Дэн Симмонс - Пятое сердце Страница 63

– Но они основаны на реальных событиях? – спросила Хелен Джулия Хэй.

– Вполне возможно, – ответил Холмс. – Однако мой друг доктор Ватсон, а также его редактор и агент Конан Дойл связаны необходимостью развлекать читателя. А по моему опыту суровая правда редко уживается с развлекательностью.

– А как же насчет Серебряного? – тихо, но решительно спросила Клара. – Это ведь подлинная история?

– Серебряного чего? – спросил Холмс.

Клара смутилась, но все же заставила себя выговорить:

– Так звали фаворита… которого украли… который убежал… рассказ в последнем номере «Харперс уикли».

– Должен сознаться, что никогда не слышал об английской скаковой лошади по кличке Серебряный, миссис Хэй, – сказал Холмс.

– Вот видишь, Клара, – включился в разговор Джон Хэй. – Я же тебе говорил, это выдумка. Я проиграл на английских бегах уйму денег и тоже никогда не слышал про такую лошадь.

Холмс улыбнулся:

– В восемьдесят восьмом я и впрямь расследовал мелкое дело с участием скаковой лошади по кличке Сабрина – она выиграла в том году «Оукс» и «Сент-Лежер». Однако все «исчезновение» заключалось в том, что она просто сбежала ночью. Ее отыскал живущий по соседству фермер, и я явил чудо детективного искусства, проследив свежие отпечатки копыт до дома этого фермера.

Все засмеялись, однако Клара не отставала.

– Так, значит, тренера не нашли мертвым? – спросила она.

– Вообще-то нашли. Однако это был заурядный несчастный случай. Бедолага вывел Сабрину гулять, потом, видимо, заметил у нее что-то на левом заднем копыте, нагнулся за крупом лошади, что, вообще-то, крайне неразумно, и чиркнул спичкой. Животное инстинктивно лягнуло, и голова у бедолаги… – Холмс глянул на сияющие лица за сияющим столом. – Он умер мгновенно от черепной травмы. Без чьего-либо злого умысла.

– Так или иначе, Серебряный в рассказе был жеребцом, – сказала Клара Хэй. – Не кобылой.

Все рассмеялись вместе с нею.

Хозяин с хозяйкой и Генри Адамс умело направили беседу в другое русло, и скоро в разных концах стола завязались несколько оживленных разговоров, постепенно перешедших в общий, чему способствовало почти идеальное число гостей – двенадцать – и наличие таких молчунов, как Генри Кэбот Лодж, Дон Камерон и улыбающийся, вежливый, но на удивление тихий Дель Хэй.

Джеймс знал, что Хэй с Адамсом – как и покойная Кловер – при всей своей высоколобости не чурались каламбуров, и сейчас ему об этом напомнили.

– Вчера наш бедный Вито Пом-Пом вернулся домой с поцарапанным глазом, – сказала Нанни Лодж, обращаясь к Хелен Джулии Хэй по другую сторону от Джеймса – довольно громко, так что все за столом ее услышали.

Ответ последовал немедленно.

– Какой ужас! – воскликнул Генри Адамс. – Я забыл, Нанни… Вито Пом-Пом ваш слуга или родственник?

– Генри! – возмутилась миссис Лодж. – Вы прекрасно знаете, что Вито Пом-Пом наш любимый померанский шпиц.

– Твой любимый померанский шпиц, дорогая, – проговорил Генри Кэбот Лодж неодобрительным басом, от которого задрожали хрустальные подвески канделябра.

– Как странно, – заметил Джон Хэй. – Я-то думал, новый закон об иммиграции остановил приток померанцев в нашу страну. Трагическая история.

Нанни Лодж премило нахмурилась, глядя на Джона Хэя.

– Мой диагноз: у Вито Пом-Пома, вероятнее всего, которакта, – сказал Генри Адамс.

– И это котострофа, – подхватил Хэй.

Те, кто позволял себе смеяться над такими штуками, – группа, к которой сенатор Лодж и сенатор Камерон не принадлежали точно, а Дель Хэй пока не определился, примкнуть к ней или нет, – рассмеялись.

– Остается радоваться, что он не впал в котолепсию, – негромко добавил Генри Джеймс.

Снова раздались смешки. Лиззи Камерон расхохоталась – весело, громко, без тени смущения.

Джулия Хелен Хэй с милой непосредственностью заговорила о своем:

– А все остальные тоже мечтают попасть этим летом на Всемирную выставку? Я жду ее не дождусь! Пишут, она будет замечательная!

– Это будет не совсем Всемирная выставка, дорогая, – ответил ее отец. – Правильнее называть ее Колумбовой выставкой, поскольку она посвящена четырехсотлетнему юбилею открытия Америки Колумбом.

– Однако проходит в девяносто третьем, – заметил Дель.

Генри Джеймс развел руками:

– Колумб не открыл Америку. Он ошибся на… сколько миль отсюда до Тринидада? Примерно две тысячи?

– Две тысячи сто семьдесят три мили от того места, где мы сейчас сидим, – сказал Генри Адамс.

– Итак, Колумб ошибся на две тысячи сто семьдесят три мили, – продолжал Джеймс. – Учредители выставки ошиблись всего на год. Заметный прогресс.

Хэй повернулся к Адамсу:

– Вы уверены насчет лишних ста семидесяти трех миль?

– Совершенно уверен, – ответил Адамс с озорной и довольно обаятельной улыбкой.

– А вы знаете, что когда Колумб высадился на Тринидаде, там жили индейцы, принадлежавшие к двум языковым группам – карибской и аравакской? – сказала Хелен. Судя по тону, она не хвасталась познаниями, а надеялась на развитие интересной темы.

– Как называют жителей Тринидада? – спросила Лиззи Камерон. – Тринидадцами?

– Или, для краткости, дадцами, – добавил Джон Хэй.

– Мисс Хэй правильно сказала, что индейцы знали только карибский и аравакский, – вступил Теодор Рузвельт. Его голос гремел, как раскаты грома, даже когда он говорил на пониженных тонах. – Но так было лишь после вторжения померанцев в лето Господне тысяча четыреста тридцать девятое.

Они пили уже четвертое вино из девяти объявленных в меню, так что на сей раз смех зазвучал громче.

– Вито Пом-Пом понимает лишь аравакский? – спросила Нанни Лодж. – Как грустно!

– Вот, наверное, почему эта крыса в собачьей шкуре не может усвоить даже простейших команд, – проворчал сенатор Генри Кэбот Лодж.

Нанни погрозила мужу наманикюренным пальцем.

– Я так не хочу пропустить ярмарку, и Белый город, и Колесо мистера Ферриса, и Дикий Запад мистера Коди… и все! – воскликнула Хелен Джулия Хэй таким голоском, словно ей не восемнадцать, а на десять лет меньше.

– У вас нет никаких причин ее пропускать, – сказал сенатор Дон Камерон. – Никто из нас не собирается в Европу раньше июля. Выставка откроется первого мая. В мае я найму несколько вагон-салонов, и мы съездим в Чикаго на несколько дней. Вы с нами, Адамс?

Генри Адамс промычал было что-то отрицательное, затем глянул на Лиззи Камерон и утвердительно кивнул.

– Хэй?

– Безусловно. Мы с вами, Дон.

– Мистер Холмс, вы присоединитесь к нам? – спросил Камерон. – Мы поставим вагоны у самого входа на ярмарку, и места для сна хватит всем.

– Спасибо за приглашение, – сказал Холмс. – Возможно, я окажусь там раньше вас. Посмотрим.

Хелен Джулия Хэй еле удержалась, чтобы не захлопать в ладоши. Она свела руки, как маленькая девочка на молитве. Генри Джеймс подумал, что ее улыбка воистину заслуживает избитого эпитета «лучезарная».

В отклонение от обычного обеденного протокола следующее блюдо, седло барашка, уложенное на теплую тарелку и политое соусом, подали уже нарезанным на тонкие ломтики. Слуги вновь наполнили всем бокалы для шампанского.

– Отменное шампанское, – сказал Дон Камерон. – Вкус кажется то знакомым, то нет. Как оно называется, Джон?

– «Королевская хартия», – ответил Хэй.

– Я думал, у «Дельмонико» эксклюзивное право его подавать! – прогремел Рузвельт.

– Да, – ответил Хэй. – Так и есть.

– Я бы лучше провела все лето на Чикагской выставке, чем в скучной старой Европе, в скучной старой Швейцарии, – сказала Хелен.

– Этим летом мы пробудем в Церматте и Люцерне с Камеронами, Лоджами и мистером Адамсом всего несколько недель, – промолвила Клара Хэй. – В июле и августе выставке придется обойтись без нас.

– Вот и хорошо, – заметил Адамс. – Я был на выставке семьдесят шестого года в Филадельфии, и, помимо предупреждения, что скоро в наши дома вторгнется телефон, все было очень скучно и помпезно. Скучнее Швейцарии, Хелен.

– Зато как там было весело, когда с Кастера сняли скальп, – вставил Джон Хэй.

– Джон! – возмутилась Клара.

Хэй смиренно положил руки на колени и сделал пристыженное лицо.

– На Чикагскую выставку приедет Буффало Билл со своим шоу «Дикий Запад», – сказал Рузвельт. – Я слышал, что они представят разгром Кастера, причем некоторые индейцы, участвовавшие в резне, будут играть самих себя. Должно быть очень занятно.

– А в засаде, которую устроили Кастеру, не участвовал Бешеный Конь? – спросил Дель.

– Участвовал, – прогремел Рузвельт, поворачиваясь всем торсом, чтобы одарить широкозубой улыбкой каждого из присутствующих. – Но Бешеного Коня мы убили в семьдесят седьмом.

– Вы ведь готовите к печати историю Дикого Запада, мистер Рузвельт? – спросила Лиззи Камерон.