Станислав Гагарин - Вторжение Страница 54

Тираннозавр с тоской огляделся, пытаясь зацепиться сознанием за некие предметы бытия, и увидел, что в окружавшем их с подругой лесу наряду с голосемянными деревьями, саговниками и гинкговыми, различными видами доисторических пальм, гигантских папоротников и хвощей растут и ели с пихтами, ивы, тополи и сосны.

Поодаль поднималась роща огромных секвой, по ее опушке трусцою проследовал пятиметровый игуанодон, опасливо озираясь на милую парочку, от которой ему б не поздоровилось, не будь увлечены они любовной игрой.

С шумом поднялась в отдалении и пролетела над ящерами стая ворон.

«Вороны?! — удивился Тираннозавр. — Откуда они в мезозое? Хотя нет… Это всего лишь Археоптериксы! Но как они похожи на ворон…»

Он затоптался на месте, против воли исполняя брачный танец. Древний и могучий инстинкт овладевал его существом помимо неведомо как появившейся в нем интеллектуальной воли. На ходу Тираннозавр захватил редуцированной лапой высокий куст, который привлек его цветом ягод, показавшимися знакомыми, вырвал куст с корнем и поднес к широко расставленным глазам.

«Калина красная! — мысленно воскликнул тираннозавр. — Тебя-то как занесло сюда, голубка?»

Чувство щемящей тоски охватило душу тираннозавра. Он силился понять, почему встреча с калиной, уже появившейся в меловом периоде мезозоя, так взволновала его, но, видимо, время прозрения не наступило.

Ящер отбросил прочь обсыпанный яркими ягодами куст. Ему захотелось горько и унывно завыть, но и это не было дано бедной рептилии. Природой не положены ей были голосовые связки, и только скрежет, скрип, ужасную смесь шипения со свистом в состоянии был произнести тираннозавр.

А его подруга, из яйца которой ящер вылупился во время óно, приняла издаваемые им звуки за поощрение к сексуальному акту и резко приблизилась едва ли не вплотную, намереваясь заняться с собственным сыном вполне приемлемой с точки зрения нравственного кодекса ящеров, естественной для средней жизни любовью.

«Эдипов комплекс в чистом виде, — подумал ящер. — Кстати, о птичках… Говоря об общей теории неврозов, Зигмунд Фрейд утверждает в двадцатой лекции по введению в психоанализ «Сексуальная жизнь человека», что в детстве можно найти корни всех извращений. Каким же было мое собственное детство, если нахожу естественным совокупление с родившей меня самого этой зубастой красавицей?»

Не успев как следует определить для себя отношение к происходящему, тираннозавр заторопился, уминая древнюю почву, заросшую жесткой травой, и здоровенными лапами уничтожая при этом десятки, сотни маленьких сообитателей, до которых ему не было, разумеется, никакого дела.

Ящер повернулся к подруге-матери хвостом, конец последнего хлестнул ее по нижним конечностям, и самка обиженно хрюкнув, попятилась от совсем не по эре интеллектуального сына-приятеля.

А тираннозавр увидел, как среди деревьев, где недавно еще укрывалась завриха, выли два молодых ящера. Это были уже взрослые их дети. Такая же страшная, как ее матушка, дочь, и здоровенный, самый сильный хищник эпохи, сынок, по образу и подобию вылитый папаша.

Они приближались к родителям. Обиженная равнодушием супруга завриха-мать приветствовала парочку вылупившихся из ее яиц ребятишек радостными звуками и заспешила к сыночку с явным намерением получить от него то, чем не пожелал наградить ее странно изменившийся ящер-родитель.

Молодой тираннозавр остановился, поджидая мамашу, а сестренка приближалась к обалдевшему от нестандартной с точки зрения нового рептильного мышления ситуации отцу и старшему брату одновременно.

«Не хочет ли она, чтоб я стал еще и ее мужем?» — в ужасе и полном смятении воскликнул мысленно тираннозавр.

В этом качестве, в обличье зверя мезозойской эры, он испытывал, конечно, половое влечение к торопливо уползавшей сейчас от него самки. Да, она была его матерью, родившей его самого и отложившей позднее оплодотворенные им яйца, из которых вылупились эти пятнадцатиметровые ребятишки, готовые заняться любовью и с ним, и с мамой, и между собой.

Но парадоксально сосуществующая в ящере иная личность, неведомо как возникшая в доисторическом чудовище, странным образом знакомая с учением Зигмунда Фрейда об эдиповом комплексе, не воспринимала вот-вот готовый начаться безудержный секс по-мезозойски, искренне противилась грядущей оргии, ибо исповедовала иные нравственные принципы, они сложились на планете спустя многие миллионы лет.

«Иметь или не иметь, а если иметь, то кого иметь — вот в чем вопрос», — скаламбурил, усмехнувшись, тираннозавр и мысленно поморщился: острота показалась ему пошлой, а пошлость он презирал в любых ее проявлениях.

Тут ему опять вспомнились слова Зигмунда Фрейда о том, что либидо есть сила, аналогичная голоду, и в либидо выражается влечение к сексу, как в голоде выражается влечение к пище. И еще про технологию сосания младенцем материнской груди, а затем соски, которая не кормит вовсю, а заснуть без нее детеныш не желает, ибо пристрастился получать при сосании сексуальное удовлетворение.

А что, сказал себе тираннозавр, мне до сих пор нравится сосать женскую грудь… Постой, постой! Но у моей подруги нет никаких, извините, грудей, и мы, ящеры, не питаемся молоком вовсе. Как же так?!

Уже не надеясь сообразить чего-либо в этом смешении понятий, тираннозавр решил посмотреть, чем занимаются мама и дети.

Они, увы, занимались тем же, чем предпочел бы порезвиться отец семейства, если его не смутила бы вдруг склонность к моральному прояснению ситуации и к психоанализу.

«Что же делать? У меня голова идет кругом, — в смятении подумал тираннозавр. — Запутался в определении родства партнеров. Так, давайте прикинем. Это моя жена и одновременно мать. Двое ребят — брат и сестра, ящеры одного и того же помета, мои и сей игривой дамы дети. Поскольку молодые ящеры явно хотят друг друга и, судя по всему, давно занимаются этим, значит, они муж и жена. Но, кажется, моя подруга решила оставить меня в покое и переключиться на того парня. Он уже с меня ростом, этот малыш-тираннозавр. Но ведь мой отпрыск для нее не только сын, но и через меня, родителя, внук! С ума можно сойти… Но тогда мне ничего не останется, как продолжить род ящериный с молодой барышней, собственной дочерью. Кто тогда от нас появится, этих как называть? Дети или внуки?»

Ящер замычал, остервенело размахивая огромной головой, снабженной крохотным мозгом, которому задали непосильную умственную задачу.

«Стоп! — сказал себе тираннозавр и отодвинул из сознания причудливый график родственных любовных утех. — Именно так: задали умственную задачу… Задали! Некто придумал все это… Кто и зачем? Подожди, подожди, кое-что забрезжило в сознанье… Сообразить бы мне — откуда все это? Тираннозавра не могут тревожить проблемы, заботившие Зигмунда Фрейда, а теперь вот и меня. Это бесспорно. Но откуда я знаю о Фрейде? Давай разберемся. Это, разумеется, ученый, который не мог существовать в мезозое. Но когда же он творил? Что мне, ящеру, известно о том времени? Но кто я сам… Погоди, погоди! Вот то главное, что необходимо выяснить в первую очередь! Кто я и почему нахожусь в обличье тираннозавра…»