Ник О'Донохью - Путь Кинжала

Путь Кинжала

I

Вокруг было тепло и темно. Откуда-то извне донесся мелодичный, приятный голос. “Давай достану”.

Внезапно навалилась тяжесть.

“Не надо. Пускай в нем и торчит. Все равно от вони нипочем не избавиться”, - отозвался писклявый, почти детский голосок.

Стало еще тяжелее. Вокруг было что-то липкое и густое — оно просачивалось сквозь крошечные желобки на клинке. “Лезвие”, - полубессознательно подумал он. “У меня есть лезвие”.

И спустя мгновение пришла новая мысль, — “Я чувствую кровь”.

Кровь был мерзкой, горьковатой, со странным солоноватым привкусом.

Он знал, сам не зная откуда, что ему приводилось пробовать и куда более вкусную кровь, чем эта — более вкусную, чем кровь этого гоблина.

С клинка стекали свежие капли крови. Внезапно все стало на свои места, — “Да ведь я кинжал. Кинжал… и меня воткнули в сердце гоблина”.

Внезапно, словно из ниоткуда, раздался другой голос, каждое слово которого звенело словно разлетающаяся на сотни осколков сосулька. БЕДНЯЖКА, ТЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ КТО ТЫ ТАКОЙ. Новый приступ смеха.

Хотя этот голос мог принадлежать кому угодно — камню, трупу, ветру или оружию — кинжалу почему-то сразу показалось, что это была “она”.

ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВЗГЛЯНУТЬ НА СЕБЯ, ЕДВА ОЩУЩАЕШЬ СЕБЯ, И СОВСЕМ НЕ ЗНАЕШЬ КТО ТЫ ТАКОЙ.

В ее голосе проскользнули нотки презрения к слабым. ТЕБЯ ТОЛЬКО ЧТО НАКОРМИЛИ, А ТЕБЕ ЭТО НЕ ПОНРАВИЛОСЬ? — промурлыкала она, — СКОРО ТЕБЯ ПОКОРМЯТ ВНОВЬ, И ТАК БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ ЕЩЕ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ.

Кинжал покрылся мурашками от удовольствия и страха; было в этом голосе что-то такое… Кинжал неловко пошевелился, скрывавшая его кровавая пелена слегка прояснилась и свежие капли скользнули до крестовины рукояти. “Рукоять”, - подумал он. “Должно быть я и вправду кинжал”.

Я ЖЕ НАМЕКНУЛА ТЕБЕ, ЧТО ТЫ НЕ КИНЖАЛ. МНОГИЕ ПРИНИМАЛИ ТЕБЯ ЗА НЕГО И, ПОВЕРЬ МНЕ, ЭТО СЛУЧАЛОСЬ КУДА ЧАЩЕ, ЧЕМ ТЫ МОЖЕШЬ СЕБЕ ПРЕДСТАВИТЬ, — произнес голос, более холодный, чем труп гоблина.

Кинжал попытался сдвинуться, чтобы услышать больше, но затуманенный разум отказывался повиноваться. С каждым мгновением пошевелиться было все сложнее и сложнее — труп начинал коченеть.

А тем временем его таинственная собеседница продолжала, — ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ ДОВОЛЬНО ПОНОШЕННЫМ, СДЕЛАН ИЗ СЕРЕБРА. НА КОНЦЕ РУКОЯТИ У ТЕБЯ ИМЕЕТСЯ НАБАЛДАШНИК В ВИДЕ ГОЛОВЫ… — она слегка замешкалась — …ЗМЕЯ. ТВОЯ КРЕСТОВИНА ВЫПОЛНЕНА НАПОДОБИЕ ПАРЫ КОГТЕЙ — ОНИ ОЧЕНЬ ПОХОЖИ НА ОРЛИНЫЕ ИЛИ ЯСТРЕБИНЫЕ. А САМО ЛЕЗВИЕ — ЭТО ХВОСТ В ДЛИНУ ЧТО-ТО ОКОЛО ШЕСТИ ДЮЙМОВ. ВОТ ЧЕРЕЗ НЕГО ТЫ И ПИТАЕШЬСЯ. А ЕЩЕ С ЕГО ПОМОЩЬЮ ТЫ… ДЕЛАЕШЬ КОЕ-ЧТО ЕЩЕ.

Она знает меня, — подумал кинжал, и слегка пошевелил своим хвостом-лезвием. Вновь засочилась быстро остывающая кровь. Кинжал сделал пару глотков.

Я ЗНАЮ ТЕБЯ. ТЫ СДЕЛАН НЕ ИЗ МЕТАЛЛА И НЕ РУКАМИ КУЗНЕЦА. ДАЖЕ Я НЕ УЧАСТВОВАЛА В ТВОЕМ СОЗДАНИИ. КОГДА-ТО, ДАВНЫМ-ДАВНО, ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ТВОЕЙ РАСЫ МОЖНО БЫЛО ВСТРЕТИТЬ ДОВОЛЬНО ЧАСТО.

ТЫ БЫЛ РОЖДЕН, ЧТОБЫ ПИТАТЬСЯ ЗА СЧЕТ ТЕХ, КТО ИСПОЛЬЗУЕТ ТЕБЯ, ВЛАДЕЕТ ТОБОЙ, ИЛИ ИМЕЕТ С ТОБОЙ КАКУЮ-НИБУДЬ РОДСТВЕННУЮ СВЯЗЬ. КРОВЬ ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ; УБИЙСТВО ЭТО ТВОЯ ЕДА; ВОЙНА УМНОЖАЕТ ВАШИ РЯДЫ. КОГДА-ТО ОТ ВАШИХ ПОЛЧИЩ НЕБЕСА ТЕМНЕЛИ РАНЬШЕ ЗАХОДА СОЛНЦА, А ХЛОПАНЬЕ ВАШИХ КРЫЛЬЕВ, КОГДА ВЫ ОПУСТОШАЛИ ДЕРЕВНЮ ЗА ДЕРЕВНЕЙ, БЫЛО ПОДОБНО ШУМУ ГРАНДИОЗНОГО ПОБОИЩА.

Внезапно ее тон изменился. НО ЭТО БЫЛО ДАВНО… КОЕ-КТО ВЛАДЕЛ МАГИЕЙ, ПУСТЬ И НЕ ТАК КАК Я, НО ВЛАДЕЛ. Я НЕ СТАНУ НАЗЫВАТЬ ЗДЕСЬ ЕГО ИМЯ. ТЫ И ТВОИ СОРОДИЧИ НА МНОГИЕ ВЕКА ПОГРУЗИЛИСЬ В СОН. БЕЗ ЕДЫ МНОГИЕ ИЗ ВАС ПОГИБЛИ. ТЫ ОДИН ИЗ ПОСЛЕДНИХ ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ.

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД ОДИН ГЛУПЫЙ КОРОБЕЙНИК ОТКОПАЛ ТЕБЯ И ОТНЕС ДАЛЕКО НА ЮГ В НАДЕЖДЕ ПРОДАТЬ ЗА КРУГЛЕНЬКУЮ СУММУ — ОН ВЫДАВАЛ ТЕБЯ ЗА РЕЛИКВИЮ, УЦЕЛЕВШУЮ ПОСЛЕ ОДНОЙ ИЗ ДО-КАТАКЛИЗМОВЫХ ВОЙН. ЭТО БЫЛО МНЕ НА РУКУ И ВСЕ ШЛО ПО ЗАДУМАННОМУ МНОЮ ПЛАНУ. НО ЭТОТ ГЛУПЕЦ ПРОДАЛ ТЕБЯ ДВАРФУ — ТУПОЙ, СЛАБОВОЛЬНОЙ СКОТИНЕ, КОТОРАЯ В КОРНЕ НАРУШИЛА ВСЕ МОИ ЗАДУМКИ.

От ее голоса у кинжала, застрявшего в закоченевшем теле, пробежала дрожь.

Когда эта леди приказывала, ей лучше было подчиняться и при этом молить богов, чтобы они сохранили тебе жизнь. Маленький разум существа не мог и помыслить о неподчинении, и уж тем более о его последствиях.

СЛУШАЙ ЖЕ МОЙ ПРИКАЗ. ДВАРФ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ — ОТЧАСТИ ЧТОБЫ НАКОРМИТЬ ТЕБЯ, ОТЧАСТИ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ОСМЕЛИЛСЯ ПЕРЕЧИТЬ МНЕ, И САМОЕ ГЛАВНОЕ, — безэмоционально добавила она, — ПОТОМУ ЧТО ОН ПОМОГАЕТ ТОМУ, КТО ВСКОРЕ СТАНЕТ МОИМ ВРАГОМ. ЭТИХ ПРИЧИН ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНО ЧТОБЫ ОПРАВДАТЬ СМЕРТЬ ДВАРФА — ХОТЯ ПЕРЕД КЕМ Я ДОЛЖНА ОПРАВДЫВАТЬСЯ?

И ВОТ ЕЩЕ ЧТО — В ГОБЛИНА ВОТКНУЛ ТЕБЯ КОЕ-КТО ДРУГОЙ; Я ПРИКАЗЫВАЮ УБИТЬ И ЕГО — ЕГО И ДВАРФА. ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫПОЛНИТЬ ПРЕДНАЧЕРТАННОЕ ТЕБЕ САМОЙ СУДЬБОЙ, ТЕБЕ ПОНАДОБИТСЯ КРОВЬ; МНЕ НУЖНА ВСЯ КРОВЬ — Я ТАК РЕШИЛА. НАЙДИ СВОЕГО ХОЗЯИНА И ТОГО, КТО МЕТНУЛ ТЕБЯ — ТВОЮ ЕДУ; ИСПЕЙ ИХ КРОВИ СПОЛНА И ИСПОЛНИ МОЙ ПРИКАЗ. А ТЕПЕРЬ ОТПРАВЛЯЙСЯ. ВРЕМЯ ПРИШЛО. После этих слов воцарилась тишина.

Кинжал пошевелился, надеясь вновь услышать этот властный голос. Так и не дождавшись, он медленно, испытывая дикую боль, сжал когти, впиваясь ими в складки кожи гоблина. Мало-помалу он смог высвободиться из окоченевшего тела.

Оказавшись на свободе он быстро пополз по дороге, при этом отличить его от обычной, подраненной ящерки было почти невозможно.

Впереди раздался пронзительный, задорный голосок того, кто метнул его — одна из его намеченных жертв. Рубиновые глаза существа тотчас выхватили несколько деталей — кудрявые каштановые волосы, жилет из овечьей шкуры, и какое-то подобие палки на которую низкорослое существо опиралось при ходьбе. Затем раздался сдавленный смешок. “А кроме того, кинжал-то был Флинта!”

Кинжал слегка привстал пытаясь разглядеть фигуру, чье недовольное бормотание раздалось после этих слов. У этого экземпляра были сильные, мускулистые руки, а к поясу у него была приторочена громаднющая секира.

“Флинт”, - подумал кинжал. “Дварф, который владел мною. Хозяин и тот, кто меня метнул — это моя еда”.

Но затем эта парочка и их высокий, бородатый спутник, свернули с дороги и взобрались по ступням, вившимся вокруг ствола гигантского валлина. Кинжал попытался преодолеть первую ступеньку, но вокруг вверх и вниз сновало столько народу, что он счел за лучшее поспешно ретироваться.

Кинжал провел в забытьи более тысячи лет, он мог подождать и еще немного, поэтому он устроился среди зарослей и принялся терпеливо дожидаться возвращения троицы.

II