Ника Ракитина - Крипт

Ника Ракитина, Андрей Ракитин, Ник Средин

Крипт

Пути Господни не отмечены в картах,

И на них не бывает ГАИ…

Б.Г.

Глава 1.

1492 год, 12 мая. Настанг

Дон Болард, барон Смарда, рельмин Ингеворский, стоял на нижней ступеньке парадной внутренней лестницы столичного дворца князя Кястутиса, безжалостно комкая в ладонях поля роскошной, некогда белой шляпы заграничного фасона. Длинное мокрое перо обвисло и моталось из стороны в сторону, будто ободранный кошачий хвост. Сам дон тоже промок насквозь.

— Явился? — князь Ивар спускался вниз, скользя ладонью по холодному мрамору перил. Глаза его светились непривычным диковатым огнем, и свет этот не предвещал Боларду ничего хорошего.

— Как видишь, — молодой человек встряхнулся и предпринял усилие поклониться, как и подобает при встрече с начальством. — Мое почтение благородному дону.

— Оставь… — Ивар поморщился. — Долго я тебя ждал…

Это прозвучало, как зачин из сказки. Болард поморщился и развел руками, гадая между тем, за каким рожном он так срочно понадобился магистру Консаты. Предполагалось, что сегодня утром молодой барон Смарда отбудет в Сарбинур, юго-восточную провинцию Подлунья, благо, приглашение тамошнего князя на традиционную охоту на цапель лежало у него в кармане. На самом деле Боларда ждал в Мансорре великий герольд Ордена Бертальд, и вот с этим-то визитом медлить как раз и не следовало: о чем Ивару было хорошо известно. И вот на тебе: "Прибыть спешно…"

— Что стряслось? — поинтересовался Болард нетерпеливо и не слишком почтительно, отбрасывая за спину хвост влажных соломенных волос, подхваченный мокрым бархатным бантом. Гибкое широкоплечее тело барона в светлом костюме для верховой езды нуждалось в переодевании, огне камина и кубке подогретого вина, но магистр пренебрег вежливостью. Просто сунул в руки Боларда письмо в изящном бледно-голубом футляре. Дон Смарда принюхался: духами от футляра не пахло. К тому же на алом воске сломанной печати ясно различался оттиск клейма Канцелярии Синедриона.

— Забавно… — молодой человек вытряс из футляра пергамент с несколькими короткими фразами и уставился в них.

— Это еще что?

— Ты читать умеешь?

— А благородный дон дозволяет?

— Дозволяет. Не паясничай, читай.

— "Сим предлагается…" — вслух начал Болард, но глаза пробежали по строчкам прежде, чем осилил слова язык, и когда смысл написанного стал окончательно ясен, барону Смарде сделалось нехорошо.

— Ну и что? — тупо спросил он, забывая и о мокрой одежде, и о камине, и о кубке с вином.

Магистр молчал.

— Дон, ты спятил? — голос внезапно охрип до шепота. — Сейчас, накануне Замятни, бунта, так-растак… на подмостках корячиться?!

Дальше молодой человек высказывался в том духе, что он, Болард, личный банерет и оруженосец, никогда не подозревал за своим магистром столь пылкой страсти к лицедейству. И уж, коли князю Кястутису неймется, все лучше податься в любой бродячий раёк, чем соглашаться участвовать — тут дон Смарда с ненавистью потряс пергаментом — вот в этом бреде. Праздничная мистерия побивания Змия Святым Юрием вполне без него, Ивара, обойдется…

— Нет, — отрезал князь.

Болард замолчал.

Ежегодное празднование дня Святого Юрия, небесного покровителя Подлунья, обставлялось в Настанге с особой пышностью. Но гвоздем празднества была мистерия, в которой самым видным дворянам вполне натурально предлагалось победить дракона и освободить прекрасную пленницу. Драконы были самые настоящие: посланцы Синедриона отлавливали в Корморанских пустынях водящихся там в изобилии зверуш — этакую помесь варана и реликтового птеродактиля — и за месяц до праздника привозили в столицу. Поили, кормили, словом, приводили в надлежащий вид. А потом, в назначенный момент, выпускали на храмовые подмостки хищного, злобного, но, в общем-то, легко уязвимого зверя. Прекрасные пленницы добывались где придется, причем, по окончании мистерии их отдавали победителям, которые вольны были делать с девушками, что хотели. Если от сего освященного Церковью союза рождался ребенок, с ним носились после, как с писаной торбой, считая, что это дитя — не меньше, чем знамение Господне, и означает оно непременную в будущем удачу для края, благополучие и обильный урожай.

Так что его мать потом без труда и с почетом можно было выдать замуж, а дитя не считалось бастардом, и закон о рабстве на него не распространялся. Дети, впрочем, рождались редко, видимо, Подлунье не являлось возлюбленной Господом страной. Синедрион это обстоятельство крайне огорчало.

Главнейшим же во всей этой священной круговерти было избрание достойного на роль самого Юрия-Победоносца. Решалось дело обычно жребием. В нынешнем году он выпал на князя Кястутиса, и Болард справедливо считал, что такой выбор не случаен.

— Ты что, — сказал он, теребя в пальцах мокрое перо и кусая губы. — Ты что, не понимаешь, что мистерия — только повод, чтобы убить тебя? До восстания, которое, ввиду твоей смерти, скорее всего не произойдет. И черт с ним, с побиванием варана… тьфу, дракона Святым Юрием. Кстати, бедная зверушка…

Осекшись, он вскинул голову и увидел глаза Ивара — зелень била из них нестерпимо ярко. Болард вдруг подумал, что, может быть, он видит сейчас князя в последний раз, и, значит, должен постараться запомнить его вот таким, каким он был при жизни. Эта мысль так поразила банерета, что он отступил и едва не потерял равновесие, позабыв о том, что стоит на лестнице.

— Я понимаю, — сказал Ивар тихо. — Но пойми и ты. Мне нельзя отказаться.

— Почему?

— Потому что если я откажусь, то после, когда мы победим в этой Замятне, любой сможет кричать о том, что консул — трус.

— А это неважно, — Болард пожал плечами. — Горе побежденным, а победителям — наоборот. — Он хмыкнул. — И потом, если тебя убьют, а тебя убьют непременно, никакой Замятни не будет. И консулата не будет тоже.

Он скомкал и отбросил письмо. Ивар нагнулся за листком.

— Я не могу, — сказал он снизу вверх. — Я нобиль.

— Ну да, — Болард с отсутствующим видом отвернулся к окну.

Снаружи гремел по листьям дождь, желтовато-зеленые соцветия клена липли к стеклам и сквозь рисунок витража казались то синими, то багряными, как будто бы уже наступила осень. — Ну да. "Я не могу воевать за Беларусь с побитой мордой"…

— Что? — удивленно переспросил Ивар.

Барон Смарда вздрогнул:

— Так, ничего… Обещай, что я буду у тебя в свите. Кстати, уж не за этим ли ты меня звал?