Царство Страшных - Керри Манискалко Страница 32

— Почему это… — Я села, поморщившись от вновь вспыхнувшей боли. Моя кожа начала гореть, как будто лихорадка настигала меня. Я посмотрела на корни на потолке, собирая воедино то, к чему клонила Зависть. И мой желудок опустился. — В Коридоре Греха было дерево. Мне пришлось поить его кровью, чтобы открыть потайную дверь.

— Ты знаешь, почему я послал тебя за зеркалом? — Зависть давил, его тон принимает некоторую срочность. Я покачал головой. — Потому что ключ, чтобы разблокировать магию на дереве, требует крови бога ада. Крови богини. Никто другой не может открыть эту дверь. И я имею в виду никого, каким бы могущественным он ни был.

— Кровь и кости. — У меня болела голова. — Если Гневу даже удалось каким-то образом вырваться на свободу, он не сможет найти меня. Коридор Греха блокирует нашу связь.

И даже если он нашел дерево, он не может получить к нему доступ.

— У дерева есть корни, но оно часто перемещается, что делает почти невозможным его отслеживание любым демоном. А это значит, что нам нужно разработать план побега. — Он с отвращением посмотрел на мою рану. — И нам нужно сделать это быстро, прежде чем ты вообще будешь мне полезен.

— Твоя забота о моем благополучии поистине трогательна. — Я вздохнула, когда Зависть кивнул в знак согласия, явно упуская из виду сарказм в моем тоне. — Я не могу расплавить решетки. Сомневаюсь, что смогу прожечь нам выход. Я могу сказать своей сестре, что соглашусь отдать ей свое смертное сердце, но если она доберется до моего сердца до того, как мы сможем ее подчинить, думаю, моего согласия будет достаточно, чтобы она начала действовать. Что ты предлагаешь?

Зависть прохаживался по маленькой камере, проводя рукой по волосам. Он шевельнул челюстью, как будто ему пришла в голову идея, но он молча спорил сам с собой. Наконец он остановился и повернулся ко мне. Выражение его лица было холодным. В его глазах две ямы бездонной ненависти.

— Твоя сестра хочет меня.

Я моргнула, когда его смысл дошел до меня.

— Ты собираешься на это? Предложить секс с тобой?

— Мы на грани войны, Эмилия. Я трахну ее до потери сознания, если придется. Я воспользуюсь своим грехом и сделаю так, чтобы она позавидовала любому другому любовнику, которого я возьму после нее.

Это может выиграть время, чтобы выскользнуть из камеры.

— А ты? — спросила я, ненавидя даже мысль о том, чтобы согласиться с тем, что явно заставит его быть на грани того же, что и испытание на себе грех моего мужа. — Если я ускользну, ты все равно будешь в ловушке. С ней. Неизвестно, действительно ли она убила командира Жадности. И мне не хотелось бы видеть, что она сделает с тобой, если ты предашь ее.

— Твоя забота о моем благополучии поистине трогательна, — процитировал он мне в ответ, чем заслужил оскорбительный жест рукой. — Я подойду, чтобы быть рядом с дверью камеры. Затем я подтолкну ее к матрацу, буду настолько груб, насколько она хочет, и захлопну дверь, прежде чем она сообразит, что мы делаем. Если нам повезет, мне не придется прикасаться к ней больше, чем подталкнуть к кровати.

— Мне это не нравится. Там… — Низкий, хриплый кашель напугал нас обоих. Я кинула на принца обвинительный взгляд, и он пожал плечами. — Как ты не упомянул, что здесь был еще один человек?

— Регенерация сердца — непростая задача. Я проснулся незадолго до тебя.

Зависть подошел к решетке, вглядываясь в полумрак.

— Кто здесь?

Еще один кашель. Это не звучало нормальным.

— Привет? — спросила я, подойдя к Зависти. — Гнев?

— Эмилия?

Мое сердце болезненно сжалось. Это был не мой муж. Я не могла сказать, чувствовала ли я облегчение или больше волновался за его благополучие. Но тем не менее я узнала этот голос.

— Антонио? — Он снова закашлялся, звук стал ближе. Как будто он был в камере рядом с нашей. — Ты тоже в тюрьме?

Его тихий смех перешел в мучительный кашель.

— Она пообещала, что я снова увижу свою маму. Если я сделаю все, что она скажет. Она хотела, чтобы я притворился, что убил тех девушек. Если я сыграю свою роль, она поклялась, что вернет мою мать. Так же, как она поступила с волком. Ангел смерти. Я так и думал. Кто еще, кроме ангела, мог вернуть мертвых? Я подумал, может быть, она вернет и ведьм. Я не знал… я не знал, что она хотела отомстить их семьям.

Я закрыла глаза. Его действия имели смысл. Он не был прежним после смерти матери. Резко влился в святое братство, отдалился. Горе было не просто тенью, которая преследовала людей; это был худший компаньон. Это была эмоция, которая могла либо побудить кого-то увянуть от печали и слез, либо превратить его в монстра. Жажда мести, как крови. Справедливости. Возмездия. Как будто пролитая кровь вернет этого человека. Я знала. Это была та самая искра, которая зажгла мой нынешний путь.

Со стороны Виттории было жестоко внушать ему такую несбыточную надежду. Бесчеловечная. Я ухватилась за веру в то, что какая-то благородная сторона ее все еще осталась. Что-то искупительное. Связь между нами, которую невозможно разорвать. Если нет, то, возможно, Жадность был прав. Может, ее и не надо спасать.

— Она обманула всех нас, Антонио. Даже меня.

Зависть сверкнул взглядом, говорящим, что он не был обманут, и я жестом попросила его держать свой беспокойный рот на замке. Он поднял руки, притворно сдаваясь, и вернулся в свой угол, чтобы спрятаться и не говорить. Богиня, дай мне сил, чтобы иметь дело с высокомерными, самовлюбленными принцами демонов.

— Ты хочешь вернуться домой прямо сейчас? — спросила я, когда мой старый друг больше ничего не сказал. — Еще не поздно, ты же знаешь.

— Дом. — Он сказал это слово, как будто проверяя его и обнаружив, что вкус слишком горький для него. — Это все очередной обман, не так ли? — Прежде чем я успел придумать ответ, чтобы утешить его, он сказал: — Доменико никогда не покидает ее. Даже когда она спускается сюда, он стоит в конце коридора, охраняя. И он не один. Трудно разобрать, но обычно есть несколько других. Привезли сюда новых. Она не подходит к камере, но я вижу, как она смотрит. Она кажется более дикой, чем другие. Как дикая собака, которая не выносит клетки. Доменико кажется взволнованным, когда она рядом. Что постоянно в последнее время.

— Откуда ты знаешь, что