Игорь Вардунас - Лаборатория. Железная власть Страница 20

— Ребенок — случайность? — перебила она, резко повысив голос.

— Нет! Конечно же нет! — согласился Костя и добавил: — Знаю, как все это звучит… но… я не могу их оставить.

— Не утруждайтесь. Я все прекрасно понимаю, Константин Юрьевич. — Марина с липкой смесью отвращения и стыда вспомнила, как, задыхаясь от счастья, впервые испытала с ним упоительно-сладкую боль. — Как ее зовут?

— Что?

— Скажи мне. Как. Ее. Зовут, — ощутив разливающуюся в груди дурноту, раздельно прошептала Марина, невидящим взором смотря на лобовое стекло, исполосованное ручейками воды, словно трещинами. Как что-то у нее внутри.

— Света, — ответил он и зачем-то повторил: — Светлана.

— Она про меня знает?

— Нет, я не говорил. Зачем?

— Трус, — пошевелив непослушными губами, она едва расслышала собственный голос. — Ненавижу тебя, слышишь.

— Пойми, я ведь все-таки православный.

— Ты? Православный! — не выдержав, Марина словно чужой рукой влепила ему пощечину, даже не ощутив удара. — Игрушку себе нашел, да?

— Марина…

— Не прикасайся ко мне! — подхватив рюкзак, она выскочила под нещадно хлещущий дождь и, хлопнув дверью, бросилась прочь от машины.

— Ты чего вся мокрая? — поинтересовалась из кухни Елена Степановна, когда Марина закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. — Костик не подвез?

— Не подвез, — отрешенно согласилась Марина.

— Переодевайся, стол уже накрыт.

За ужином Марина механическими движениями зачерпывала бульон, тщетно стараясь, чтобы дрожащая в руке ложка не стучала по краю тарелки.

— Прими таблетку, — Елена Степановна заметила состояние дочери. — Еще простыть не хватало.

— Больше не могу, — не выдержала Марина и встала из-за стола. Кусок в горло не лез. Поднимаясь в комнату, она пару раз споткнулась на лестнице — соленая пелена, застилающая глаза, мешала видеть ступеньки. Когда девушка закрыла за собой дверь, по лицу уже вовсю бежали слезы. Марина сползла на ковер, зажимая ладонью рот, стараясь не пустить рвущийся наружу отчаянный крик.

— Ну, тихо-тихо, — вошедшая следом Елена Степановна присела рядом с дочкой и прижала ее к себе. — Что за слезы? Ты весь вечер сама не своя.

— Ребенок… ребенок у него будет! От другой! — захлебывалась словами рыдающая Марина. — От жены его! Бросить хотел, а она забеременела… Ненавижу! Ненавижу его!

— Успокойся, ну, — баюкала дочку Елена Степановна. — Узнала-то когда?

— Сегодня, — всхлипывала Марина, — не может ее с ребенком бросить. А я же два года…

— А сколько бы еще жила, если б не забеременела? Так бы и метался между вами, — от резонного замечания матери Марина жалобно завыла, прижимаясь к ее груди.

— Меня-то что, на помойку? Поиграли и хватит? Жить-то с этим как…

— Возьми себя в руки, — Елена Степановна поцеловала Марину в мокрое от слез лицо. — Ты взрослая девочка, поревела и хватит. Встретишь еще своего!

— Никого не хочу! Никогда больше! Оставь меня, мама! Прошу тебя!

— Солнышко мое, — материнское сердце сжималось от сострадания к дочери, впервые испытавшей жестокую горечь мужского предательства. Ка к же быстро она выросла. — Жизнь штука скотская. Но ты ведь у меня сильная, да? Оправишься…

Марина не помнила, как оказалась в кровати. Было гадко и противно от бессильной злобы к себе самой, от раздиравшего внутренности жгучего стыда перед другой женщиной. Какой-то Светой, делившейся радостью материнства с человеком, который врал ей два года.

Врал обеим. И если бы только изменял…

Ребенок.

Съежившись под одеялом, Марина рыдала и не могла остановиться, пока наконец не погрузилась в забытье, уткнувшись лицом в подушку. Сейчас ей как никогда требовался совет старенькой бабушки, которая всегда помогала в трудную минуту. Но она давно умерла, и измученной Марине приснились ее теплые, пахнущие сельдереем руки.

Наутро события вечера казались ночным кошмаром, но девушка знала, что сегодня за ней никто не приедет. У зеркала пришлось провести вдвое больше времени, замазывая опухшие от сле з глаза толстым слоем косметики. Марина без энтузиазма оделась, отрешенно поковыряла витаминный салат с рукколой, а когда заливала чайный пакет кипятком, с раздражением вспомнила, что уже сделала кофе. Все валилось из рук. Хотелось забраться обратно в кровать и отгородиться от мира одеялом.

— Чего трубку не берешь? Я весь вечер звонила, — допытывалась Люба, пока Марина тащила ее в женский туалет, где через несколько секунд зарыдала в объятиях подруги, съежившись на унитазе в одной из кабинок.

— И все из-за этой проклятой куклы! — Вытащив из рюкзака пакетик с ядром, на которое была записана тестовая программа «Топтыгина», Марина откинула крышку унитаза. — Нина эта дурацкая! Ненавижу! Не надо было вообще сюда поступать!

— Дай-ка лучше мне, — Люба выхватила ядро из рук охваченной истерикой подруги.

Всхлипывающая Марина закрыла лицо руками и обессиленно сползла п о пластиковой стенке на пол. Потрясенной Любе не оставалось ничего, кроме как шептать что-то утешительное, прижимаясь щекой к макушке подруги и обнимать ее за вздрагивающие плечи. В конце концов Марина взяла себя в руки, вышла из кабинки и, израсходовав запас бумажных салфеток из контейнера над умывальником, успокоилась.

— Что будешь делать? — осторожно поинтересовалась Люба, когда они покинули туалетную комнату.

— Прогуляю Маршала.

— Так ведь зачетная неделя!

— Потом пересдам, — от одного вида вуза у Марины мутилось в глазах. — Надоело строить из себя пай-девочку. В город поеду.

— Могу подвезти, все равно в центр, — предложил проходивший мимо знакомый с параллельного потока. — Что-то случилось?

— Ничего особенного, — изобразила невозмутимость Марина. — Спасибо, Петь.

— Я с тобой, — Люба не желала оставлять ее одну.

— Ты же староста.

— А ты моя подруга, — она достала из сумки мобильник. — Сейчас попрошу подменить, и делов!

— Спасибо, — поблагодарила Марина, тормозя на перекрестке попутку. Спешить домой не хотелось, все еще было неловко за вчерашний срыв перед родителями.

— Давай за шмотками пробежимся, я тут одно прикольное местечко нашла, — листая «Космополитен», Люба стремилась всячески растормошить ее, пока они перекусывали в японском кафе на последнем этаже наводненного покупателями сити-молла. — Отвлечемся.

— Давай, — согласилась Марина. Макая в васаби «каппа-маки» [12], она ощутила, как во рту вместе с приправой мстительно загорчила бессильная злость.