Кофе с мёдом - Егор Якубович Страница 5

отошла в другую часть зала, общаться с очередной группой своих знакомых. Я же не мог найти себе места. Здесь было хорошо и по-своему уютно, однако некое чувство не давало полностью расслабиться. Чувство, что происходящее несёт в себе изъян. Нечто неуловимое, однако опасное. В раздумьях я направился к выходу с мероприятия, планируя подождать, когда знакомая вернётся чтобы высказать ей желание вернуться в квартиру. Встреченный по пути официант учтиво спросил.

– Уже уходите?

– Думаю да… мы с подругой скоро уходим.

– Правильный выбор. – улыбнулся официант. – в гостях хорошо, а снаружи всё-таки лучше.

Пропустив мимо ушей последние слова, я стремился выцепить в толпе фигуру девушки в ситцевом платье. Была уверенность, что когда она заметит меня одиноко стоявшего у выхода, то сразу всё поймёт и мы незамедлительно вернёмся обратно в квартиру. Чтобы снова попить того чудесного кофе.

И тут что-то произошло. Сперва было трудно понять, что именно, просто в один момент каждый в комнате замолчал. Замолчали люди. Перестал играть гитарист. Как по команде. Тут же у собравшихся стали меняться лица. Гримасы ужаса начали проявляться в толпе почти одновременно. Кто-то схватился за голову и принялся скулить, что в тишине звучало особенно странно. Я тоже почувствовал, как застучало в висках. Наступило молчание, длившееся никак не меньше десяти секунд. Затем одна из женщин просто рухнула на пол. Послышался треск разбитого бокала. И тишина сменилась пронзительным воплем.

Он сопровождался мощным подземным толчком, опрокинувшим столики с едой и выпивкой. Многие не удержав равновесие повалились на пол. Толпа принялась кричать и разбегаться в разные стороны. Дом заходил ходуном и даже, казалось, начал крениться. Те, кому не посчастливилось упасть больше не вставали. Другие же бежали прямо по ним. Один за другим посетители выставки просто теряли сознание или впадали в исступление. В стенах стремительно образовывались чёрные трещины. Картины падали на ковры и их тут же затаптывали. Свет начал мерцать и гаснуть. Молчание сменила давка и паника.

– Скорее! Бегите на выход! На выход! – истошно кричал мужчина в очках. Мне даже показалось, что он смотрел на меня. В следующую секунду его голова взорвалась, окропив окружающих содержимым.

И тут я увидел свою подругу, которая в приступе паники пыталась изо-всех сил пробиться к выходу. Я рванул к ней наперерез, но меня сбил всё тот же надоедливый официант опрокинувший поднос с шампанским. Этого хватило чтобы оказаться на полу. Поднявшись на ноги, не удалось сразу же найти её. Я побежал к выходу, думая, что она уже там, но стоя на пороге всё же решил обернуться, чтобы удостовериться наверняка.

Передо мной открылась страшная картина. Чердак, ещё пару минут назад казавшийся милым местом, был разрушен. Несколько десятков тел лежали на полу в ломанных. Некоторые беспомощно дёргались. Из-за опорной чердачной балки выступила фигура. Мигавший свет ламп мешал разобрать детали, но она была настолько чёрной, что казалось свет поглощается ею. Фигура размерами и очертаниями напоминала ребёнка, с одним отличием. Вместо головы на меня смотрело два ярко жёлтых огонька сквозь пустые глазницы голого черепа.

Увидев это, я, не думая больше ни секунды выбежал наружу и бросился вниз по ступеням. Перепрыгивая пролеты, изо всех сил стараясь не подвернуть ногу. Если моя спутница смогла спаситесь в этом хаосе, то сильно оторвалась, но я не терял надежды нагнать её. И вот уже у квартиры с номером 12, я изо всех сил колочу в запертую дверь.

– Эй, это я! Открой! Открой пожалуйста! – колотил я снова и снова.

Ручка не поддавалась, а на мольбы никто не отвечал. Сердце бешено колотилось в груди, в мозг ударила доза адреналина. Куда теперь идти? Что случилось наверху? Ни криков, ни шагов. Только тишина. И тут в голову пришла идея. У меня все ещё был ключ от квартиры номер 14. Пусть там меня ждал потерявший рассудок человек, но все же это лучше, чем столкнуться с неизвестностью на лестничной клетке.

Я медленно повернул ключ в замке и после характерного щелчка прислушался, не вынимая его из скважины. Было тихо. Слишком. Аккуратно отворяя дверь и пройдя внутрь, я закрыл за собой, не желая, чтобы происходящее снаружи проникло в квартиру. Вызвать полицию, вот что было сейчас важно. Телефона со мной не было, но я был уверен, что даже у такого нелюдимого затворника, каким по всей видимости являлся жилец 14-й квартиры он есть.

Здесь было все так же темно, но в ноздри ударил новый запах. Совсем незнакомый. И неприятный. Готовый ко всему я последовал внутрь к главной комнате и застыл на месте.

– Какого чёрта? – вырвался из моей груди изумленный вздох.

В комнате, где раньше было пространство для мольберта, теперь царил настоящий хаос. Стены покрылись трещинами, от пола и до потолка. Куски побелки и бетона валялись повсюду. Судя по всему, нечто устроившее весь этот беспредел на чердаке, уже похозяйничало здесь. Прожектора мигали опрокинутые и разбитые, тоже самое было и с мольбертом. Но главное изменение заключалось не в этом.

А в зависших над землёй босых ногах художника, повешенного на люстре. Он медленно покачивался и крутился в импровизированной удавке, в этот момент как раз совершая поворот лицом ко мне. Его внутренности свисали из разорванного живота и только звук падающих на пол капель крови был слышен в комнате. Воняло самим художником.

Я в искуплении вошёл в комнату с трупом и принялся аккуратно обходить висельника по кругу. Чувство страха и отвращения смешались в единое целое. Желание найти средство связи для вызова соответствующих служб заметно прибавилось. В этом доме явно произошёл теракт или что похуже.

Оглядев пол, я обнаружил, что картина была разорвана в клочья. Её части были повсюду. Но что было особенно странно, так это то, что лоскуты полотна были абсолютно белыми, если не считать те, что вымокли в крови. Как будто художник умер, не успев приступить к написанию новой картины. Я оглядел комнату чтобы обнаружить работу, над которой он работал чёрной краской, но с ужасом для себя обнаружил нечто иное.

– Кхе-кхе. – донеслось из угла.

– Кто здесь?! – от неожиданности я чуть было не поскользнулся.

В углу комнаты нечто сидело на табуретке художника, ранее стоявшей у мольберта, и укоризненно просипело.

– Так скоро примчался и все же опоздал.

Голос был старческий, ветхий и звучал очень знакомо. Это был голос старушки, ранее встреченной на лестничной клетке. Бабушка сидела в тени и лишь на её руки, орудующие вязальными спицами, падал свят