Три правила ангела - Катерина Снежинская Страница 7

оказался на удивление скучным, Ленка почти сразу перестала понимать кто из скачущих на экране «наш», а кто «не наш» и чего им всем друг от друга нужно. Какие-то роботы, которые вдруг превращались в грузовики и обратно, разносили небоскрёбы в крошку и, кажется, это и была их главная задача. Почему грузовики, а, например, не автобусы или, скажем, экскаваторы? И небоскрёбов жалко: строили, строили и на тебе! Прискакал, вернее, прикатил какой-то грузовик и всё порушил. Да ещё звук, который, конечно, был «долби сураунд» на самом деле долбил по ушам кувалдой.

Зато Виталику фильмец очень нравился, а это уже хорошо. Во-первых, Лена была искренне за него рада. А, во-вторых, Виталя, увлёкшись грузовиками, радостно гыкал, трескал попкорн, тянул вонючее пиво, а к Ленке с поцелуями и лапаньем не лез. Обычно-то возлюбленный предусмотрительно покупал билеты на задний ряд, где, как всем известно, располагаются специальные места для поцелуев. Можно подумать, целоваться больше негде! Да не очень-то Ленка любила это дело и не понимала общих восторгов: мокро и слюняво, а никаких бабочек в животе нету. Но вот так её любимый романтику понимал, что уж тут поделаешь? Ведь и хуже случается. Например, Светланкин бывший муж на последнее их совместное восьмое марта подарил благоверной веточку мимозки и надрался в хлам в честь международного женского дня – вот вам и романтика! Так что Виталик с его местами для поцелуев ещё не самый худший вариант, нет, точно не худший.

К тому же бизнесмен, два тонара[1] на рынке держит, «молочкой», между прочим, торгует, не водкой. И собирается магазин открыть, то есть мужчина с перспективами. И рыночные девчонки Ленке обзавидовались, когда она с Виталиком «захороводила». Наш, отечественный, что на рынке случается не часто – это раз, при деньгах – это два, свою квартиру имеет, от родителей досталась – это три, почти не пьёт – это четыре, по бабам не таскается – пять. Чем не жених? Правда, Светланка его почему-то иначе как «быдлоконь» и не называла. Но она вообще мужчин не слишком жаловала, у неё травма.

– Ну чего, может, ко мне завалимся? – предложил Виталик, деликатно рыгнув пивным духом в кулак, когда роботы-грузовики окончательно сравняли небоскрёбы с землёй. – Шампусика купим. Моя зайка хочет шампусика?

«Зайка» не хотела, да и с пониманием шампанского у неё выходило примерно как с поцелуями, то есть не слишком ясно, от чего восторги испытывать.

– Да нет, Виталь, мне ещё к Элизе Анатольевне заскочить надо, – пробормотала Ленка, стараясь побыстрее выбраться из тесных рядов кресел.

Не успела. Любимый её всё-таки выловил, правда уже в проходе, и привычно руку на плечо забросил. Пришлось так же привычно подгибать коленки и приспосабливаться, пытаться идти на полусогнутых. Опять-таки, что тут поделаешь, если большинство мужчин ростом с ней поспорить никак не могли и Виталик не исключение? А что влюблённые ходят в обнимку, так это же естественно, как и лапаться на последнем ряду в кинотеатре. Р-романтика, чтоб вы понимали.

– Погоди, зайк, я сбегаю, отолью, – Виталик клюнул Ленку сухими губами в скулу. – Пиво просится наружу, количество выпитого равно количеству выписанного.

Любимый гоготнул, довольный, шуткой и потопал, куда стрелочка с мальчиком и девочкой указывала. А Ленка осталась стоять, где была – неудобно, на проходе. И ведь не отойдешь, если вернувшийся Виталька её не найдёт, сердиться станет.

– Чего раскорячилась, кобыла? – какой-то шпендель, густо покрытый прыщами вследствие нежных шестнадцати лет и неумеренной любви к заморской газировке, больно пихнул локтём и глянул победительно.

Ленка тоже посмотрела – сверху вниз, вздохнула и всё-таки отошла в сторонку. Ну не связываться же с обормотом! А Виталька сам виноват, приспичило ему, видишь ли. Пива надо меньше дуть! Пусть теперь ищет.

Внизу, под стеклянным балкончиком, люди сновали, как муравьи: деловито так, осознанно, будто у них важнее дел нет, как только по магазинам бегать. Слева, от кафешек – вернее от футкорта, о как! – вкусно тянуло сытным духом. На первом этаже не слишком завлекательно, уныло даже, обещали купившим сколько-то там сахару губку для мытья посуды в подарок. В спину бил сердитый мужской голос, требующий пройти зрителей в кинозал. Вверху, почти над самой головой, чуть подрагивал на совсем не чувствующемся сквозняке огромный плакат. Мужчина, чем-то смахивающий на Макса, такой же сердитый, в костюме и при галстуке, рекламировал, похоже, часы. Только вот часы были как будто отдельно от красавца, и Ленка бы такие ни за что не купила, уж слишком хмурым выглядел мужик.

– Ты куда девалась-то? Ищу, ищу тебя, – Лена обернулась к Виталику, на ходу застёгивающему ширинку, словно у него в туалете на это времени не хватило, и ничего не сказала. Он же сам виноват, бросил её! – Я тут вот что подумал, зай. – Любимый наладился опять ей руку на плечо положить, но Ленка ловко увернулась, нагнулась, будто понадобилось шнурок на ботинке поправить. Кто его знает, помыл он эту самую руку или тоже не успел? – Бросай ты свою возню с бабкой и дело с концом.

– Чего бросать? – не поняла Лена, теребя туго затянутый шнурок.

– Ну, эту свою старуху. Меня ж пацаны засмеют, если узнают. Чего за дела, моя баба в поломойках ходит, за чужими дерьмо подтирает.

– Ты чего, Виталь? Ни за кем я ничего не подтираю. Элиза Анатольевна очень хорошая, весёлая и совсем не старая. Давай я вас познакомлю? Она говорила уж, что б я своего парня привела…

– Давно ты её знаешь, чтоб говорить, хорошая или нет? – молодым бычком насупился Виталик.

– Две недели, ну и что? Сразу же видно…

– Если б она тебе квартиру отписала, так я б понял. А так, задарма! Нет, зай, бросай, я сказал. Ясно тебе? Чего тебе, в магазине хреново работается?

– А то ты сам не знаешь! – Ленка почему-то так и не додумалась встать, ругалась – ведь они впрямь ругались, всерьёз, между прочим, первый раз за год – сидя на корточках. – Макс мне обещал платить в два раза больше, чем в магазине.

– Какой он тебе ещё Макс! – совсем взбеленился Виталик. – И обещал не значит заплатит, меня-то не лечи, я знаю, как это делается!

– Не просветите? – раздался за спиной сердитый голос. – А то я, как лох последний, всегда плачу, что обещал. Видимо зря.

Ленка, так и не