжелого обвинения одного свидетеля недостаточно? – ханжески поинтересовался Годэ. – Ведь отец Карл был рекомендован инквизиции самим архиепископом Майнцским и выполнял обязанности секретаря на нашем процессе…

– Свидетели есть, ваше высокопреосвященство! – с готовностью ответил Ансельм. – Кто как не единомышленники являются лучшими обличителями его страшной вины. Ведь, как выяснилось, Карл принимал участие в их шабаше!

Повинуясь незаметным для публики безмолвным распоряжениям кардинала, к трибуне подтащили и поставили рядом с Бернаром лысую Арабель. Судя по тому, как тяжко девушка передвигала ноги, Годэ после допроса все же отдал ее на поругание своим верным савойцам…

– Он, – кивнула девушка, со злостью смотря на Карла. – Прибыл к нам из Майнца, как представитель тамошней катарской общины. На греховном молебне, от участия в котором я открещиваюсь в искреннем покаянии, он нарушил цели… цела… ну в общем, он надругался надо мной, и совершил блю… блудодеяние, посредством… – далее предательница в подробностях и с чувством расписала, каким именно образом «надругался над ее невинным телом» заезжий еретик. В подтверждение своих слов, она указала, где именно у него на теле имеются царапины от ногтей, которые она сделала, «пытаясь защитить свою честь». Карлу тут же бесцеремонно задрали рясу, представив взорам взревевшей публики означенные царапины.

– Ну вот, какие же еще доказательства требуются для того, чтобы удостоверить уважаемый суд в том, что именно этот человек и является истинным организатором и вдохновителем всей здешней ереси, – с фальшивой горечью произнес Ансельм. – Что же, столь неожиданно открывшиеся обстоятельства требуют дополнительного расследования. Мы не варвары и не можем отправить на костер человека, не исполнив прежде всех необходимых и обязательных процедур. Святая инквизиция просит суд подождать до завтра. Сегодня же, для того чтобы не разочаровать ожиданий собравшихся здесь добрых христиан, жаждущих торжества закона и справедливости, мы передаем в руки наместника Монтелье пятерых сознавшихся альбигойцев, колдуна Бернара де Монтрезора, Зигмунда, пособника лжесвященника Карла, а также и зеленщика Густава. Все они прошлой ночью сознались в своих прегрешениях, а потому мы, братья доминиканского ордена, смиренно просим уважаемый суд назначить им гуманное наказание. В виде повешения.

Палач и двое его подручных кинулись расправлять спутавшиеся на ветру петли. Под довольный рокот толпы к виселице поволокли обреченных. Альбигойцы при этом гордо молчали, лишь Арабель недоуменно хлопала безбровными глазами, будто ребенок, у которого отобрали только что подаренную конфету. Зато троица из «примкнувших» устроила такой вой, что почти заглушила толпу.

– Я не виноват, – словно боров под колуном бойца визжал Зигмунд. – Я же все сделал, как вы сказали, ваше высокопреосвящ… – последнее его слово оборвал кулак конвоира, но эстафету перехватил Монтрезор.

– Не хочу умирать!!! – верещал он, совершенно потеряв человеческий облик. – Карл, прости, они обещали из меня жир вытапливать, пинту за пинтой. А девке этой сказали, что именно ты их предал и в засаду привел…

Зеленщик, пребывавший в ступоре с того самого дня, когда его доставили в Майнц люди Швальбе, цеплял носками сапог истоптанную грязную землю и выл побитым псом.

Что происходило дальше, Карлу увидеть не довелось. Трудно рассматривать подробности, когда тебя роняют лицом в пыль и крутят руки…

Глава 6

Они должны заботиться о том, чтобы процесс был разобран и был передан им, первоначальным судьям, для окончательного приговора. Они должны также заботиться о скорейшем возвращении на места своей обычной деятельности, чтобы уныние, неприятности, заботы и расходы не отразились вредно на их здоровье. Ведь это все вредит церкви, еретики начинают чувствовать себя сильнее, а судьи не найдут должного почитания и уважения и не будут вызывать страха при своем появлении. Когда другие еретики видят, что судьи утомлены долгой работой при римской курии, они поднимают голову, начинают презирать судей, становятся злостными и дерзновеннее сеют свою ересь.

Глухо лязгнула задвижка. На полсекунды мелькнула рожа тюремщика, демонстрирующего бдительность. Загремели засовы, но тяжеленная дубовая дверь, для крепости усиленная крест-накрест приклепанными полосами железа, отворяться не спешила.

– Святой отец…

– Хватит! Я не так уж стар, чтобы не справиться со связанным мальчишкой!

– Свя…

– Швальбе, заткнись!

Наконец, дверь распахнулась, пропуская в камеру кардинала Годэ. В освещенном коптящим факелом коридоре маячила раздосадованная физиономия капитана.

Годэ не стал подходить к нарам, на которых полусидел Карл. Кардинал облокотился на стену, не беспокоясь о чистоте облачения. Впрочем, священник был одет в неприметную рясу с чужого плеча, выделяющуюся на фоне любой другой разве что излишней потрепанностью. Годэ скрестил руки на груди, внимательно изучая по-прежнему молчащего Карла. Короткие рукава обнажили крупные кисти, с по-старчески выделяющимися узловатыми венами. И двумя перстнями. Один, издалека схожий с изящной копией Кольца Рыбака, был интересен, но привлекал внимания меньше. А вот второй…

Четыре миниатюрных узких темных камня, будто лучи, исходящие от округлого камня посредине. Серебряная оправа… Карл носил очень похожий! Нет, не полностью такой же, но определенно вышедший из рук одного мастера!

Свои! Неужели?! Вот это совпадение!

Карл невольно заерзал, пытаясь принять более удобное положение:

– А…

– Не беспокойся, мой нелюбезный брат! – кардинал перехватил взгляд, брошенный на дверь. – Швальбе послушный цепной пес. И беспрекословно выполняет любой приказ. И отвык удивляться чему-либо. Он не услышит ни слова, прозвучавшего здесь.

Карл молчал, пытаясь сообразить, что же ему делать дальше…

– Молчишь? – Годэ улыбался. – А зря. Молчуны раскалываются быстрее, чем те, кто сыплет проклятиями с самого начала. Начнем с самого простого, откуда ты такой… – кардинал смерил презрительным взглядом избитого и грязного парня, – некрасивый?

– Из какого офиса тебя прислали, гнида? – Карл задал вопрос в лоб. – Париж? Берлин? Ведь по всему видно, что ты из Европы?

– Из Европы, да не совсем… – ехидно бросил Годэ, пропустивший мимо ушей оскорбление. Или решивший припомнить его позже.

– А, значит из славян! – приподнялся Карл. – Русский? Хотя нет, скорее всего поляк.