Айзек Азимов - Дуновение смерти [Сборник] Страница 29

— Не уверен, — ответил он, — но лучше это выяснить. А потом, мне бы хотелось закончить его работу и утереть этим мерзавцам нос.

— Ты знаешь, — сказала Дорис, — я очень боюсь.

Подчиняясь внезапному порыву, Брейд встал, обошел стол и положил руку на ее плечо:

— Это нам не поможет. Надо бороться, пока события только разворачиваются. И мы будем бороться, вот и все.

Она закрыла глаза, и ее голова прижалась к его груди.

— Да, дорогой, — сказала она.

Повернув машину с Пятой улицы на Университетское шоссе, Брейд поехал навстречу двум совершенно одинаковым кирпичным башням административного корпуса, которые, казалось, вырастали прямо из зеленой лужайки университетского двора. Без машин, носившихся обычно вокруг, без громкого шуршания шин и скрежета тормозов, без сильного запаха бензина здание выглядело неестественно.

Университет казался чужим и враждебным. Может быть оттого, что было воскресенье, а может быть, Брейд больше не чувствовал себя здесь своим человеком. Какие-то связи оборвались. В душе он уже примирился с тем, что больше не имеет к университету никакого отношения.

Брейд вошел в автоматический лифт и поднялся на четвертый этаж. Все двери лабораторий и кабинетов были заперты, и в коридоре царила темнота. Он включил свет и направился туда, где в середине коридора была лаборатория Ральфа.

Брейд достал связку ключей и стал быстро перебирать их, чтобы найти каким отпереть дверь. Сначала что-то показалось ему непривычным. Ах да! Ведь одним ключом стало больше.

С чувством неудовольствия он вспомнил, как в пятницу сыщик принес ему ключ Ральфа. Неудовольствие было вызвано мыслью о том, что сыщик вовсе не собирается оставить дело в покое, а подозревает самоубийство или насильственную смерть.

С угрюмым видом он повернул ключ в замке, распахнул дверь, вошел и замер на пороге, словно сраженный параличом. Он никак не ожидал, что в лаборатории кто-то есть.

Повернувшееся к нему лицо тоже исказилось от испуга, в глазах застыл страх, рот полуоткрылся, как будто готовый закричать.

Напряжение понемногу отпускало Брейда. Уже вполне овладев собой (только голос выдал его удивление), он проговорил:

— Здравствуйте, Роберта! Должен признаться, я не ожидал вас здесь увидеть.

Роберта Гудхью опустила руки на колени. Она листала записи Ральфа (ящики его стола были выдвинуты). Страницы тетради медленно захлопнулись.

— Здравствуйте, профессор Брейд, — сказала она.

— Как вам удалось сюда проникнуть?

— Я… Я просто просматриваю его вещи. Вчера его похоронили, и мне… мне хотелось (она с трудом подбирала слова) найти что-нибудь и взять…

Она не окончила фразу, и Брейд готов был договорить за нее: «взять на память». Ему было больно за Роберту. Что можно сохранить на память о романе с аспирантом-химиком? Его старую пробирку с забытым в ней засохшим раствором? Несколько взвешенных им кристалликов, которые можно спрятать между страницами книги? Или хранить в коробке мензурку и вздыхать над ней?

— Мне очень жаль, что я не был на похоронах, — сказал Брейд. — Я не знал, когда его будут хоронить! (И подумал: «Дурацкое оправдание, я же мог узнать».)

Но Роберта ответила:

— Неважно. Его провожали только мать и я. Больше никого не было.

Мысли Брейда снова вернулись к вопросу, как она очутилась в лаборатории. Ведь, уходя вчера последним, он определенно запер дверь. Мог ли кто-нибудь побывать здесь после него и оставить дверь незапертой? Сыщик? У него же есть ключ! О господи, сыщики мерещатся ему под каждым столом, за каждой ретортой! А может быть, сюда заглядывал Грег Симпсон, напарник Ральфа по лаборатории? Ему бы и в голову не пришло запереть дверь.

Роберта будто только сейчас услыхала, о чем он спросил ее, войдя. Она тихо сказала:

— У меня есть свой ключ от этой двери.

— Вот как? Откуда?

— Мне дал Ральф.

С минуту Брейд молчал. Он закрыл дверь и защелкнул замок. Затем опустился на стул у входа в лабораторию и устремил внимательный взгляд на Роберту, сидевшую на месте Ральфа за его рабочим столом. Солнце пробилось сквозь облака, и лучи его, проникая через не слишком чистые стекла (окна университетских лабораторий далеко не всегда можно назвать прозрачными), освещали руку Роберты, золотя волоски на ее коже.

«А не так уж она некрасива, как кажется с первого взгляда, — удивленно подумал Брейд. — Конечно, ни высокой, ни стройной ее не назовешь и стандартам Голливуда она не соответствует. Но у нее длинные ресницы, хорошая форма рта, а кожа рук приятного теплого цвета и шелковистая. Зачем обязательно предполагать, что Ральф вынужден был довольствоваться ею по каким-то сложным соображениям? Почему не допустить, что в основе их связи лежало простое взаимное влечение?»

Брейд сказал:

— Я не знал, что Ральф давал кому-нибудь ключ от своей двери. Разумеется, я понимаю, что для вас он мог сделать исключение.

У Роберты сделался несчастный вид.

Брейд продолжал:

— Были какие-то особые причины, почему он дал вам ключ? — Он помедлил и добавил более мягко: — При обычных обстоятельствах я не стал бы в это вмешиваться, но ведь положение необычное.

Роберта быстрым движением руки откинула волосы со лба и подняла глаза на Брейда:

— Я знаю, о чем вы думаете, профессор. Мне нет смысла скрывать. Мы иногда встречались с ним здесь-после занятий. С собственным ключом я могла приходить сюда одна.

— Чтобы никто ничего не знал? Если бы вы приходили вдвоем, было бы заметней?

— Да.

Брейд почувствовал, что его охватывает смущение, но он резко и неожиданно бросил следующий вопрос — пусть он шокирует девушку, но необходимо ее заставить говорить правду:

— Вы беременны?

Веки Роберты заметно дрогнули, и она опустила глаза.

— Нет. (Она не рассердилась и не оскорбилась. Просто сказала «нет».)

— Вы уверены?

— Абсолютно уверена.

— Хорошо, Роберта. Не будем больше об этом говорить. Я спросил только потому…

Он внезапно остановился. Не мог же он объяснить ей, что на минуту представил, будто она не вовремя и неожиданно для Ральфа забеременела и вызвала у юноши ненависть своими просьбами вступить в благопристойное супружество. Представил ее оскорбленной предательством и ядовитыми, колкими попреками, на которые Ральф был великий мастер. Оскорбленной смертельно.

Но оказывается, она не беременна — или по крайней мере утверждает, что нет. В глубине души он все еще не отвергал такую возможность.

Он вяло закончил:

— Я спросил только потому, что подумал: вдруг между вами произошло что-нибудь… м-м… неожиданное. Тогда можно было бы объяснить рассеянность Ральфа и понять, почему случилось несчастье. Но поверьте мне, я понимаю, как вы расстроены. Почему бы вам не взять отпуск на неделю или на то время, что вам потребуется? На семинаре мы без вас обойдемся. Я найду, кем вас заменить. А когда самое тяжелое время пройдет…