Дело об убийстве маркиза де Лианкура (СИ) - Лариса Куницына Страница 39

Оставшись один, Марк снова вернулся к своим раздумьям. Его с самого начала всей этой странной истории смущало, как нагло и бесцеремонно ведёт себя граф де Полиньяк. Он превышал свои полномочия, не боялся поссориться с весьма влиятельными людьми и даже замахнулся на друга короля, требуя от Жоана его заточения. Он взял на себя это расследование и без каких-либо сомнений арестовал слуг графа де Лорма, пытался арестовать его супругу, вторгся в дом на рыночной площади и, его люди, даже узнав, что теперь этот дом принадлежит главному герольду короля, порывались его обыскать. Можно было решить, что де Полиньяк, как провинциальный аристократ, не разбирается в порядках, установленных в столице и при дворе, и преувеличивает значимость полученной им должности. Но это было не так, он был достаточно умён и образован, чтоб разбираться в подобных вещах. Раньше он вёл себя куда более сдержанно и разумно, он довольно давно обретался при дворе, участвовал не только в военном походе короля Ричарда, но и был участником его подготовки. Он был прекрасно осведомлён о том, чем занимается военное ведомство, и что никак не может входить в сферу его интересов.

Но случайное замечание Рожера вдруг навело Марка на простую разгадку странного поведения коннетабля. Скоро он будет решать, кому быть главным ювелиром, а также главным герольдом, королевским прево и главой тайной полиции. Он знает слабое место короля, ему известно о том, что славный предок Жоана Анри Золотое копьё фактически являлся узурпатором, потому что стал королём в обход старшего брата, являвшегося законным наследником. Если б он действительно казнил его до коронации, такой проблемы бы просто не существовало, но он предпочёл упрятать его от чужих глаз, скорее всего, в наскоро построенной в глуши гор и лесов крепости Лорм. И если теперь станет известно о том, что король Анри нарушил закон о престолонаследии, то… что с того?

Марк закрыл глаза и снова вспомнил таблички на драгоценных надгробиях. В тайной усыпальнице были похоронены принц Филипп, его супруга принцесса Клара, сыновья Луи и Альбер. Но там было ещё три могилы: некой принцессы Элоизы, супруги Луи и их детей Элинор и Этьена. Значит, мало того, что вместе с Филиппом в заточение отправилась его семья: жена и сын Луи, там родился ещё один его сын Альбер. А потом Луи женился на некой Элоизе и у них тоже были дети: мальчик и девочка. Все они оказались похоронены в этом склепе. Более поздних потомков не было, и если эта ветвь королевского рода пресеклась, то, по сути, Жоану нечего бояться, ведь тогда корона всё равно должна была перейти к его предкам по линии Анри. И чем тогда граф де Полиньяк, даже получивший в свои руки доказательства того нарушения правил престолонаследия, стал бы угрожать королю? Другое дело, если помимо Элинор и Этьена у Луи был ещё один сын, который вырвался из заточения и продолжил свой род. Тогда его потомки могли бы с полным основанием претендовать на трон, и право Жоана на корону оказалось бы под сомнением.

Де Полиньяк пытался заказать кольцо Марка Великого для кого-то другого. Может, он нашёл не только сведения о той давней трагедии и драгоценной усыпальнице, но и тайного наследника принца Филиппа? Что если он ищет доказательства узурпации трона королём Анри, чтоб оспорить законность правления Жоана и возвести на престол своего ставленника? Именно ему он хотел подарить копию королевской реликвии, как знак признания его права и поддержки в борьбе за трон. И тогда всё выглядит ещё более опасным, чем казалось раньше, потому что обратись этот наследник принца Филиппа в королевский суд с иском об оспаривании права Жоана на королевскую власть, законы Сен-Марко будут на его стороне. И тогда к власти придёт новый король, рядом с которым будет его верный вассал, а, по сути, благодетель граф де Полиньяк. И тогда он действительно сможет влиять на назначение главных сановников королевства, убедить нового короля отказаться от мира с алкорцами, отменить все мирные договоры и хартии, как заключённые ненадлежащим лицом, и снова развязать войну. И в этой войне новый коннетабль возглавит армию и, видимо, надеется увенчать свою голову венцом победителя.

Возможно ли такое? Вероятно не все признают нового короля, и тогда королевство будет расколото на два лагеря, на два враждующих войска, вспыхнет гражданская война, и неизвестно, как поведут себя при этом алкорцы. Удержатся ли они от искушения ввязаться в этот спор, поддержав одну из сторон и, воспользовавшись этим, занять часть территорий Сен-Марко. Допустит ли это Жоан или во избежание смуты примет решение суда и откажется от власти в пользу новоявленного родственника? Но и в этом случае начнётся война, на сей раз с алкорцами.

Марк вздохнул и покачал головой. Ему очень хотелось бы ошибиться, но слишком многое говорило о том, что он прав. Граф де Полиньяк пёр напролом, пытаясь заполучить драгоценную усыпальницу принца Филиппа, он игнорировал влиятельных соперников, явно надеясь в скором времени занять положение, которое позволит ему лишить их власти, и пытался заказать тот перстень-печать на руку, которая больше, чем женская, но меньше его собственной руки. Кто этот наследник? Откуда он узнал о нём, где он его прячет? Ну, узнать он мог как раз от де Рогана. Предки молодого виконта были тюремщиками Филиппа и его семьи и, конечно, знали о том, что у них происходит. Может, они и скрыли тогда третьего ребёнка Луи, продолжая служить его потомкам и передавая тайну их происхождения от отца к сыну. Может, в какой-то момент виконт де Роган, который не отличается умом, выболтал своему старшему другу графу де Полиньяку эту тайну, а тот решил воспользоваться ею, чтоб возвыситься и занять место главнокомандующего в армии Сен-Марко, снова идущей в бой против извечного врага.

Всё это по-прежнему оставалось догадками, но версия была стройной и вполне правдоподобной. Марк подходил к ней то с одной, то с другой стороны, испытывая её на прочность, но все факты сходились и вполне укладывались в эту схему. Оставался только один вопрос: как тот самый наследник докажет, что является прямым потомком принца Филиппа? Ведь если в его роду затесался хоть один бастард или хоть в одном