И в болезни, и в здравии, и на подоконнике - Юлия Стешенко Страница 28

- Да, наверное.

Нелепая радость уже стекала со Стэна, как дождь с маскхалата, но в крови еще пузырились отголоски бессмысленного детского счастья. Их даже хватило на ответную улыбку – настоящую, а не вымученную, как последнее, через силу, подтягивание.

Стэн помог накрыть на стол и даже чего-то там поел, не обращая внимания на содержимое тарелки. Отец расспрашивал о работе, о дневных событиях, о коллегах – и Стэн отвечал так подробно, как мог, не нарушая подписки о неразглашении, и даже пытался шутить. Терять внезапно полученный драйв не хотелось, и Стэн пришпоривал себя, разгоняя эмоции, словно захлебывающийся на подъеме автомобиль. Но радость уходила, высыпалась, как песок сквозь пальцы, и вместо нее тело наполняла чугунная усталость. Стэн вдруг понял, что не может даже вилку до рта донести. Он не хотел слушать. Не хотел говорить. Не хотел двигаться.

Просто закрыть глаза. И помолчать. В тишине.

Отец, уловив его настроение, затих и быстро доел свою порцию. Они молча убрали со стола и так же молча ушли в гостиную, к телевизору. Отец включил какой-то бесконечный ситком, а Стэн, откинувшись на спинку дивана, прикрыл глаза.

Теперь радости совсем не осталось. Стэн чувствовал себя выжатым и раздавленным, как лимон под гусеницами трактора. Все события этого безумного дня навалились на него, прижимая к земле. Бесконечные коридоры под землей и визжащая горгулья, брезгливая гримаса Дагомари и фейерверк заклинаний, чучело русалки и зарывающая в землю книга… Стэн знал, что все это нужно обдумать. Усвоить. Осознать. Но Стэн не мог. Впечатлений было так много, что они слиплись в единый пестрый ком, наглухо закупорив мыслительный процесс. Сознание судорожно трепетало, как схлопывающиеся без кислорода легкие, но приема Геймлиха для мозгов не существовало. Стэн сосредоточился, пытаясь возродить ликование, которое охватило его после выстрела. В тот момент все казалось таким простым, таким правильным. В тот момент Стэн чувствовал, что он сможет все, что захочет.

Теперь это был просто выстрел. Обычный. Любой бы с такого расстояние попал.

- По-моему, тебе надо отдохнуть, - отец сочувственно похлопал его по плечу и тут же убрал руку, не дожидаясь, когда Стэн отстранится. – Иди-ка в кровать.

- Да. Сейчас.

Стэн вышел на кухню, налил в стакан воды и достал флакон с эликсиром. Две капли. Не больше. Это важно.

Мерцающая жидкость растворилась в воде без следа. Стэн поднял стакан и настороженно понюхал. Ничего. Просто вода. На мгновение возникло ощущение, что он делает какую-то чудовищную глупость. Здесь, на кухне, знакомой до последней щербинки на кафеле, магия казалась абсурдом и выдумкой. Нелепостью.

Не позволяя себе углубиться в сомнения, Стэн поднял стакан и опрокинул в себя. Вода пахла лакрицей, хвоей и чем-то знакомым, химическим – то ли мылом, то ли чистящим порошком. Рот после нее онемел, но чувствительность тут же вернулась, а вместе с ней – ощущение прохлады, как после мятной жвачки. Стэн прислушался к себе – вроде бы ничего не изменилось. Все то же мучительное осознание бессмысленности происходящего, приправленное кромешной усталостью.

А через полчаса Стэна накрыло. Он стоял в душе, выдавливая жидкое мыло на губку, и вдруг почувствовал: вот оно. Как будто разжали туго скрученную внутри пружину. Стэн длинно, с облегчением выдохнул и откинулся на запотевший кафель, блаженно зарывая глаза. Ушла постоянная дергающая тревога, и вечное раздражение истаяло, утекло куда-то вниз, в сток, подхваченное горячей водой.

А выстрел-то получился действительно был неплохой. С восьмидесяти футов точно в центр ебучего дневника – ну круто же!

И сама идея охуенная. Ругер не додумалась.

Самодовольно улыбнувшись, Стэн выключил душ и начал растираться полотенцем – жестко, до красной кожи. А потом, натянув джинсы, джемпер и теплую куртку, вышел на задний двор. Сзади хлопнула дверь, по гравию заскрипели торопливые шаги.

- Стэн, подожди! Ну зачем ты опять лезешь в эту проклятую яму? Декабрь же на дворе, позавчера снег шел, - отец поймал его за плечо и развернул к себе. – Вернись в дом, пожалуйста.

Стэн напрягся, ожидая привычную волну ярости. И медленно, с облегчением выдохнул. Ярости не было, досады не было, даже стыда не было.

- Все нормально, пап. У меня там пенка, и спальный мешок, и теплое одеяло. Не волнуйся.

Аккуратно отцепив от себя руки отца, он спрыгнул в окоп и нырнул в спальник.

Теперь Стэн чувствовал твердую, надежную землю под собой, и рядом с собой, и вокруг. Он был защищен со всех сторон. Он мог встретить врага. Или встретить друга. Боевое братство – это самая надежная штука на свете. А окоп – самая безопасная.

Сон подошел к нему, погладил мягкой лапой и навалился на грудь – теплый, мягкий, тяжелый. Стэн увидел сержанта – сержант улыбнулся и хлопнул его по плечу. Стэн увидел маму – мама была жива, она протягивала к нему руки. А потом был свет прожекторов, и скрип коньков по льду, и трибуны скандировали «Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!». И она вылетела из темноты – гладкая, круглая, черная. Стэн подцепил шайбу клюшкой, повел, обходя противников, размахнулся и загнал в ворота одним невероятным длиннющим ударом. Стадион взорвался ликующими воплями и аплодисментами, пронзительно завизжали пластиковые дудки. В переднем ряду, прямо за стеклом, вскинул кулак в победном жесте отец, а рядом с ним радостно орала Делла, подпрыгивая на месте как заведенная, и Стэн поразился: как же она, оказывается, красивая. А он-то, дурак, и не замечал!

Счастливо рассмеявшись, Стэн помахал трибунам рукой.

Глава 13

***

Сначала я летел на самолете, потом взял в аренду автомобиль. Дешевая и яркая, как мыльница, «Хонда Цивик» приняла меня в пластиковое нутро, морозно выдохнув в лицо кондиционером. Внутри у нее пахло цветами, хлоркой и застарелой, выдохшейся гнилью.

Такой же запах был в похоронной конторе, которая занималась погребением отца. Цветы, хлорка и гниль. И кондиционер, швыряющий в лицо комки холодного воздуха.

Я выехал со стоянки, пробился через бесконечные дорожные пробки и выехал на трассу. Пустыня посмотрела на меня равнодушными белыми глазами – а я посмотрел на нее. И мне тоже было все равно. Потому что у меня была цель. И я знал, что я ее достигну. Сейчас или потом, так или иначе, но достигну.

Бесконечное море песка приняло меня в свои объятия. Тонкая серая лента шоссе рассекала его надвое, как нож, и я мчался по кромке острия, не сбавляя скорость ниже семидесяти миль в час. Крохотные пропыленные