Ошибка комиссара (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич Страница 38

А потом и пошло, и поехало. Кажется, что вся жизнь стала состоять из «изломов» и «перегибов». Не случайно же, император Николай Александрович, вместе с Манифестом о начале войны с Германией (не знал, что война будет Мировая), ввел еще и «сухой закон». Имелся, знаете ли, печальный опыт русско-японской войны, когда призывники, должные отправляться на службу, просто-напросто срывали мобилизацию, явившись на призывной пункт пьяными. А потом была революция, гражданская война. Про самогоноварение, как второе по частоте преступление после порубки государственных лесов, написано много.

И вот, уже наше, советское время, а народ пить никак не бросает. И что же государству-то делать? И государство придумало ЛТП — лечебно-трудовые профилактории.

Лечебно-трудовые профилактории возникли в шестидесятые годы, когда государство, устав бороться с пьяницами только словом, штрафами и воспитанием со стороны трудовых коллективов, решило пойти на очень непопулярные меры.

В ЛТП, помимо медикаментозных средств, алкоголиков лечили еще и трудотерапией. А что такого? Труд — лучший метод воспитания. Это еще Крупская и Макаренко говорили.

Реально, отправить человека в Лечебно-трудовой профилакторий было не так-то легко, и очередь претендентов всегда многократно превышала возможности. Требовалось обстоятельно доказать факты длительного пьянства, оставление семьи в трудном материальном положении, наличие бытовых неурядиц и многого ещё чего из этого ряда. Это когда речь шла о принудительном направлении на противоалкогольное лечение.

Впрочем, на моей памяти имелись и те, кто добровольно приходил либо в наркологию, либо в милицию, и сам просился отправить его в ЛТП!

Но быть кандидатом на отправку — это еще тоже не все. Для начала человека следовало отправить на наркологическую комиссию, где врачи выносили вердикт — нуждается ли алкоголик в принудительном лечении, или он сам справится?

Но, опять-таки, даже врачебная комиссия — это еще не последняя инстанция, потому что окончательное решение об отправке в ЛТП брал на себя суд.

Лечебно-трудовые профилактории прекратили свое существование в 1994 году. С одной стороны, вроде бы и неплохо. Дескать — все равно они никого не лечили, а являлись лишь источником бесплатной рабочей силы. И, вообще, ЛТП лишают человека свободы выбора, потому что каждый сам волен решать — пить ему или не пить.

А вот если посмотреть с другой стороны… Скажите, добрые люди, а что делать родственникам, которые изо дня в день живут рядом с бытовой пьяницей? Скажете — разводитесь и уходите. А если уходить некуда? ЛТП иной раз давало возможность родственникам просто отдохнуть от пьяных дебошей, перевести дух.

Но не только тунеядцы и алкоголики попадали во время «Магнита» в поле зрения милиции. Комплексная операция на то и комплексная, чтобы заодно проверять все «узкие» места — хранение оружия охотниками, автотранспорт, торговые точки и прочее, всего и не перечислить.

Подготовка к операции «Магнит» начиналась заблаговременно. Составлялись списки подучётников всех категорий, сыщиков заставляли готовить списки преступлений, перспективных к раскрытию, инспектора детской комнаты прикидывали, кого из своих подопечных можно будет отправить в спецшколу или в спецучилище, поскольку именно под операцию выделялись путёвки. Готовились списки нерадивых мамочек для лишения их родительских прав. Выверялись списки охотников для последующих проверок. На своем ли месте ружье? Наличествует ли железный ящик? Да не стал ли сам владелец ружья нарушителем административного законодательства?

Уже потом, когда операция «Магнит» подходит к своему началу, помимо собственных сил и средств, в город начинают съезжаться наши коллеги со всей области. Иногородних следует где-то разместить, договориться со столовыми, чтобы люди смогли поесть, иной раз и не в урочное время. А хорошо бы еще приготовить участникам операции скромный подарок. Ну, не совсем подарок, а просто, чтобы люди смогли за свои деньги приобрести дефицитный зеленый горошек, конфеты и что-то этакое, что не стыдно привезти домой. Всё-таки Череповец — «вторая столица области», хотя жители Вологды никогда с этим не соглашались, и кое-какие возможности на этот счёт имелись.

На начало операции приедет какой-нибудь областной начальник, не ниже заместителя начальника УВД, проявит отеческую заботу, как устроились приезжие, выступит, напутствует и вдохновит, без чего, понятное дело, никакого успеха быть не может.

И после такого благословления — вперёд! В течение последующих двух недель горожане с удивлением обнаружат милицию на улицах города, чего в обычные дни особо-то и не случается. Водители, следуя шофёрскому братству, станут передавать друг другу свежие слухи, где прячутся гаишники, а где и в открытую стоят. Все категории подучётников замрут на время, кроме самых отмороженных, неведомо откуда узнав о «милицейских облавах». Для кандидатов в ЛТП возникнут новые маршруты перемещения: дом — медкомиссия — народный суд с маетой в промежутках между этими инстанциями с мыслью: куда дальше, домой или на лечебно-трудовые нары?

Параллельно будут проверять предприятия, склады и торговые точки на предмет того — насколько они уязвимы для расхитителей социалистической собственности? Озаботился ли инспектор установкой химловушек, которые по замыслу их изобретателей призваны обязательно сработать в момент проникновения воров и оставить на них следы родамина?

С химловушками просто беда. Напрасно милиция заставляет администрацию на объектах выставлять их на нерабочее время в местах, где вор имеет наибольшую вероятность их затронуть и испачкаться в красящем веществе. Часто при проверках оказывается, что эти чудо-приспособления тщательно упакованы в полиэтилен и убраны работниками от греха подальше, чтобы самим не испачкаться в этой «гадости». Гадость это или нет, вопрос спорный, но отмыть родамин с тела ещё возможно, чтобы он хотя бы визуально был не очень заметен, а вот носильные вещи в случае трагического соприкосновения с ним будут безнадёжно испорчены. Да и в незаметном для глаза состоянии родамин ещё долго будет светиться в ультрафиолете.

Один мой коллега решил как-то подшутить над собственной женой. Притащил домой красивый кошелек, оставил его на видном месте. Разумеется, супруга, увидев кошелек, принялась его открывать. Как следствие — жена рыдала трое суток, на работе взяла отгулы (лицо не отмывалось, а главное — волосы! Розовый окрас был тогда ещё не в моде), а потом подала на развод. Правда, заявление всё-таки забрала после того, как незадачливый шутник перекрасил пол и купил новую тумбочку в коридор, а ещё новое пальто подарил жертве испуга. Но таких «шутников» у нас все-таки было немного. Да что там немного — один и был.

А вот практическая польза химловушек была, как бы это помягче сказать, несколько ниже ожиданий и затраченных усилий. Изредка следственно — оперативные группы привозили с мест происшествий сообщения о сработавших химловушках. Эти сообщения, как правило, сопровождались тихими ругательствами руководства объектов, интерьеры на которых оказались изрядно попорченными красящим веществом. А вот к установлению измазавшегося злоумышленника это приводило далеко не всегда. Иногда вор просто уносил химловушку с собой. Уносил — и с концами: ни ловушки, ни вора.

Но, несмотря на какие-то шероховатости, неизбежные при таких масштабных операциях, да ещё с участием приданных сил, не знакомых с территорией и обстановкой, две недели каторжного труда без выходных приносили свои плоды. Эти плоды тщательно фиксировались каждый день и заносились в огромную, размером со стол большого военачальника, таблицу. Ничто не ускользало от внимания: ни количество проверенных семейных скандалистов, ни число выданных направлений для трудоустройства тунеядцев. А если какая цифра, прежде чем быть предъявленной руководителю операции, приобретала более привлекательный вид, так ведь это же для пользы дела. Для мобилизации на последующие подвиги, так сказать.