Дело о краже артефактов (СИ) - Лифантьева Евгения Ивановна "Йотун Скади" Страница 32

Впрочем, женщин Иван допрашивал только ради того, чтобы не упустить какую-нибудь случайную информацию. Вдруг повезет? Хотя вряд ли кто из них причастен к преступлению.

Следы на клумбе явно принадлежали мужчине. Конечно, можно было предположить, что кто-то из представительниц прекрасного пола, надев мужнины сапоги, решил поправить семейный бюджет с помощью воровства… хотя в это верилось слабо. Ни один нормальный воришка не пойдет на дело, надев неудобную для себя обувь. Вдруг придется убегать? К тому же таинственный копатель оставил цепочку следов, по которой ясно читалось: шаг у него широкий, ноги — длинные. Женщина в обуви на много размеров больше, чем ей нужна, физически не может так широко шагать. Конечно, если это — не помесь баскетболистки с валькирией. Но таких среди служанок не наблюдалось. Все, как на подбор, были миниатюрные, даже пышечка-кухарка не отличалась высоким ростом.

Те же выводы сделал Иван и в отношении тринадцатилетнего Лика Бооти. Пацан выглядел гораздо младше своего возраста — лет на семь, не больше.

— Малыш — долгоживущий, — шепнул сыщику Оорно. — Изрядные способности. У полукровок так бывает: сын почти бесталанных родителей может вырасти в мага, равного по силе древним эльфам. Господин Суволли собирался взяться за его обучение, но теперь… Однако леди Лилиан готова отправить его в императорскую школу в Лапасе.

«Видимо, местный вариант Хагвартса», — предположил Иван, но ничего не сказал, лишь понимающе кивнул.

Юный маг пока не подозревал о ждущей его карьере, зато полностью снял все подозрения со своего отца.

Устарус Бооти ходил с женой и младшим сыном на ярмарку. Они опаздывали вернуться к обеду, поэтому перекусили в городе, в одной из забегаловок. Лику купили сладостей, о чем он радостно сообщил сыщику. Конечно, Бооти могли сговориться и заставить сына врать… но вряд ли даже самый талантливый мальчишка смог так подробно рассказывать, чем они занимались на ярмарке, если не был на ней.

Иван с облегчением записал в протоколе название забегаловки и приметы торговцев, у которых пацану покупали одежду. Конечно, все нужно перепроверить, но считать вором Устаруса Бооти очень не хотелось.

Садовник производил впечатление человека, вполне довольного жизнью. Работа у Суволли давала ему возможность всласть экспериментировать с любимыми цветами. Бывают такие счастливые люди, которые в любом положении находят приятные моменты. Как правило, они не имеют никакого отношения к криминалу. Если и вляпываются, то это будет, скорее всего, убийство по неосторожности или превышение самообороны.

Иван прикинул, какие мотивы могли заставить садовника пойти на воровство. Какой-то никому не известный долг? Например, крупный проигрыш в азартной игре (кстати, во что тут играют на деньги?). Наличие каких-нибудь родственников, попавших в сложную ситуацию? Или местный экзотический вариант: желание удрать от стареющей жены? Хотя жене Устаруса, матушке Арали, как ее звали другие слуги, не было и пятидесяти, и выглядела она, на взгляд Ивана, достаточно молодо. По земным меркам — лет на 35–40. Видимо, в ее жилах тоже была толика эльфийской крови.

«Садовник — деньги?» — записал Иван, понимая, что проверка счетов садовника — последнее, чем он будет озабочивать местных полицейских.

Дворецкий и конюх с самого начала не вызывали подозрения. Они имели артефакты для управления дхорками. Они могли в любую ночь перерыть хоть весь сад. Если до сих пор не покусились на цветы, то вряд ли им пришло бы в голову заняться этим именно в ту ночь, когда убили мага.

Оставалось двое: старший сын садовника Фрас и муж кухарки Веспар Сим. И тот, и другой теоретически могли оказаться в обеденное время около конюшни. И тот, и другой при определенных обстоятельствах могли пойти на воровство. Бунтующий подросток, слишком самостоятельный и амбициозный, чтобы принимать отцовскую философию умеренности, и неизвестно откуда взявшийся приблуда, с виду больше похожий на моряка, чем на сельхозрабочего…

Веспар Сим оказался чистокровным человеком, поэтому выглядел на свои тридцать три, причем изрядно потрепанные. Едва взглянув на помощника конюха, Иван хмыкнул: «Так и есть — контингент».

Шутку о разделении человечества на людей и контингент землянин слышал от одного из старых следователей прокуратуры, «дяди Васи», как его называли коллеги, то биш Василия Степановича Гринько. «Контингент я и во фраке учую, — говорил дядя Вася. — Много их сейчас фрачных, да все одно — контингент». Иван научился «чуять контингент» на третий год работы в прокуратуре.

Оказалось, что эта «чуйка» работает и в иномирье.

Муж поварихи был высок, худощав и улыбчив. Дочерна загорелая кожа, узкое лицо с ранними морщинами, голубые глаза и неопределенно-мышастого цвета волосы… Вроде парень как парень… наверное, должен нравиться девушкам — тем, что без особых претензий. Настораживали какая-то развинченная походка, манера поводить плечами да цепкий настороженный взгляд.

«Как там Акир говорил? — Иван постарался дословно вспомнить реплику конюха. — „Распряг жеребца, а тут как раз она пришла“. Кажется, так». Что делал в тот момент ездивший с хозяином Веспар, Акир не знал. Но, раз жеребец был уже на конюшне, то и муж поварихи — где-то в поместье.

Поэтому Иван начал издалека:

— Куда ты возил господина Суволли утром накануне его смерти?

— В нижний город, к мастерам.

Похоже, это направление разговора понравилось Веспару, поэтому он словоохотливо добавил:

— Есть там чудик один из подгорных. Все они с хозяином какие-то дела затевали. И этот еще, господин Буригаг, что к госпоже Лилиан ходит. Хозяин от гнома довольный вышел, прыгнул в коляску и приказал: «Гони, а то к обеду опоздаем».

— И как, успели?

— Да откуда ж я знаю? Мое дело маленькое: привез господина, завел лошадь во двор, а там Акир разбирается. Я к себе в коттедж пошел.

— Что, прям так — не евши? Или жена тебе дома готовит?

— Почему не евши? Зашел на кухню, взял судки, пошел к себе. У нас в поместье так заведено, что тем слугам, кто в доме не работает, обед в судках дают.

— И кто там был, на кухне-то?

— Моя благоверная да молодой Бооти. Вечно Фраска в доме ошивается, словно не садовник, а лакей какой… Девка приютская забегала, она на стол подавала, прибежала, уцепила супницу — ни здрассти, ни до свиданья, словно не заметила…

— И чего твоя Мергель его не гонит? Видит же, небось, что отлынивает…

— Кто ж ее знает? Фраска ножи точил. Я сам слышал, как Мергелька ему сказала: «Пока все не переточишь, жрать не дам».

Видимо, тема ножей зацепила кухаркиного приймака:

— Вот ты, господин сыщик, можешь понять этих баб? Я ей говорю: «Давай, я сделаю». А она в ответ: «У Фрасика лучше получается, у него руки золотые». Фрасик! Всего-то делов, что прабабка эльфу дала, а гонору, гонору! «Руки золотые!» Зато язык говенный! Ну, я развернулся и пошел в дом…

— А потом?

— Я ж говорю — в дом пошел, поел да спать лег.

«А ведь ты ревнуешь, парень, — мимоходом подумал Иван. — Хотя поговорить с этим дамским угодником тоже нужно».

Утром Фрас должен был работать в саду, но между завтраком и обедом его видели в десятке мест: и на кухне, и на втором этаже около комнат леди Лилиан, и даже возле башни мага.

— Этот лентяй делал вид, что подстригает траву, — скривился дворецкий, когда Иван попросил его вспомнить обо всех встречах в то утро. — Не знаю, чему его учит отец, но Фрас больше мусорил на дорожках, чем ровнял газон. Я сделал ему выговор и обещал серьезно поговорить с Устарусом. Ему пора искать для сына другое место. Садовника из парня не получится, а вот расторопный приказчик — вполне. Фрас, конечно, обиделся на выговор, но перечить не стал, побежал за метлой.

В поисках метлы парень вполне мог оказаться около находящейся в другом конце сада конюшни. Однако, по расчетам старины Оорно, было это гораздо раньше обеденного времени.

Сам Фрас не смог толком вспомнить, что делал в то утро. Впрочем, слова Веспара о ножах подтвердил: