Дэн Симмонс - Пятое сердце Страница 35

– Необходимая уловка, – ответил Холмс. В комнате было еще одно кресло, развернутое к столу Джона Хэя; в него сыщик и сел. – Те, кто за мной охотится, знали, что я выполню просьбу Неда Хупера.

– Те, кто за вами охотится… – повторил Хэй.

– Долго же вы сюда добирались, – заметил Кинг. – Вы говорите, Хупер – у вас нет никакого права называть его Недом – обратился к вам за помощью касательно карточек весною девяносто первого, а вы явились сюда весною девяносто третьего, через несколько месяцев после того, как Нед наложил на себя руки. Хорошо, что вы не пожарный и не полицейский.

– В некотором смысле я полицейский, – тихо ответил Холмс. Он откинулся в глубоком кресле и небрежно положил ногу на ногу.

Генри Джеймс наконец обрел голос. Он старательно обратился к Хэю и Кингу, а не к человеку напротив:

– Вчера вечером от господина Воллебека, его супруги и дочери мы получили неопровержимое свидетельство, что этот джентльмен, в собственном обличье или в чужом, норвежский исследователь Ян Сигерсон. Мы слышали, как они бегло говорили между собой по-норвежски. Мы слышали, как господин Воллебек упомянул их общих знакомых. Мы видели фотографии из тибетской экспедиции Сигерсона, в том числе сделанный в Бомбее снимок, на котором Сигерсон запечатлен с другим норвежским исследователем, Свеном Андерсом Гедином, известным всем троим Воллебекам. Мне представляется, что отсюда можно сделать лишь один здравый вывод: этот человек выдает себя за английского сыщика Шерлока Холмса. Быть может, пребывание в гималайских высокогорьях повредило его рассудок.

Холмс вынул трубку изо рта и хохотнул:

– Мой дорогой Джеймс, неужели вы и трюки циркового иллюзиониста принимаете с тем же легковерием, как мои подтверждения личности Яна Сигерсона?

Джеймс побагровел от гнева и смущения, однако усилием воли заставил себя ответить спокойно, рассудительно, культурно:

– У господина Воллебека, его жены и дочери не было никаких причин лгать…

– У них была одна превосходная причина, мой дорогой Джеймс. – Холмс встал и ткнул в воздух чубуком трубки. – Как только стало известно, что мы обедаем с Воллебеками, я телеграфировал королю Скандинавии Оскару Второму, чтобы тот поручил своему норвежскому посланнику подтвердить мою историю. Дело в том, что исследователь Ян Сигерсон мне еще пригодится. В эту самую минуту господин Воллебек рассказывает репортерам из «Вашингтон пост» и писателю из «Вашингтон критик», как чудесно провел вечер со своим земляком Сигерсоном в доме мистера Джона Хэя.

– Так король Норвегии делает все, что вы потребуете телеграммой? – спросил Кларенс Кинг, опускаясь в кресло, с которого встал Холмс. – В том числе приказывает одному из самых уважаемых дипломатов, его жене и дочери врать в глаза таким почтенным людям, как Джон Хэй и Генри Джеймс? Вы впрямь ждете, что мы в такое поверим?

– Верьте во что хотите, – небрежно ответил Холмс. Он подошел к окну, открыл ставни и стал смотреть на улицу.

– Диалог на норвежском… – начал Генри Джеймс.

– Был далеко не безупречен с моей стороны. – Холмс отвернулся от улицы, и теперь его выразительный силуэт был четко виден на фоне светлого окна. – Больше всего я опасался, что дочь, юная Ода, несмотря на все наставления отца, рассмеется над моим ломаным норвежским, который я освоил за два месяца общения с его величеством королем Оскаром Вторым в Лондоне в восемьдесят восьмом и за девять недель зимой – весной восемьдесят девятого, накануне своей «гибели» в Рейхенбахском водопаде.

– Очевидно, вы уладили и впрямь очень деликатное семейное дело, – саркастически заметил Кинг, – коли европейский монарх до такой степени у вас в долгу.

– Вообще-то да, – ответил Холмс, – однако причина, по которой его величество король Скандинавии поручил своему посланнику солгать на званом обеде, иная. Король Оскар Второй прекрасно знает, чем была вызвана моя миссия в Тибет и что мне поручено в Вашингтоне. Он знает, кто наши враги… а они и ваши враги, джентльмены. Его величество включен в длинный список достойных лиц, которые будут убиты в ближайшие несколько месяцев или лет, если этих людей не остановить.

Кларенс Кинг вздохнул и сцепил пальцы:

– Этих людей… Теперь мы имеем теорию заговора и паранойю. Неужто вы не избавите нас ни от одной характерной черты безумия, мистер… как бы вас ни звали.

Холмс рассмеялся почти по-мальчишески. Не отвечая на вопрос, он выудил из кармана четыре фотографические карточки, две убрал обратно, а первую из двух оставшихся протянул Кингу:

– Не будете ли вы любезны передать ее мистеру Хэю и мистеру Джеймсу? Спасибо.

Джеймс ждал. Когда фотография наконец добралась до него, он увидел, что это почти наверняка увеличенная копия. Мужчина с черными, зачесанными назад волосами, аккуратными армейскими усами и сердитыми бровями стоял вполоборота на фоне зернистой и немного нерезкой уличной толпы. На первый взгляд ему можно было дать лет пятьдесят, однако отвислые складки щек выдавали истинный возраст.

– Это полковник Себастьян Моран, бывший офицер Индийской армии. Служил в Первом саперном Бангалорском полку. Участвовал во многих кампаниях афганских войн, награжден медалью за рукопашную схватку в Кабуле, во время которой убил девятерых афганцев. Считается лучшим охотником и самым метким стрелком в Азии… быть может, во всем мире. Полностью его зовут Джон Себастьян «Тигр Джек» Моран, хотя очень мало кому это известно.

– Полковник Себастьян Моран… – пробормотал Кларенс Кинг, когда Джеймс вернул ему снимки. – Черт побери, я читал его книги! «Охота на крупного зверя в Западных Гималаях» и «Три месяца в джунглях». Охотничьи воспоминания. Чертовски увлекательно написано!

Холмс, который теперь стоял спиной к окну, кивнул:

– Он опубликовал обе книги в начале восьмидесятых. Издателю сообщил, что год его рождения – сороковой. На самом деле – тридцать четвертый. В следующем феврале полковнику Морану исполнится шестьдесят.

– На фотографии он выглядит куда моложе, – заметил Джон Хэй. – Когда сделан снимок?

– Полтора года назад в Калькутте, – ответил Холмс. – Полковник Моран последовал за мной из Швейцарии в Индию, чтобы меня убить. Ему заплатили за это крупную сумму. Убийства для полковника – главный источник дохода. Они приносят ему куда больше, чем два других рода занятий, из которых первое – сопровождать богатых толстых джентльменов туда, где те смогут убивать опасных зверей, а второе – избавлять богатых толстых джентльменов от денег за карточными столами.

– Наняли убить вас… – вздохнул Кларенс Кинг. – Теперь еще и паранойя.

– О да, – ответил Холмс. – Полковник Моран стрелял в меня дважды, первый раз в Калькутте, второй – в Дарджилинге, оба раза безуспешно. Затем, растратив почти все полученные деньги и не желая ждать моего возвращения из Тибета, вернулся в Лондон. Для величайшего охотника в мире Моран на удивление нетерпелив.

– Не понимаю, какое отношение это имеет к… – начал Джон Хэй.

– Вообразите же мое удивление, когда я через перевалы спускаюсь из Тибета в Сикким и получаю три пули из снайперской винтовки с расстояния почти в милю.

Наступила мертвая тишина. Джеймс слышал, как слуга поднимался по застланной ковром лестнице и как снаружи проехал экипаж.

– Три пули из снайперской винтовки, – сказал Кларенс Кинг. – Тогда вы наверняка покойник, и перед нами не просто лжец и самозванец, а еще и призрак. – Он посмотрел на часы. – Мне уже почти пора. Я должен… – Он поднял глаза, увидел, что́ делает Холмс, и на миг утратил дар речи.

Холмс снял пиджак, жилет, воротничок и галстук, а сейчас расстегивал рубашку.

Джон Хэй встал:

– Мой дорогой сэр…

– Это займет лишь несколько секунд, – ответил Холмс.

Под рубашкой у него не было белья. Он аккуратно повесил ее на спинку кресла, повернулся к окну и открыл ставни.

Второй раз, и теперь даже более отчетливо, Генри Джеймс увидел страшные круглые раны рядом с правой лопаткой Холмса – ему вспомнилось, что они называются входными отверстиями, – и расходящуюся от них паутину шрамов. Была и третья паутина, на боку, ниже двух первых.

Холмс повернулся, чтобы свет падал на его грудь, живот и правый бок.

На груди у него тоже был кратер – выходное отверстие, вспомнил Джеймс, а в нескольких дюймах левее и ниже – еще более сложный и уродливый рубец, от которого расходилось еще больше шрамов. На правом боку белели шрамы от третьей раны.

Длинными белыми пальцами Холмс тронул каждую рану, начиная с той, что под правой ключицей.

– Как я сказал, убийца стрелял с расстояния почти в милю и попал трижды, передергивая скользящий затвор, так что три выстрела уложились меньше чем в две секунды. Третья пуля, – он тронул шрамы на бедре, – настигла меня в падении. – Пальцы, уверенные, как у хирурга, вновь коснулись уродливого рубца второй раны. – Вторая пуля застряла внутри, так что моему врачу и спасителю пришлось ее извлекать. Она начала со спины, затем поняла, что пуля ближе к груди. Процесс получился долгим, и у нее не было обезболивающих.