Наталья Соболева - Дело о цене времени Страница 4

— Ну как так получилось? Я не понимаю, — женщина расстроено опустила голову. Мужчина слегка развел руками, не отпуская при этом ее локтя.

— Не переживай так. Это всего лишь вещь, в конце-то концов.

— Это подарок! — женщина не выдержала и всхлипнула. — Он мне дорог! Ты-то должен это знать…

Внезапно выражение ее лица изменилось, и она раздраженно бросила:

— Неужели ты ничего не можешь сделать? С твоими-то связями это должно быть проще простого!

Мужчина бережным жестом обнял ее, она сделала резкое движение и затихла в его объятьях. Уже улыбаясь сквозь грусть, он сказал:

— Успокойся. Я знаю, что можно сделать. Все будет хорошо. Пойдем домой, простудишься.

Их фигуры медленно удаляются в тени длинной аллеи, да и сама аллея постепенно бледнеет и отдаляется, уступая место чужому кабинету с большим письменным столом.

Марина вздохнула, оглядывая комнату. Это странное чувство раздвоенности, всегда посещавшее ее после видений… Аккуратно убрав детали в пакеты, Марина спустилась вниз. Этот дом рассказал ей все, что мог.

— Давайте-ка мы с вами постараемся вспомнить известные нам обстоятельства дела, — Краснов стоял за своим столом, прислонившись к стене и обхватив подбородок ладонью. — Ремезова застают рядом с телом убитого, а сам он утверждает, что нашел мужчину уже мертвым. Что было против него?

— Оружие, — откликнулся Сергей. — Жертва — некий Седов, вор-рецидивист, был убит из ружья Ремезова, на котором были только отпечатки хозяина. Да там вообще везде его отпечатки, что, в принципе, не удивительно. Ремезов же, кажется, один там жил. Вообще дом стоит на отшибе, так что предположить можно все, что угодно.

— Ты еще упоминал про записку и шкатулку с деньгами, — добавила Марина.

— Ах, да, — Ярослав сжал ладонями виски, — Что-то совсем я не соображаю сегодня. Шкатулка тоже была сразу изъята следствием, как одна из главных улик — в ней была крупная сумма денег, перепачканная в крови. Записка, в которой значится место — дача Ремезова, и время — час убийства, тоже, казалось бы, указывает на него. Но все это, как мы понимаем, улики косвенные.

— Да у нас теперь есть самая прямая улика! Я же говорю: я лично видел, что Ремезов этого типа не убивал. Это был кто-то другой, — твердо сказал Сергей. — И этот кто-то был на мельнице вместе с Ремезовым. Вернее, сразу после того, как Ремезов ушел. Сверток по размерам вполне мог быть ружьем. Ружье ведь именно там нашли?

— Твои видения мы следствию предъявить не можем, — отрезал Краснов, — как бы они ни были реальны, сам понимаешь. Нужно какое-то вещественное опровержение. Марина, что там у тебя?

Ярослав взглянул на Марину, и даже в этой казенной обстановке, за обсуждением очередного дела, можно было почувствовать, как атмосфера стала как-то легче, теплее. Отведя взгляд, Марина доложила:

— Мое видение вызвала деталь от часов — круглая металлическая крышка, которая находится сзади механизма, то есть, прилегает к коже. Я думаю, мне нужно поговорить с женой генерала Садовникова, чтобы выяснить подробности их разговора в парке. Думаю, что я увидела именно их.

Лещинская помолчала немного и добавила:

— Часов в пакете было несколько, и все — краденые. Но Ремезов не имеет к этому отношения. Кстати, ни одних часов нет в полной сборке. Я попыталась сопоставить: там один корпус «чужой», а к двум механизмам есть только крышечки, а корпусов нет. Кроме того, в ящике письменного стола вместе со шкатулкой лежала старая фотография в деревянной рамке, на которой изображена семья Ремезова: мать, отец, он на руках у мамы, сестра, дядья и тетки, двоюродные братья и сестры, и… бабушка. Она имела довольно сильное влияние на становление Ремезова. Что-то связывало их, и очень сильно. Какое-то общее знание, может быть, тайна или семейная легенда. Если я это увидела — значит, есть почти стопроцентная вероятность, что это относится к нашему делу.

— Ну а мне, наверное, по этому делу больше нечем заняться, — вставил Сергей. — В доме я уже все увидел. Остальное — не по моей части.

— Ладно, тебя освобождаю, — улыбнулся Ярослав, — Я спрошу у Ивана Анатольевича, можно ли тебе к нему прийти, — добавил он, обращаясь уже к Марине. — Ну ладно, наше маленькое совещание считаю законченным.

С довольной улыбкой Сергей вышел из штаб-квартиры, оставив Ярослава и Марину одних. В комнате повисла нерабочая тишина.

— Ну, пойдем, провожу тебя? — Краснов обнял Марину за плечи. — Работы невпроворот, видимся только на «летучках», просто позор. Я очень, очень соскучился.

— Ну, от работы никуда не денешься. Не пропадать же нашим способностям зря, — улыбнулась Марина. Она поймала себя на мысли, что до сих пор несколько неловко чувствует себя в компании Ярослава — несмотря на то, что между ними, кажется, уже не осталось неясностей. — Давай-ка позвони прямо сейчас генералу.

…Через час Марина, еще раз сверившись с запиской, написанной рукой Ярослава, шагала через двор к подъезду, где жил генерал Садовников и его жена.

Дверь ей открыла сама Екатерина Садовникова. С некоторым удивлением Марина обнаружила, что женщина эта не только красива, но и ухожена — что несколько противоречило рассказу Горячева о том, что она очень больна.

— Не удивляйтесь, дорогая моя, — сказала Садовникова, словно читая ее мысли, так что Марина даже вздрогнула. — Я постаралась подготовиться к вашему приходу, чтобы не встречать вас этакой немощной развалиной. В конце концов, я ведь еще не старая, — Екатерина лукаво улыбнулась, и Марине стало стыдно за свои мысли и подозрения, которые, видимо, так легко было прочесть по выражению ее лица.

— Ну и потом, красота — это дело всей моей жизни. Я дизайнер, почти кутюрье, — рассказывала женщина, провожая Марину в уютную гостиную. — Вы удивитесь, но у меня до сих пор бывают заказы. Впрочем, сейчас я почти не работаю… Вам, наверное, рассказывали, как у нас все произошло. Я все никак не могу понять, кому Саша перешел дорогу. Кто подставил его?

Последнюю фразу Садовникова произнесла тихо, словно это были вовсе не слова, а лишь печальный вздох. Марина задумалась, с чего лучше начать непростой разговор. С одной стороны, было заметно, что несчастной женщине и самой хотелось поговорить о своем брате, которого она считала оклеветанным. И это уже подтвердилось, но прямо заявлять об этом было еще рано — следовало подсобрать факты, составить какую-то картину. Пока в этой картине были видны лишь отдельные фрагменты, остальное еще было скрыто. С другой стороны — следовало быть осторожной, и тщательно «просеивать» все слова Екатерины. Все-таки речь шла об ее родном брате, и здесь было намешано слишком много эмоций. Марина вздохнула и задала первый вопрос: