Ширли Мерфи - Кот стоит насмерть Страница 63

Глубокий белый кожаный диван и такие же кресла казались на вид мягкими, словно перина. В комнатах ощущались запах дорогой кожи и тонкое благоухание духов Аделины; их сочетание создавало аромат, свидетельствующий о богатстве, вкусе и явной любви хозяйки к собственной персоне. Однако воображение Дульси потряс широченный белоснежный ковер. Она трогала его лапой и каталась по нему, в ее мурлыканье звучали восторженно-торжественные ноты.

— Это даже лучше, чем кашемир. И почему Вильма не постелила себе такой, когда меняла обстановку?

— Потому что подобная чепуха поглотила бы все ее сбережения; держу пари, он стоит не меньше нескольких сотен баксов за метр. — Джо лукаво взглянул на Дульси, — Аделина шикарно устроилась, если принять во внимание, что гостиная, где собираются эти старики, явно обставлена подачками Армии Спасения.

Белый ковер простирался до еще более белых стен, на которых не было ни орнамента, ни картин. Один из краев ковра упирался в беломраморный камин, абсолютно чистый – в нем наверняка никогда не сгорело ни единой щепки. По обе стороны этого блистающего белизной сооружения были высокие французские двери, которые вели На балкон, где выстроились караулом три громадных вазона с яркими цветами стерлитции. Из комнат Аделины открывался вид на дорожку, ведущую к парадным воротам, за которыми начинались ниспадающие склоны холмов. Вдалеке взору представал и сам городок, а за ним – океан.

Громадный резной письменный стол был единственным темным предметом мебели. Мрачный и почти почерневший от времени, он одиноко стоял возле белой стены; четыре его выдвижных ящика были снабжены черными железными ручками. Приблизившись к этой внушительной сокровищнице, Джо и Дульси услышали, как работающая в саду газонокосилка выехала из-за угла и направилась к лужайке перед домом. Ее урчание, более громкое, чем гудение пылесоса, могло заглушить любые звуки, свидетельствующие о приближении горничной или самой Аделины, захоти она вернуться в свои хоромы.

Работая вдвоем, Джо и Дульси исхитрились открыть нижний ящик и просмотрели, аккуратно перебирая лапами, его содержимое: неиспользованные чековые книжки, блокноты, наклейки, ручки – все было аккуратно сложено и не представляло особого интереса. Во втором снизу ящике хранились погашенные чеки, перетянутые красной тесемкой, корешки от использованных чековых книжек, пачки оплаченных счетов. Дульси заинтересовалась чеками, но стопки были чересчур увесистыми. На самом дне ящика, под аккуратно перевязанными бумагами, лежала маленькая черная записная книжка. Джо взял ее за краешек зубами, вытащил из ящика на ковер и открыл.

На каждой странице значилось испанское имя, снабженное короткой характеристикой, которая включала сведения об арестах; обвинения сводились, главным образом, к неправильной уплате налогов, нарушениям правил регистрации, неверному оформлению социальной страховки; в некоторых случаях речь шла о необеспеченных чеках. Все имена, похоже, были женскими, хотя, не зная испанского, трудно было судить с уверенностью.

У Джо заблестели глаза. Пролистав несколько страниц, он усмехнулся:

— Персональные досье.

— Сведения для шантажа.

— Бьюсь об заклад, так и есть.

В следующем ящике лежали писчая бумага и конверты с напечатанными адресами; под плотной кремовой бумагой обнаружился лист со списком цифровых кодов, рядом с каждым значилась дата, а возле некоторых и две. Эти даты охватывали более чем пятнадцатилетний период времени. Список выглядел бессмысленным, по крайней мере пока. Джо и Дульси сунули его в записную книжку, а ее саму запихнули поглубже под стол.

Прежде чем покинуть гостиную, Дульси подобрала с белого ковра кошачьи шерстинки, которые сразу бросались в глаза, словно дорожный указатель.

Переместившись в спальню Аделины, они постарались держаться подальше от белого бархатного покрывала, ниспадавшего на ковер, — возможно, оно притягивает шерсть, как липкая бумага. Кровать и комод были из черного дерева, никогда не выцветающего; формы изящные – вероятно, датский стиль. Джо и Дульси обшарили ящики комода, однако не обнаружили там ни документов, ни фотографий, а только дорогое шелковое белье. Шелк и кружево ручной работы – перед такими вещами Дульси устоять не могла. Она стала тереться мордочкой об аккуратно сложенные вещи, перекатываться сбоку на бок, а затем сунула нос под короткую атласную пижамку,

— Послушай, Дульси, оставь белье в покое. Утащишь отсюда эти черные кружева – и нас пустят на собачьи консервы.

Она лучезарно улыбнулась.

— И не валяйся тут, от тебя шерсть остается.

Дульси неохотно выбралась из ящика.

— Как часто мне выпадает возможность поглядеть на белье от «Сакса» или «Лорда и Тейлора»? Не будь занудой.

Сверкнув зелеными глазищами, она снова улыбнулась и слизнула несколько волосков, налипших на кружево.

В отделанной зеркалами гардеробной Джо и Дульси окружили кошачьи отражения; эта зазеркальная орава, передразнивавшая каждое их движение, обоим действовала на нервы. Вскоре в борьбе с выдвижными ящиками они пооббивали себе все лапы, но никакого стоящего улова не добыли; от получасового обыска этого бутика Джо почти перестал соображать, Дульси же вообще утратила дар речи и лишь время от времени сдавленно мяукала. При виде роскошной одежды у бедной кошки голова пошла кругом.

Газонокосилка на улице продолжала ездить с пыхтением взад-вперед, басовито урча и распространяя запах свежескошенной травы. Кошки подошли к двери, прислушались и выскользнули в коридор, готовые в любой момент пуститься наутек.

Но там было пусто. Следующая приоткрытая дверь вела в безыскусно обставленную комнату, должно быть, принадлежавшую горничной Аделины.

Рыжеватое покрывало словно сошло со страницы каталога Сирса, из раздела «Комнаты для мальчиков»; письменный стол и два стула были ему под стать. Комната была прямо-таки устлана одеждой – юбки и свитера валялись повсюду, в том числе на полу. Возможно, обитательница комнаты много раз переодевалась этим утром, прежде чем сделала выбор. А может, ей просто нравилось, что все под руками и можно быстро схватить понравившуюся вещь, вместо того чтобы лезть за ней в шкаф. Юбки были длинные, в складку, некоторые цветастые, другие однотонные, свитера – мешковатые и в затяжках.

— Рене, — сказала Дульси. — Это ее комната.

— Похоже на то. По-моему, совершенно никчемная девица. Дульси подошла к внутренней двери. В комнате чувствовался слабый запах самой Рене и другой – едкий и какой-то химический, от которого свербило в носу.