Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников Страница 6

На следующий день, к вечеру, Бабаев вернулся домой. Квартиру ему определили на московской окраине, в Выхино, на Ташкентской улице, но она являлась временным пристанищем – до той поры, пока не завершится его легализация. Прилетев в Москву неделю назад и вселившись в пятиэтажку на Ташкентской, Али Саргонович даже не стал распаковывать свои сундуки и чемоданы – казенная обстановка нового жилья его вполне устраивала. Багаж он сложил в меньшей из двух комнат, а большая служила ему спальней и рабочим кабинетом. Здесь разместились диван, стенка курской мебельной фабрики, телевизор и стол с компьютером. У компьютера он и сидел большую часть дня, знакомясь с различными материалами. Были среди них обзоры по делам экономическим – не мелким, а тем, что двигали шестерни политики, были досье на множество персон, с которыми предвиделись контакты, были директивы Центра, уточнявшие его задачу и круг назначенных к решению проблем. Эта работа являлась для Бабаева знакомой; он обладал аналитическим талантом, любил распутывать паутину интриг и ловить карасей в мутной водице. В Багдаде, при дворе Хусейна, без этого было не обойтись, там всякий чих имел значение: чихнут, мигнут, и покатятся головы. Тонкое дело восток! – думал Бабаев. Но Москва еще тоньше, ибо здесь не откровенная тирания, а вроде бы демократия. Демократию Али Саргонович считал хитрым западным изобретением, не очень подходящим для России.

За Россию душа у него болела, хоть не был он русским и лет до семи, до школы, на русском языке почти не говорил. Родился Бабаев в Ереване, и в жилах его смешались всякие крови: по четверти ассирийской и армянской, татарской и аварской. Именем он был обязан мусульманке матери, а отчеством – деду, христианину и ереванскому сапожнику, который очень гордился своим ассирийским происхождением. Отец Бабаева хоть и являлся полукровкой и членом КПСС, тоже дорожил древними генами, не зная или не желая знать, что ассирийский царь Саргон был деспотом и угнетателем трудящихся Ниневии и сопредельных территорий. Отец, человек способный, дослужился до третьего секретаря горкома и смог отправить сына пусть не в Москву, так в Ленинград. Юный Али учился на Восточном факультете и, владея с детства несколькими языками, добавил к ним арабский и фарси. Затем последовали практика в Тегеране и Каире, работа в посольствах и вербовка в КГБ. К тридцати годам Бабаев был уже майором, имел за плечами ряд успешных дел и был переведен в Москву, в академию внешней разведки. Закончил ее с отличием, встретил Нину, влюбился, однако согласно присяге жениться не мог – а о том, чтобы поехать с молодой женой в аравийские пустыни, не было и речи. Оперативный агент – не стукач-сероглазик в посольстве, сердечная привязанность не для него, жизнь агента беспокойна и чревата массой неприятностей. Случалось, что Бабаев еле ноги уносил, скитался в горах и песках, и лучшим другом был ему ишак или верблюд; случалось, преображался в дервиша или феллаха, в муллу и даже в евнуха; случалось, сидел в нужнике, в зловонных нечистотах, подстерегая персону, назначенную к ликвидации. Время, правда, шло, и стал он из агента резидентом, из майора – полковником, однако с должностями и чинами пришла ответственность: теперь не только награды сыпались из Москвы, не только ордена и поздравления, но окрики и разносы. Побили израильтяне арабов, а кто виноват?… Бабаев, разумеется! Сбежал в Эмираты сотрудник посольства – опять же втык Бабаеву: потеря бдительности, резидент! Украли гулящую барышню, что отдыхала в Анталье, – чей недогляд?… Само собой, Бабаева! А как случилась «Буря в пустыне», тут уж он огреб на всю катушку, чуть в лейтенанта не разжаловали!

Впрочем, последние годы прошли спокойнее: был Бабаев главным военным советником в Ираке, но, конечно, не в посольстве, а у местного халифа. Халиф Хусейн и вся его родня отличались редкой кровожадностью, резали своих без счета и канючили что-нибудь такое, чтобы Иран в распыл пустить и присосаться к нефти у Персидского залива. Лучше всего водородную бомбу с ракетой «Сатана», но если с бомбой не проходит, тогда хотя бы штамм чумы или сибирской язвы… Опасные желания! Тут приходилось маневрировать, чтобы остался Багдад в сфере российской политики, но без вирусов, ракет и бомб. Али Саргонович даже вздохнул с облегчением, когда пришли американцы – тем более, что сей аншлюс в вину ему не поставили. Месяц он сидел на конспиративной квартире в Багдаде, ждал инструкций относительно Хуссейна – вдруг прикажут отыскать и вывезти в Москву. Не приказали, отступились от злодея… Перекрестился он обеими руками, законсервировал местных агентов до лучших времен и перешел иранскую границу. А там и вызов домой подоспел – правда, не на отдых.

Ну, ничего, ничего! – думал Бабаев то на арабском, то на персидском. Пусть не на отдых, зато Нину-джан нашел! А работа… что работа?… работа когда-нибудь кончится… Нам бы только день простоять да ночь продержаться…

Он не сомневался, что справится с новым заданием, сколь бы странным и непривычным оно ни казалось на первый взгляд. Всякий хороший разведчик – политик, тут он фору даст любому клоуну из Думы, любому генералу, шоумену, бывшему секретарю ЦК и даже строителю пирамид. Для Бабаева Дума была чем-то наподобие оранжереи, где выращивались цветы самомнения и нетерпимости. В ней разве что стенка на стенку не ходили, но все другие непарламенские методы применялись без стеснения: могли облить нарзаном, устроить мордобой и оттаскать за волосы даму-оппонента. Народ глядел на эти фортеля с усмешкой и пиетета к Думе не испытывал; то был позор России, несовместимый с древней ее культурой и героической историей. Драки и коррупционные скандалы сменялись в Думе пустопорожней болтовней, а в Чечне тем временем резали пальцы детишкам, дабы побудить их родителей к щедрости, в Москве гремели взрывы, рушились всюду ветхие дома, люди травились поддельными лекарствами, и море суррогатной водки грозило захлестнуть страну.

Чтоб им мокрым джариром [7] удавиться! – со злостью думал Али Саргонович, сидя у компьютера и всматриваясь в лица будущих своих коллег. Кто не хадидж, тот чуян, кто не чуян, тот буджайр разжиревший! [8] От этих людей нужно было решительно дистанцироваться, что на жаргоне КГБ и ФСБ означало физическую ликвидацию. Бабаев уже чувствовал в руке тяжесть пистолета, он был уверен в своих силах, он знал, что справится с любым из этих клоунов. Попасть бы только в этот цирк, на тесную арену власти… Как произойдет внедрение, он мог лишь догадываться, ибо в такие нюансы его не посвящали. Но опыт подсказывал, что всякую крупную операцию сопровождают акты поддержки, особенно в начальной фазе. Это придает ей нужную динамику, чтобы процесс не тормозился, а нарастал с каждым часом и днем. Пока произошло немногое: вызвали его в Москву, снабдили информацией, а в Туле, на Четвертом оружейном, запущен в серию ПД-1… Но не сегоднязавтра дело сдвинется, события помчатся, цепляясь друг за друга, и он окажется в стремительном потоке перемен. Куда принесет его течение? Выбросит на камни, захлестнет водой или позволит доплыть до берега?