Андрей Уланов - Плюс на минус Страница 4

— Пусть книгу напишет, это сейчас модно.

— Леночка! — С отчаяния начальник прибег к недозволенному, но неизменно эффективному приему, и в его голосе зазвенела сталь. — Ты меня знаешь!

— Знаю, — хмуро подтвердила я. — В гневе вы смешны, тьфу, страшны.

— Никакой премии!

— Ага.

— И сверхурочных!

— Ага.

— И вообще, я тебя… того… — Начальник кашлянул и потупился.

— Ой, неужели?! — фальшиво восхитилась я.

— Уволю! — выдавил-таки затравленный шеф. М-да, если уж до этого дошло, дела и впрямь плохи, надо идти на попятный.

— А вдруг ему у нас не понравится? — сменила я тему.

— Так постарайся, чтобы понравилось! — воспрянул духом начальник. — В конце концов, ты не глазированные сырки фасуешь, есть чем парня заинтересовать!

— Ага, подсчет поголовья упырей на квадратный километр пригородной лесополосы с точностью до ноль целых семь десятых — безумно увлекательное занятие!

— Зато оригинальное! — оживленно подхватил Серафим Петрович. — Самое то, чтобы отвлечься от серой реальности и понять, что жизнь — это не только война и водка!

— Ой, а в ней есть что-то еще?!

— Да что с тобой сегодня? — изумился шеф. — Ты же у нас всегда была такой веселой, милой, отзывчивой и… Леночка! Куда ты смотришь? Ноги свои разглядываешь, что ли?

— Вот еще! — Я поспешно отвела взгляд от зеркального шкафа за спиной шефа. Неправда, сквозь колготки ничего не видно! — И не надо мне льстить, я от этого только еще больше зверею. Такое ощущение, будто вы меня дурочкой считаете.

— Что ты, что ты! — неискренне открестился начальник, торопливо роясь в стопке бумаг. — Ну походи с ним на объекты недельку-другую, тебе что, сложно? А там Павлик из отпуска вернется, может, Саня к нему уйдет… в смысле, в напарники! Тут как раз подходящее дельце наклюнулось, простенькое, про русалочек…

— Серафим Петрович, это начальственный произвол! Да, мне сложно! Он же в хлам бу… нетрезвый! Куда его сейчас тащить?!

— Ну выпил немного, с кем не бывает. Ничего, на свежем воздухе быстро оклемается. — Шеф, больше не слушая возражений, всучил мне стандартную папочку-скоросшиватель. Сквозь прозрачное окошко сиротливо просвечивала единственная бумажка: рукописное заявление с резолюцией «Разобраться». К тому моменту как папка уйдет в канцелярию, застежки будут едва сходиться от распирающей ее макулатуры: протоколов, отчетов, договоров и счетов-фактур. — Иди, позови его!

Не знаю, кем там Серафим Петрович меня в действительности считал, но чувствовала я себя законченной блондинкой. Ну почему у меня никогда не хватает духу стукнуть по столу, развернуться и уйти?! У меня, между прочим, высшее экономическое образование, а я в этой дыре на полторы копеечные ставки торчу! Как пробка в унитазном бачке…

Приоткрыв дверь, я боязливо выглянула в приемную. Мужик… Са-а-а-а-аня, тьфу… сидел в том же кресле, по-прежнему вытянув ноги во всю немалую длину и скрестив руки на груди. Из новенького добавились опущенная на грудь голова и легкий храп. Запах перегара волнами бился в оконные стекла. В десятиметровой комнате ему было откровенно тесно.

Я потопталась на месте. Кашлянула. Никакого эффекта.

Умоляюще оглянулась на Серафима Петровича, но тот, воспользовавшись паузой, уже увлеченно спорил с кем-то по мобильному.

Стиснув зубы, я поскребла по сусекам с решимостью и брезгливо потыкала в «напарника» пальцем.

Мужик тут же открыл красные не то с недосыпа, не то с перепоя глаза и уставился на меня таким недобрым, звериным взглядом, что я попятилась, споткнулась о порог и чуть не упала.

По небритому лицу с впалыми щеками медленно растеклась паскудная ухмылка.

— Что? — хрипло поинтересовался он. — Уже соскучилась?

«Психушка по тебе соскучилась», — мрачно подумала я, внимательнее приглядываясь к «напарнику». Похоже, жертва войны и алкоголя считала, что если тряпка пестрая сама по себе, то второй слой пятен будет незаметен. К тому же он, кажется, в этой камуфляжке и спал, причем на лавочке в парке. И волосы у него были грязные. Короткие, черные и сальные.

Мягко говоря, не мой типаж.

Жестко: если бы я его ночью в пустынном переулке встретила — так бы на шпильках драпанула, что в кроссовках бы не догнали.

— Так вы… э-э-э… Саня? Очень приятно познакомиться, — сказала я, соорудив исключительно лошадиную улыбку. Нарочно отрабатываю ее перед зеркалом, дабы предъявлять неприятным типам.

— Ыгы. — Мужик откашлялся и смачно харкнул под корень любимому софьпавловскому фикусу. Тоже, видать, не один час тренировался.

У меня так и зачесались руки двинуть ему в правый глаз для симметрии — под левым синяк уже имелся.

— Вот и отлично, — бодренько сказал Серафим Петрович, делая вид, что не замечает наших трогательно-солидарных взглядов. — Леночка, мы сейчас с Саней немножко побеседуем, по-родственному, а ты его уже на практике в курс дела введешь, ладно?

«Черта с два, вот только дверь за вами закроется — драпану отсюда без оглядки, к гусю и Федьке!»

Дверь закрылась. Я мрачно плюхнулась в освободившееся кресло. Подумала и тоже вытянула ноги.

— Ты что себе позволяешь, а?!

Наверное, Серафим Петрович искренне полагал, что выглядит сейчас… ну, почти страшно. Внушительно.

Будь на его месте чич с автоматом, я б, может, и подумал — пугаться мне или нет. А так…

Вдобавок зверски хотелось спать.

— Позволяю?! — нарочито тупо переспросил я. — Где?!

— Не где, а что!

Я икнул.

— Умывальник у вас где?

В ответе я почти не сомневался, бил наверняка. Вряд ли искусно закамуфлированная под стену дверь справа от шкафа вела в хранилище секретных документов или подпольный игорный притон. Особенно с учетом поступившей из достоверных — от тетки! — источников развединформации о наличии у Серафим Петровича неладов с кишечником.

Впрочем, ответ ответом, но пока что и вопрос застал моего будущего шефа врасплох.

— Умывальник… — озадаченно повторил он. — А-а… зачем тебе?

В последний момент я сумел поймать за хвост уже готовую слететь с языка фразу: «А чтоб в него, а не на ковер блевануть!» и, скромно потупившись, почти что нормальным тоном произнес: — Чтобы умыться.

— Ну хорошо.

Я не разглядел, что именно нажал или повернул у себя в столе мой будущий командир — поименовать мужа тети Маши, как полагается, дядей язык у меня не поворачивался даже мысленно. Но произведенный эффект был в точности такой, как в культовой советской комедии, — под мелодичное дзиньканье дверца распахнулась настежь, явив миру ослепительное сияние хорошо выдраенного санузла.