Перекресток одиночества-4 - Руслан Алексеевич Михайлов Страница 23

на стальной ножке с острым концом. Активируется крохотным рычажком на одной из граней – кто бы сомневался. Горит ровным мягким светом, регулировки яркости освещения нет. Садовый светильник – вот что это такое. Таких полно и на нашей планете, где они чаще всего снабжены солнечными панелями и воткнуты острыми ножками в грунт рядом с дорожками на даче. У нас их принцип работы иной, но предназначение то же самое – дарить успокаивающий снег и отгонять пугающую тьму.

Частично стянув капюшон, я расстегнул верхнюю пуговицу, позволяя скопившемуся под одеждой горячему влажному воздуху выйти наружу. Прислонившись затылком к старому слежавшемуся снегу, я затих, с нескрываемой радостью ощущая как быстро в тренированное тело приходят новые силы.

Глупцы говорят, что-то вроде «мое тело – мой храм». Но в храмах не живут. В храмах ничего не меняют. Там вообще ничего не делают физически – и именно поэтому там всегда пахнет не застарелым потом, а ладаном и свечным воском. В храм пришел, помолился и ушел. Был бы я верующим, сказал бы, что в храме может жить душа, но никак не бренное тело. Так что я снова живу по некогда позорно оставленным мной ценным принципам. И один из них гласит, что мое тело – мой личный инструмент. Мой механизм активного бытия. И вот сейчас, сидя в полутемной снежной норе, после достаточно долгого отрезка нелегкой работы в неудобной тяжелой одежде, я чувствую, что мой механизм бытия в полном порядке. Шестерни ходят спокойно и ходко, они не буксуют в нажитом сале, не трясутся на дряблых остатках нетренированных мышц, не останавливаются из-за перехваченного непривычной нагрузкой дыхания – потому что мое дыхание ровное и размеренное. Я в полном порядке. И осознание этого грело душу получше всякого чая.

Я съел сало и допивал вторую порцию травяного настоя, когда сквозь узкий проход в пещерку втиснулся Сергей Блат, таща за собой кусок ткани, в которой я опознал разодранную палатку. Замерев у входа, он оглядел полускрытые снегом скелеты, оценил мою позу, а я сидел ровно так, как и вмерзшие в стену останки напротив, после чего гулко кашлянул и спросил:

- Тебя, Охотник, вообще ничего не берет что ли?

- Бояться надо не мертвых, Сергей – тихо ответил я, глядя как в забитых снегом глазницах смотрящего на меня черепа поблескивают искорки льда – Бояться надо живых.

- А то я не знаю! Я не об этом сейчас. Че я мертвых не видал? Может побольше твоего повидал.

- Скорей всего – кивнул я, вспоминая кладбище Бункера и то, сколько там относительно свежих могил.

Пусть старики и подпитаны «особыми» добавками в похлебке, но они все же не бессмертны. Так что да – еще живые обитатели Бункера успели вволю насмотреться на мертвых друзей. Кажется, я даже что-то читал на эту тему, когда начинаешь с особого рода безразличностью и странным пониманием относиться к регулярным смертям вокруг себя. Такое бывает у докторов, работников хосписов, в концлагерях и у жителей домов для престарелых.

- Тогда чего спрашиваешь-то? – спросил я, наливая себе еще немного чая и бросая еще один взгляд на скелеты в снежной стене.

- Так одно дело мертвецов хоронить… но ты то просто сидишь тут напротив скелета, попиваешь чаек и солнечно так улыбаешься.

- А… да это я о своем задумался. О личном.

- О личном в компании мертвецов?

- А почему нет? – я удивленно взглянул на Сергея и приглашающе указал на место рядом с собой – Присаживайся. Чая налью.

- Не – отказался он – Моя очередь снег копать. Я там все тобой накопанное разгреб, стенки поднял, чтобы с боков не задувало порошей. Филимон перекрестился и рычаг в вездеходе дернул – ну чтобы не глохло ничего. Вот ведь шут гороховый… почти сто лет прожил, а смерти все боится… Радист тоже при делах.

- Спасибо – кивнул я, оценив проделанный им объем работы – Черви не появились?

- Ни одного не нашел.

- Хорошо – я успокоено кивнул.

Черви – первый признак опасности. Медведи приходят вслед за червями, зная, что там их может ждать вкусное угощение. И есть у меня пока ничем не доказанная и может совсем глупая теория о том, что все крупные хищники наводятся на цель именно стайными червями, при этом хищникам не обязательно видеть самих червей. Между ними, возможно, существует какая-то иная связь.

Застегнув пуговицы, затянув потуже шарф и вернув на место капюшон, я подтянул к себе рогатину, проверил остальное оружие и снова замер у стены, погрузившись в спокойные полусонные мысли. При этом я знал, что надолго старика не хватит – дело даже не в возрасте, а как раз в тренированности. И я не ошибся. Вытолкнув кучу накопанного снега в пещеру, отдуваясь, он вылез следом и привалился к стене плечом, хватая ртом воздух.

- Так не пойдет – произнес я – Не хапай так воздух. Хочешь свалиться с простудой?

- В моем возрасте считай верная смерть… - просипел старик, утыкаясь ртом в воротник и силясь унять дыхание – Годы уже у меня не те, Охотник. Ой не те…

- Возраст тут не так важен – возразил я, протискиваясь мимо него – Когда последний раз за лопату или копье брался?

- Да, наверное, лет пятьдесят тому назад – рассмеялся он – А тут разве что на похоронах снегом покойника заваливал, так там и остальные помогали. Я этому всегда удивлялся…

- Чужой помощи? – удивленно спросил я уже из темного отнорка.

- Ей самой. В Холле раньше ни в одном деле, ни от кого помощи не допроситься было. А вот как кого снежком навеки прикопать – так все рады по горсти кинуть! Что за люди…

- А я считаю, что так и должно быть – отозвался я, вонзая лопату в плотный снег – Это инвестиция.

- Чего-чего? – пыхтящий Сергей сгреб снег на остатки палатки и с недоумением глянул на меня – Что за слово такое?

- Инвестиция – повторил я – Денежное вложение.

- Только здесь не деньги, а снег в могилку вкладывают.

- Именно – улыбнулся я – Это как гарантия того, что вложенные инвестиции однажды вернутся к тебе хотя бы в том же объеме. А лучше в двойном размере.

- В смысле – горстью снега похоронного?

- Ага. Ты закапываешь мертвеца, чтобы однажды закопали тебя.

- Ха!