Рассказы об Алой - Анна Поршнева Страница 10

– Вот ведь. Как будто кто меня дубиной прямо в темя шандарахнул. По-хорошему, оно надо отвар черной бульбы – он любую боль вытягивает, в особенности такую, про какую сам не знаешь, откуда взялась. Да где ж ее сейчас возьмешь, черную бульбу? Разве что в рундуке осталась…

И колдунья полезла копаться в стоявшем в сенях древнем рундуке. Один за другим на пол валились разнообразные предметы: изодранный в клочья фартук, парик не первой свежести иссиня-черного цвета, связка ивовых прутьев, несколько гусиных перьев, остро отточенных и измазанных засохшими чернилами, чугунок с топленым свиным салом… Наконец, Алая издала торжествующий крик: в руке у нее чернел крохотный, еле заметный клубень.

Дело спорилось: кипела вода, целебный отвар булькал и даже пар от него веселил душу. Впрочем, дел еще было немеряно. Например, надо было покормить лису.

«Не корми лису!» – встрял неугомонный внутренний голос.

– Так она ж голодная! – попыталась возразить колдунья

– Оголодает, сама придет. Ишь, взяла моду кормить зверей деликатесами. Куриные сердечки им, заячью печенку им.

– Сегодня бараний рубец, – оправдывалась Алая.

Она взяла миску с приготовленным кормом и нехотя пошла к двери.

«Сидеть!» – велел неугомонный внутренний голос.

– Да черт с тобой! – сказала Алая и покорно села на рундук.

Время тащилось медленно, но сидеть на рундуке было покойно и приятно. Голова больше не ныла – видно отвар черной бульбы помог, и вообще жизнь налаживалась.

В дверь деликатно поскреблись. Алая выглянула на улицу – за порогом сидела лисица и смотрела на нее голодными упрекающими глазами. Хозяйка поставила миску с кормом на землю, и зверек принялся с жадностью есть. Лучи солнца золотили блестящую шерстку на спине и хвосте. Алая залюбовалась. Внутренний голос довольно молчал.

14. Морской волк и морская собака

Алая всю жизнь провела в лесу и моря никогда не видела. Она о нем, конечно, слышала, и немало. Но никогда, никогда даже самое яркое воображение не могло бы воссоздать такое обширное явление.

Море представлялось колдунье в виде громадного котла, в котором мелькали водоросли, экзотические рыбы и рукотворные корабли. Весь этот воображаемый отвар был чем-то вроде насыщенного соленого бульона, который Алой, страсть, как хотелось попробовать, и который был для нее совершенно недостижим.

Поэтому, когда в ее жилище постучал Конрад, она обрадовалась. Конрад был возвратившийся из дальних странствий доживать в родном селении старик.  Вид он имел самый живописный. Лицо смуглое, покрытое старыми оспинами и шрамами. В левом ухе пробит тоннель, и в дыру вставлен достаточно редкий, хотя и не такой дорогой камень – глаз дьявола (буро-зеленая, переливающаяся, точно опал, масса прорезана угольно-черной вертикальной полосой). В правом ухе сверху вделан маленький бриллиант, а мочка украшена золотым кольцом. Свободные штаны и блуза, подхваченная широким алым поясом, видавшие виды сапоги, кривой нож за поясом, которым он ловко орудовал, отрезая ломти дичины в трактире. Так и представлялось, что так же ловко он орудовал этим ножом в какой-нибудь короткой стычке на улицах портового города или даже – чем черт не шутит – в схватке со свирепыми жестокими пиратами.

Конрад привез с собой целую повозку морских редкостей – веревок, стянутых хитрыми узлами, сундуков, крашенных перламутром, карт неведомых земель, и даже целый (правда, маленький) корабль, дивной силой упакованный в бутылку. Кроме того, Конрад принес с собой множество рассказов о своей бурной молодости и полной опасностей зрелости. До Алой долетали отголоски этих рассказов, а вот и сам их герой стоит перед ней, широко расставив ноги, как когда-то стоял он на палубе брига. Странные ласкающие слова: шпангоуты, стаксели, рында и том подобные – закружились в голове колдуньи.

С Конрадом пришел пес, старый, косматый зверь, появление которого в жизни мужчины было окутано романтической тайной. Пса обнаружили в открытом океане, плывущим на обломке какого-то несчастного судна, однажды серым ноябрьским днем.  «Как ни рыскали мы вокруг, как ни искали моряков, спасшихся в катастрофе, никого больше мы не нашли», – говорил, посасывая трубочку, Конрад. – «Умная животина, и благодарная". – Он свистом подзывал собаку и велел ей показать трюк, установив на кончике собачьего носа соленый сухарик.  Пес держал сухарик на носу точно выверенное время и потом по команде ловко подбрасывал его в воздух, ловил и глотал, предварительно разгрызая все еще мощными челюстями.

Сейчас спутник Конрада улегся у очага и не сводил с хозяина глаз.

Между тем пришелец, перемежая свои слова самыми морскими проклятиями, пожаловался на радикулит, который, того и гляди, разобьет его, к чертям собачьим, вдрызг, трам-тарарам.

Одновременно Конрад рассматривал колдунью тем особым взглядом, каким мужчины разглядывают еще нестарых одиноких женщин. Но Алая была достаточно опытна и сильна, чтобы льститься такими взглядами или бояться их.

Весело и споро перебирая стручки леоманского бордового перца, Алая подумывала даже, что старик, возможно, не так и стар, и что имеет смысл проверить после поподробней, как удалось леченье.

В маленьком котелке кипел барсучий жир, женщина быстро – все надо было делать быстро, если не хочешь потом чихать три дня подряд – рубила вяленые конусы перца и бросала их в булькающую жидкость. Еще немного перечной мяты, чтобы мазь не была слишком жгучей…

Меж тем Конрад, вполне освоившись, уже рассказывал, как однажды в бурную темную ночь (а, может, это был день, из-за шторма черный, словно ночь) он со своей командой загарпунил громадного кашалота, и как этот дьявол мотал их – а их и без того мотало неспокойное море…

Алая замечталась и едва не пропустила момент, когда зелье поспело. Впрочем, едва не пропустила не значит пропустила.

Натянув плотные перчатки из кожи козленка, Алая велела:

– Заголяй спин и вались на лавку!

Мужчина покорно стянул рубаху, обнажив мускулистую когда-то, а теперь уже дрябнущую и заплывающую жиром спину.

Охладив котелок ледяной водой до терпимой температуры, колдунья скатала его содержимое в шар и принялась катать этот шар по спине, сперва вдоль, а потом поперек, образуя выгнутую сетку, становившуюся гуще к пояснице.

Покончив с сеткой Алая принялась разминать спину.  Перчатки, пусть и тонкой кожи, мешали, и она, наконец, сняла их и принялась работать голыми руками.

При первом прикосновении к спине, колдунья задумчиво замерла, н не жалящий, точно сотня пчел, состав