Eldar Morgot - Тень на Солнце

Morgot Eldar

Тень на Солнце

Все, написанное здесь, создано не мной, а народом. Я лишь пересказываю.

Автор

Одни зовут меня Ныряльщик, другие — Знающий Тайну. Мне не нравится ни то, ни другое прозвище. Ну какой из меня Ныряльщик? Да, я похаживаю в Мир Демонов за кое-какими вещичками, продаю их, этим и живу. Но никуда не ныряю и уже тем более я не 'знающий'… Я — обычный человек. Меня зовут Зезва. Зезва по прозвищу Ныряльщик.

Слова, приписываемые Ныряльщику

1. Дева Али

— Великий боже… — прошептал Аштарт, приседая. Рука юноши судорожно сжала рукоятку меча. Он почувствовал, как холодная капелька пота медленно стекает по напряженной спине. Аштарт смотрел вниз, туда, где плескалась в речке длинноволосая девушка.

Купальщица не замечала ничего вокруг, прыгала, смеялась, разбрасывала брызги воды, сверкающей в лучах заходящего солнца. Блики солнечного цвета веселыми зайчиками бегали по смуглой коже, россыпью ослепительных бриллиантов зажигали капли во влажных волосах цвета золота, таких длинных, что почти полностью покрывали ягодицы. Аштарт судорожно вздохнул. Златовласка продолжала плескаться, радостно смеясь. Летели брызги, журчал девичий смех. Аштарт, наконец, решился. Прошептал заученные слова, отвел от себя злых духов реки, и, крадучись, стал спускаться вниз.

Ноги бесшумно ступали по мягкой земле, покрытой ярко-зеленой травой, похожей на сказочный, разноцветный ковер. Словно решив помочь ему или, наоборот, помешать, в дубраве, в которой он прятался, запели птицы. Златовласка обернулась, но не заметила Аштарта, по-прежнему скрытого среди деревьев, спускавшихся почти к самой кромке зеленоватой, удивительно прозрачной воды. Взмахнув мокрыми волосами, дева опять принялась плескаться. Аштарт замедлил шаг. Еще немного, и он вплотную приблизится к купальщице. Рука медленно сползла вниз, к суме, привязанной к поясу. Открыла ее, достала большие серебряные ножницы.

Еще шаг. Нет, два шага… Раз… Два… Аштарт не видел улыбку на лице Златовласки, не мог видеть, как жестокий огонек загорелся в прекрасных зеленых глазах. Аштарт не подозревал, что девушка знала о его приближении. Она просто стояла, не поворачиваясь. Сколько раз она уже ждала, пока опрометчивый человек подойдет настолько близко, чтобы можно было… Златовласка ждала. Подходи, человек…

То, что произошло в следующее мгновение, поразило ее. Человек не стал брать ее за руку или громко восхищаться ее красотой. Не предложил ей грязное совокупление, не полез к ней в воду, стаскивая с себя одежду. Человек сделал другое. Ужасное. То, чем златовласку пугали с детства.

Крик златовласки пронесся над водой, промчался через лес, спугнув птиц, которые испуганными стайками полетели прочь из страшной дубравы. Эхо страшного, полного бессильной злобы крика, еще долго повторялось среди вековых деревьев, пока, наконец, не замерло навсегда.

Торжествующий Аштарт отбросил ставшие ненужными ножницы. Сверкнув на солнце, они с плеском пошли на дно. Юноша высоко поднял над головой руку, сжимающую прядь золотых волос.

— Теперь ты моя, — прошептал он. — Моя!

Златовласка покорно склонила голову. Ей хотелось умереть.

— Я твоя… — златовласка пристально вглядывалась в незнакомого человека. — Пока прядь в руках твоих, буду покорной тебе, человече…

— Мне не нужна покорность, — мотнул головой Аштарт. — Я… я люблю тебя!

— Любишь? — воскликнула девушка. — Против воли моей ведешь в дом свой. Но берегись, человек: вернется мне прядь и тогда…

— Если не полюбишь меня, — тихо проговорил Аштарт, — обещаю, что верну тебе свободу.

Златовласка впилась глазами в юношу. Тот выдержал взгляд. Спокойно улыбнулся.

— Хорошо, человек, — прошептала дева. — Будь по-твоему.

Зезва по прозвищу Ныряльщик посильнее закутался в плащ, но это мало помогло ему: вокруг громыхало, сверкало и лило. Лило с такой силой, словно тысяча горных дэвов поливала мир из гигантских ведер, сопровождая это действие неистовым громыханьем в большие небесные бубны. Толстик громко фыркнул и помотал головой.

— Перестань крутить башкой, — пробурчал Зезва, стуча зубами, — от твоей гривы куча брызг.

Конь Толстик, в меру упитанный жеребец непонятно-рыжей масти, протестующе заржал, но вертеть гривастой 'башкой' стал меньше.

— Знаю, — продолжал Зезва, — ты думаешь о том же, что и я: о теплой корчме, ночлеге и вкусном ужине! Курвова могила, дернули меня дэвы переться на ночь глядя… Но разве с этим упертым как баран тевадом поспоришь? Вперед, Толстик! Ну, чего же ты, устал, что ли? Вперед, а то пущу на салями, клянусь дубом! Не веришь? Свой рот наоборот и зад наизнанку, если вру!

То ли конь принял такую страшную угрозу к сведению, то ли еще по каким-то другим неведомым причинам решил послушаться приказа, но лошадка прибавила ходу и ленивой рысью поскакала по раздолбанному тракту.

Короткие яростные молнии скупо освещали пустынную дорогу. Дождь немного утих. Вокруг не было ни души, лишь изредка доносилось уханье филина из черневшего вдоль тракта леса, да пару раз завыл то ли волк, то ли упырь — Зезва не особенно разбирался в тонкостях воя. Упырь, конечно, не станет выходить на дорогу, обычно они поджидают свою жертву в… Зезва не был специалистом по упырям, поэтому не мог точно сказать, где любят сидеть в засаде упыри. Но уж не на дороге, это точно. Постой, а дэвы? Да нет, те в горах да холмах обитают. Не трогаешь их, и тебя не тронут. Но есть еще лесные дэвы. Амбры еще, великаны. Ну, разве только не проголодаются, как следует… Нет, в такую паршивую погоду ни один нормальный дэв на охоту не выйдет.

— Вот теперь я понимаю, что чувствует голодный дэв! — воскликнул Зезва.

Толстик согласно заржал в ответ. Они преодолели поворот, проскакав совсем близко от края леса, который в этом месте чуть ли не выходил на дорогу. На открывшемся оперативном просторе, прямо по курсу, приветственно засверкали огни большого села.

— Ну, наконец-то, — приободрился Зезва, — выполню поручение тевада, чтоб у него на причандале прыщ вскочил, переночую, и назад, на заслуженный отдых! Ха-я, Толстик, ха-яяя!! Вперед, лентяй, помни про салями!

Ленивым пседогалопом Толстик въехал в село и безошибочно направился прямо к огромному фонарю, светившему на веранде большой, немного покосившейся корчмы. Зезва привязал Толстика под навесом, поставил ему ведро воды из колодца, такого же кособокого, как и корчма, и, отряхиваясь, зашел в кабак.

— Огня и ужин мне, овса и стойло моей лошадке! — громко провозгласил он, оглядываясь по сторонам.