Ярослав Петрашко - Иван-Вампиров Сын

Ярослав Юрьевич Петрашко

Иван-Вампиров Сын

Ближе к двери шаги становятся крадущимися и вскоре затихают совсем. Скрип. В дверь просовывается всклокоченная голова.

— Па-а-ап…

— Вань, ты же видишь, я работаю.

— Но ты обещал… У меня завтра история… Правление Елизаветы.

Нет, дорогой мой абзац, закончен ты будешь позже… Я бросаю ручку. Откидываюсь на спинку кресла.

— А алгебру ты сделал?

— У меня завтра геометрия, — по интонации слышно, что все, окромя истории, его уже не волнует.

Увидев, что я капитулирую, этот маленький оболтус проскальзывает в кабинет и забирается ко мне на колени. Мда, в одиннадцать лет устраивать из себя котенка довольно трудно. К тому же акселерация… Ничего не скажешь порода.

— Ты же понимаешь, что если я не закончу к понедельнику сценарий… — это моя последняя попытка к сопротивлению.

— Ну, ты же обещал… (Что-то, а по части нытья — мы первые.)

— Да и видел-то я Елизавету Петровну всего пару раз на балу у Понятовского. Лучше ты Ключевского почитай.

— А из первых рук интересней. Ты тогда уже был вампиром?

— Нет. Еще живым, — внезапное воспоминание неприятно кольнуло сердце. В эту гадость я вляпался уже во время Семилетней войны. В Венгрии. Но об этом я тебе уже рассказывал.

Он с минуту молчит, вглядываясь мне в лицо своими огромными, вечно удивленными сапфирами.

— А она была красивая?

— Кто?

— Ну, Елизавета.

Царственная хохотушка как живая предстает перед глазами.

— Слишком грудастая и ширококостная. Такие не в моем вкусе (во всех смыслах). Хотя… — тут до меня доходит, кому я все это объясняю. — В общем, красивая.

Его физиономия — стоп-кадр разочарования.

— А подробнее? — робкая попытка, не давшая результата.

— Не думаю, что Мариетта Степановна будет спрашивать об этом. Так вот: экономически в то время Россия была…

Заинтересованность мгновенно покидает его лицо. Всю дальнейшую информацию он слушает довольно равнодушно.

— …После ее смерти у Розумовского пытались дознаться об их браке, но тот прикинулся Зоей Космодемьянской. Все… Лекция окончена. Иди спать.

Но коленям моим не дано так скоро освободиться от излишнего балласта. Сапфиры задумчиво глядят сквозь меня. Где-то там, в этом юном мозгу бродят какие-то мысли.

— А у них были дети?

Нет, сказки про княжну Тараканову он от меня не дождется. Альковные подробности там никак не обойти.

— Вот будете проходить Екатерину II, тогда и расскажу. А сейчас дай мне, наконец, добить сценарий, будь он неладен.

Мой ребенок уникальное явление для проверки причинно-следственных концепций. Слово СЦЕНАРИЙ приводит его к оригинальному умозаключению:

— По кабельному сейчас фильм начнется. Можно посмотреть? — и тут же обещание: — В школу не просплю, за мной Витька зайдет. А его мама обязательно предварительно позвонит.

— А что будут показывать?

— «Вой IV».

Нет, поистине никуда не деться от этого «Воя»! Эти нумерованные «Вои» однажды сведут меня в могилу! То есть, не в могилу… То есть, не сведут… Выведут, что ли? Идиотский каламбур какой-то…

В общем, «Вой» — это бич нашей семьи. В особенности, когда к моему чаду приходят Витька и Костик — его одноклассники. Тогда хоть святых выноси: три оголтелых вервольфа скачут по всему дому, прерывая свои дикие вопли только для того, чтобы обсудить: кто в кого попал серебряной пулей. Если эта гоп-компания является днем, нет проблем, в склепе мне не слышно ни звука. Обвойтесь хоть до хрипоты! Но если вервольфы остаются ночевать… Временами всерьез хочется найти серебряные пули и хотя бы на час угомонить всех этих жителей деревни Драго. Драго — поселок оборотней из романов Гарри Бранднера.

А чего мне стоило услышать о ночевке гоп-компании однажды в полнолуние!!! Иван никак не мог понять, почему я так взбешен, пока я не подтащил его к окну и не ткнул носом в так любимый им естественный спутник Земли, во всей красе висящий над погостом. Поскольку отправить восвояси нежелательных-в-полнолуние гостей не было никакой возможности (воспользовавшись такой удачей, их родители укатили на уик-энд), то ничего другого не оставалось, как усыпить их сразу же после ужина. Люди не способны сопротивляться вампирическому гипнозу. Даже такие любители-ночевать-в-доме-на-кладбище… На мой вопрос, что сказали бы его друзья, если бы увидели, как он воет на луну или гоняет крыс, мое психологически подкованное чадо, не мудрствуя лукаво, ответствовало: «Да они бы умерли от зависти!» Вот вам и весь сказ.

У меня есть тайна: я очень хочу однажды в темном месте встретить Гарри Бранднера и от души потолковать. И поверьте мне, отнюдь не как писатель с писателем…

Вот и теперь здрасьте вам: «Вой IV»!

— Вань, ты же знаешь… — стараясь придать весомость своим словам, я приподнимаюсь над столом.

— Пап! Но это же «Вой IV»… (И хоть застрелись! Логика железная.)

— Я бы все же не хотел, чтобы ты смотрел эту кинохалтуру.

Парень бледнеет. Кажется, он возмущен до глубины души:

— Это шовинизм! (Где он только таких слов понабрался?) Как «Дракула», обязательно посмотри, шедевр мирового кино! А как «Вой», так ни в коем случае, кинохалтура.

Вот вам, пожалуйста, теперь я еще и шовинист. Со своей великовампирской идеологией я угнетаю вервольфовское нацменьшинство. Интересно, что я услышу, если (и не дай Бог, конечно) не одобрю однажды выбранную им даму?

— Кстати, — внезапно появляется еще одно умозаключение, — пока я буду смотреть фильм, я не смогу мешать тебе заниматься сценарием.

В переводе на нормальный язык это звучит так: «Не пустишь к телевизору — не дам писать. Любым способом, но отвлеку».

— Валяй, деваться мне некуда. Хоть до утра: и Вой, и Лай, и Писк. Но особенно советую Топот II.

— Папка, ты просто прелесть!

Ванька крепко обнимает меня и целует в ухо. Он покидает мои колени, и через дверь начинает доноситься: крики, рев, вой, грохот выстрелов и ломающихся дверей, звон разбитых окон и идиотский американский вопрос «You okey?», задаваемый героями к месту и в отсутствие оного…

Чего угодно мог ожидать я, вампир с двухсотлетним стажем, но только не этого наказания (или испытания), свалившегося на меня одиннадцать лет назад…

В ту ночь я, наконец, выследил негодяя, терроризировавшего окрестности и еженедельно доводившего милицию до умоисступления очередным девичьим трупом. Беседа наша была до чрезвычайности короткой, и в склеп я возвращался с сознанием исполненного гражданского долга и сытый до икоты. (А, надо вам сказать, вампиры икают крайне редко). Предвкушая спокойный дневной сон, я как-то сразу не обратил внимания на писк, несущийся со ступеней костела. Странный такой писк. И, сами понимаете, решил взглянуть. На ступенях церкви лежал какой-то белый сверток, который и издавал эти загадочные звуки. За двести лет я многое повидал, но обнаружение среди ночи на кладбище кое-как запеленатого младенца погрузило меня в глубочайший шок. Как дурак стоял я у ворот храма, держа на руках ребенка, который, как только я его поднял, тут же замолк и радостно загукал, тараща на меня глазенки. К пеленкам пришпилена была бумажка, и в свете почти полной луны я прочитал коротенькую надпись: «1 мая, 00.15».