Перекресток одиночества 4 (СИ) - Михайлов Дем Страница 8

— Чай буду — кивнул я, косясь на пугающе знакомую стеклянную клетушку у одной из стен рядом с внутренней дверью — Офис ваш?

— Кабинет! — чеканной категоричности в голосе Виккентия резко прибавилось — Рабочий кабинет и никак иначе. Проходи, Охотник, проходи. Нам так и так познакомиться поближе надо — раз уж вместе отправляемся.

— Хм… — я невольно остановился и задумчиво покачал головой, смотря на крепкого старика — Мы с Михаилом Даниловичем не так догова…

— А мне плевать о чем вы теоретики там теоретизируете! — буркнул Виккентий, даже и не подумав придержать шаг — Вездеходы здешние тоже ломаются. Шестерни встанут посреди снежной пустыни — что делать станешь, Охотник?

— Эм…

— Починишь здешний движок? Трубу стальную наспех залатать сможешь? С проводкой жильной разберешься?

— Эм…

— Заходи. Да дверь за собой прикрой — подытожил старик, первым входя в свой «рабочий кабинет и точка» — Обговорим детали…

— Обговорим — произнес я куда более мирным и тихим голосом.

За секунду до этого сказавшаяся усталость и банальный голод заставили меня вспылить. Я называл это ощущение «голодной сварливостью», когда любая даже самая мелкая причина становится поводом для вспыльчивой грубости. Я вовремя спохватился и сделал себе мысленный выговор. Давненько со мной такого не случалось — последний раз дней за пять до того, как я получил толчок в спину и угодил в летающую тюремную камеру. Но тогда причиной было больше похмелье, чем голод.

Стянув куртку, я поймал взглядом указующий кивок владельца помещения, повернулся к углу и… удивленно замер, пораженно хлопая глазами. В углу высилась высокая напольная металлическая вешалка. Стойка, идущие кругом в два этажа металлические крюки, способные выдержать даже самую тяжелую одежду. Но меня впечатлило другое — вешалка была очень изящной и даже вычурной. А еще она блестела золотом.

— Позолоченная бронза — усмехнулся понявший мое удивление Виккентий — Стиль Людовика какого-то. Выкована уже безымянным русским умельцем где-то в середине девятнадцатого века. Там внизу табличка приварена — уже позднее. Написано про девятнадцатый век и стиль.

— А здесь-то как она оказалась? — задумчиво спросил я, силясь представить себе ситуацию, в которой кто-то мог держать в руках явно тяжелую конструкцию и его в этот момент толкают скажем в спину…

Стоп…

Это я вполне легко себе смог представить. Воображение тут же нарисовало какой-то музейный склад, заставленный ящиками и такими вот вешалками. Человека в сером или зеленом рабочем халате, собирающегося вынести вешалку в зал или просто перенести в угол. Тут его толкают в спину, он делает единственный роковой шаг и… Дальше понятно. Да по-другому и быть не могло — разве что вместо музея вешалка стояла в квартире какого-нибудь ответственного партийного работника.

Но вот чего не мог нарисовать мой усталый разум просто никак, так это столь невероятную картину, как скажем восьмидесятилетний старец отсидевший свой срок натягивает лямки рюкзака и… хватает дорогую его сердцу тяжеленную и крайне неудобно в переноске напольную вешалку, чтобы тащить ее на себе через сугробы и торосы. Это уже бред.

— Найдена давным-давно в руинах разбившегося креста — пояснил Виккентий и все разом встало на свои места — Я был в той экспедиции. Нашли немало полезного для Бункера. Ну и вешалку я прихватил — в волокуше места всегда хватает. Сам ее видишь.

— Вижу — кивнул я, отводя взгляд от угла с раритетом и переводя его на более чем просторный гараж.

С каждым днем это скрытое под толщей камня и льда теплое людское пристанище удивляло меня все сильнее. В гараже стояло три гусеничные и две многоколесные тяжелые машины — не считая моего вездехода. При этом моя машина была куда больше по габаритам, чем остальная техника. Выигрывал мой вездеход и в высоту. Заметив мой оценивающий взгляд, старый механик кивком подтвердил мой вывод:

— Твой помассивней будет. Эти вот — он указал на многоколесную технику, удивившую меня тем, что колеса пустотелыми, стальными и шипастыми, с частыми спицами внутри — Эти переделки явные. Я их за годы минувшие считай полностью перебрал вот этими самыми руками. Поэтому с уверенностью могу утверждать, что они создавались для нужд военных, но никак не исследовательских. А вот эти — его покрытая черными пятнами рука указала на гусеничные вездеходы, что чем-то напоминали жуков рогачей — Эти вот для снегов и морозов однозначно создавались. Системы отопления в них такие мощные, что одна такая же, демонтированная с разбитой машины, обогревает весь этот гараж.

Глянув на боковую стену, где под потолком виднелись знакомые светящиеся щели, я посмотрел на расположенный ниже рычаг. Что ж… все как везде. Дерни за рычаг — получи результат.

— Но опять же по сравнению с твоим они как легковые авто супротив КрАЗа — хмыкнул старик и его взор переместился в дальний угол, где стояло несколько здоровенных металлический саней — А вот и наши волокуши. Хотя последняя экспедиция была так давно, что уж и не вспомню сколько лет с той поры минуло. Теперь отсюда только на охоту и мотаемся. Да и какая это охота? Наехал катком на медведя ползучего, переломал ему хребет и лапы, а потом уж добиваешь и лебедкой в волокушу тушу затягиваешь. Грех, а не охота. Да ты садись, Охотник. Садись.

— Спасибо — поблагодарил я, опускаясь на самодельное кресло с мягкой меховой подушкой. Откинувшись на спинку, я удивленно моргнул — очень удобно. Спинка спроектирована так, что ты не проваливаешься в нее как в дешевое кресло, а сидишь ровно и с полной поддержкой поясницы.

Пока старый механик хлопотал с посудой, я хорошенько осмотрелся вокруг. То, как выглядит рабочее место, где долгое время трудится и можно сказать обитает один и тот человек, может очень многое рассказать о нем. Конечно, при том условии, что этот человек именно трудяга, а не дерганный карьерист, начитавшийся глупых книг по самопрезентации. Карьерист работает в искусственно созданном красивом мирке с красными карандашиками в черном бокале с надписью «Ворк энд Ворк», над которым налеплена стена дипломов. Все это создано только для того, чтобы впечатлить любого посетителя или крутую шишку, что ненароком заглянула в офис. Но стоит заглянуть в закуток, где годы и годы трудится один и тот же человек, что даже не помышляет о смены работы и сразу поймешь о нем многое.

Вот и здесь обстановка рассказала о Виккентии все важное, потратив на это всего пару минут моего времени. Стеклянная каморка заставлена так плотно, что тут едва могут развернуться два человека. Но при этом все предметы размещены очень грамотно, можно сказать подогнаны друг к другу как детали хорошего механизма. Самодельный рабочий верстак зажат между двумя стальными шкафами, там же наполовину прикрытые масляной тряпкой тиски, хотя я не сразу догадался о предназначении этой штуковины — они явно не с Земли. В углу за задернутой серой шторой узкая аккуратно застеленная койка. На полу у койки цельная огромная медвежья шкура в идеальном состоянии. Морды нет — у шкуры чисто практическое, а не декоративное предназначение. Дальше пустой пока «хозяйский» стул с прямой спинкой и жестким даже на вид сиденьем. Потом обеденный стол с немалым количеством закрытых ящиков, кресло, что приютило меня, а за моей спиной длинный широкий ящик, сколоченный из идеально подогнанных темных досок. На ящике расстелена еще одна медвежья шкура поменьше, а на ней в определенном порядке лежат винтовка, кожаная закрытая сумка на широком длинном ружье, два длинных ножа в кожаных ножнах и выглядящая вполне настоящей сабля. Ну или иная какая-то похожая разновидность оружия с изогнутым и достаточно тонким клинком. На каждой из прозрачных стеклянных стен имеются сейчас открытые шерстяные вроде как шторы. У ведущий в гараж узкой двери стояла совсем небольшая железная печурка. Труба поднималась до потолка и там, изогнувшись, уходила в стену. От печурки тянуло уютным теплом. Посвистывающий чайник только что был унесен к столу, на котором появились крайне примечательные стаканы. Я такие здесь уже видел — граненые и в железных подстаканниках.