Анна Коростелева - Школа в Кармартене

Анна Коростелёва

Школа в Кармартене

В школу Мерлина в Кармартéне принимали всякого, кто сумел найти ее, войти в нее, разыскать там профессора Мерлина и ответить ему по билету. Затрепанный этот экзаменационный билет Мерлин выуживал каждый раз из складок своего балахона, всегда один и тот же, и прав будет тот, кто предположит, что он десятилетиями не менялся. Остальные повсеместно известные требования — шестнадцать лет, знание латыни, не сопливый нос и чистый носовой платок в левом нагрудном кармане — были факультативны.

Гвидиóн пришел в школу пешком, с посохом и котомкой, в хороших очень штанах из овечьей шерсти, и пусть будет совестно тому, кто скажет, что штаны эти были немодного покроя. В темных глазах Гвидиона отражалась готовность ответить на любые вопросы билета, завести носовой платок и в конечном счете даже нагрудный карман, если это станет камнем преткновения. Прием Гвидиона стал первым и единственным исключением за всю историю школы в Кармартене. В день, когда он вошел в городские ворота, отыскал школу на рыночной площади и постучался у ее дверей, Мерлин был в отлучке и перед отъездом неразборчиво нацарапал мелом на стене приказ, чтобы если кто появится, сдавали бы вступительный экзамен любому учителю, которого сумеют поймать. Гвидион тряхнул волосами и стал разузнавать. Из расписания огамом[1] на стене западного холла, сложенной из мало обработанных камней, следовало, что профессор Орбилий преподает латынь, некий Тарквиний Змейк ведет химию, профессор Финтан, сын Фингена, преподает наследие фоморов[2], профессор Лютгарда, дочь Рунхильды, дочери Гренделя, читает рунологию, профессор Мэлдун ведет астрономию, профессор Курои, сын Дайре, занимается со студентами практическими приложениями (чего именно — Гвидион не разобрал), архивариус Хлодвиг Нахтфогель ведет палеографию, профессор Морган-ап-Керриг преподает искусство забвения, а доктор Мак Кархи читает поэзию Туата Де Дананн, ирландскую литературу, литературу Уэльса, два-три языка, неизвестных Гвидиону по названиям, и ведет практические семинары по ПВ (приметам времени). Видимо, Мак Кархи был самым молодым из всех, — на молодых преподавателей всегда взваливают черт-те что.

Самые верхние зарубки, до которых Гвидион смог дотянуться (случилось так, что в холле было темно, и он читал расписание ощупью), сообщали, что в Пиктской башне Северной четверти как раз идут занятия по медицине у доктора Диана Мак Кехта. Гвидион решил рискнуть.

Здание школы, украшенное многими башнями, переходами, воздушными арками и подвесными мостами, делилось на три части, которые назывались четвертями, — Южную, Северную и Западную. Внешность каждой башни была настолько индивидуальна и до такой степени соответствовала ее имени, что сразу было ясно, где какая. Винная башня, например, расположившаяся над винными погребами, иногда бывала навеселе, и по ее бесшабашному виду заметно бывало, что она подгуляла. Одна башенка в школе была очень стеснительная и всегда пряталась за другие, чтобы привлекать к себе поменьше внимания. Ее и называли в просторечии Застенчивой Башенкой, хотя у нее было собственное имя — Башня Бранвен. Она перемещалась по школе и могла от смущения очутиться где угодно. Самая очаровательная из башен — Энтони Южанин — часто мерз и кутался в туман.

Пиктскую башню Гвидион завидел сразу, едва ступив на мост, соединявший Западную четверть с Северной. Ее было ни с чем не спутать. Черная, с бойницами, зубцами в форме клыков, гербами каких-то родов, городов, скрещенными алебардами, девизами «Умираем, но не сдаемся»… Должно быть, самая древняя. Гвидион прибавил шагу.

Отыскав дверь, за которой шел урок, украшенную такими традиционными символами медицины, как молот и наковальня, он осторожно приоткрыл ее и сунулся было в щель. Первое, что он увидел там, был, разумеется, доктор Диан Мак Кехт. У доктора были густые рыжие волосы до колен, которые он не стриг, не заплетал и не закалывал и которые должен был держать распущенными во время любой медицинской операции по причине лежащего на нем гейса[3]. Поэтому при всякой операции он приказывал кому-нибудь их собрать и придерживать сзади, чтобы они не падали ему на лицо. Возможность подержать волосы Мак Кехту считалась огромной честью. Девочки просто умирали по этой должности. В остальное время волосы Мак Кехта бывали собраны сзади и небрежно перетянуты в нескольких произвольных местах разноцветными аптечными резинками. Одежда Мак Кехта была заранее раз и навсегда заляпана соком костяники под кровь, чтобы новые кровавые пятна на ней не бросались в глаза. У него был твердый взгляд профессионала и очень успокаивающий голос. «Если кому-то вдруг оторвали руку — не беда», — донесся до Гвидиона ласковый голос Мак Кехта. После этого он передумал сдавать Мак Кехту и вообще опомнился только уже на переходе обратно в западную четверть.

По правую руку от него был вход в хранилище манускриптов. Он помнил, что там обитает архивариус Хлодвиг Нахтфогель, который тоже учитель и тоже может принять экзамен. Гвидион долго бился в тяжелейшую дверь, которая не поддавалась, пока кто-то не отворил ее изнутри. Гвидион въехал по скользкому полу внутрь и между рядами книжных шкафов, в которых толпились огромные фолианты, увидел архивариуса. Тот, в туфлях из змеиной кожи, в ночном колпаке и с фонарем, — было три часа дня, — щурясь, рассматривал Гвидиона незлобивым взглядом.

— На практику по драконографии? — спросил он, проводя Гвидиона вглубь между рядами книг и уже готовясь отпереть для него какую-то незаметную пыльную дверцу.

— О, нет, нет, — поспешно сказал Гвидион. И прежде чем он успел что-нибудь добавить, архивариус сделал жест, который должен был означать: «А, ну располагайся, бери все, что нужно», — и исчез между громадных шкафов неизвестного назначения. Гвидион побоялся идти его искать: мало ли куда можно так зайти. К тому же он испытывал неловкость оттого, что разбудил почтенного учителя. Он осторожно пробрался обратно в щель в дверях и покинул хранилище.

Следующей его надеждой была профессор Лютгарда, дочь Рунхильды. Из расписания следовало, что она неподалеку и урок рунологии у нее, если солнечные часы во дворе не врут, уже подходит к концу. Гвидион спустился на шесть пролетов и, не успев еще сообразить, надо ли спускаться дальше, был привлечен звуками громоподобного голоса:

— Если ваш кеннинг[4], Дильвин, сын Олвен, последовательно раскрыть, то получится черт знает что!!!.. Чтобы не быть пристрастной, я дала расшифровать его пятерым старшим студентам независимо друг от друга. Вот что получилось: хвост дохлой кошки, — голос сделал выразительную паузу, — гнилая брюква, еще хвост дохлой кошки, обрывок тряпки, кусочек губки. А вы что имели в виду? Громче, не слышу! Ах, боевой клинок конунга Харальда! Я так и думала. Как видно, вы не лучшего мнения об этом конунге!..