Остатки - Никита Владимирович Чирков Страница 28

– Я правильно понимаю – это ты так решил убрать напускную заносчивость, дабы показать свое понимание человечности?

– Всю жизнь считал эту вот человечность обузой.

Ксения ничего не ответила.

– Вы все читаете меня худшим из людей лишь потому, что я не умею плакать перед толпой и утопать в сожалениях, то есть контролирую себя, а уж никак не из-за моих ошибок. Все дело в раскаянии, верно? Если тебе так удобно, то я раскаиваюсь действиями, а не слезами, что удивительным образом делает меня единственным человеком, способным что-то изменить. Я знал прекрасных людей, которые, как ты, позволяли эмоциям диктовать направление, причем направление хорошее, созидательное, опять же, как и ты, когда пыталась арестовать Эхо, но сделала это лишь благодаря моей помощи. Так вот, все эти люди, не поверишь, были лучше меня. Я это признаю, да вот только мир сожрал их, наплевав на их жертвы и страдания, а я еще здесь, делаю все, чтобы спасти остатки! Хочешь обвинять меня? Пожалуйста, против не буду, я заслужил, но только не вини меня в том, как ты себя чувствуешь.

– Выговорился? – Ксения звучала именно так, как рассчитывал Итан, – взросло, с характером, как лидер. – Хорошо. Видишь ли, Итан, после всего, что мы пережили, я не знаю, чего хочу, потому что обычная жизнь так от нас далека, что кажется утерянной навсегда. А значит, остается работа, которая приносит столько последствий, что порой мне кажется, что лучше просто ничего не делать.

– К таким же выводам пришел Бенджамин.

– О, про это мне даже не рассказывай. Тогда с ним была я, а не ты. И именно из-за этого я и задаюсь вопросами, потому что без них… Я видела, в кого превратился Бенджамин, и не хочу стать такой же.

– И вновь я говорю: ты больше не одна. Мы справимся вместе, я в этом уверен.

– Поделись.

– Ты напоминаешь мне о самом важном – о человечности, а я не даю тебе утонуть в сожалениях и скорби. Мы – команда. А Данакт – одинокий подросток, который полон страха и неуверенности. Я знаю его лучше любого – не из-за общего ремесла, а из-за общей судьбы.

– Вот теперь ты меня удивил.

– Хочешь еще удивлю? Я искренне, честно, рад, что ты жива и помогаешь мне. Не знаю, как бы справился без тебя. А раз мы оба еще не сдались, значит, все у нас получится вместе, и я благодарен тебе за это.

– Сам Итан Майерс благодарит меня – до чего мы докатились! – с улыбкой произнесла Ксения. – Надеюсь, ты так не вымаливаешь у меня извинения за то, что назвала тебя преступником?

– Нет. – Итан подхватил настрой. – Хотя, что уж таить, сделаю великий шаг, признав, что с точки зрения законодательства я и правда преступник. Но, во-первых, у меня есть классный адвокат – да, уверен, ты меня прикроешь. А во-вторых, как бы так выразиться корректно… для победы над преступником ныне нужен лишь другой преступник. Времена-то нынче суровые, как ты не могла не заметить.

– Вау, ты продолжаешь меня удивлять – горжусь тобой!

– Спасибо, стараюсь. А одна из двух причин, почему я хочу знать о твоих планах и мечтах, – ибо есть шанс, как и всегда, но ныне ставки слишком большие, что, как и говорил выше, вероятно, дорога в один конец. Для победы надо знать, зачем воевать, автоматизм тут не поможет, мы с Бенджамином на своем опыте это знаем. Нужны лично своя мечта и цель, всегда придающая нужные силы.

– А вторая причина?

– Я боюсь не справиться. Успешных моментов в моей карьере, как ты знаешь, крайне мало. А когда случился Отказ… когда я остался один… Скажем-с так, сомнения вырастают из переосмысления слишком легко, а вот избавиться от них – проблема. Впервые есть тот, кого могу победить лишь я. Что еще больше привносит странного одиночества.

– Ты тоже больше не одинок, Итан.

18

Удивительно, думала Агата, сидя на скамейке в парке, как быстро выветривается из памяти более ненужное для восстановления организма средство. Ей приходилось принимать несколько таблеток, чей один лишь вид довольно быстро начал раздражать, представляясь этаким злым преследователем, постоянно напоминающим о травмирующем событии. А ведь были еще вкус и последующий эффект воздействия, не говоря уже о строжайшем графике приема, чье нарушение накладывало дополнительный слой стресса. Но вот наступает момент заслуженного освобождения, где, не чураясь эмоций, Агата выкидывает их со всей силой размаха так далеко, как только может, отпуская тягостный груз прошлого. Но помогло ей в этом не воссоединение с мужем и уж точно не встреча с дочерью, а самое банальное путешествие, которое началось не из-за любопытства, а от бегства. Та единственная встреча с семьей закончилась самым ужасным выводом для любого родителя или супруга – признание ошибочности столь ценной связи. Отчасти Агата даже надеялась получить в ответ гнев, который стал бы заслуженным сжиганием возможного обратного пути, но Филипп удивил ее, сказав:

– Я всегда любил и буду любить тебя. Сколько бы тебе ни потребовалось времени, я буду ждать, потому что ты не одна, здесь твой дом.

Не находя слов, Агата обняла его и ушла, лишь кратко взглянув на играющую дочь, чьей матерью она не знает как быть. А потом ее вело желание двигаться: сначала пешком, а после и на автомобиле. Агата ездила по Мегаполису и совершала не свойственные ей поступки – знакомилась с людьми. За свою жизнь она подобного сторонилась, твердо стремясь обретать лишь полезные для карьеры и комфорта связи, не ища себе места в том или ином коллективе или компании друзей. Ей было достаточно общения с родителями и парочкой знакомых, но со временем взрослые умерли, а близкие отстранились. При этом, несмотря на встречу с мужем и активное расширение круга друзей, сам навык любознательности в адрес людей особого развития не получил. И вот она отдалась этому новому для нее образу жизни – меньше думать, чаще чувствовать, больше делать. За пусть и небольшое время Агата активно нагоняла процесс наполнения культурой, расширяя вместе с тем и коммуникабельные навыки. Новые места, новые люди, новые занятия и впечатления, а главное – она раскрепостилась и начала ощущать то самое, толком