Антон Орлов - Пепел Марнейи Страница 10

Теперь уже Ференц не придумал, что ответить, и издал невнятное междометие. Если бы произнес те слова, какие Рису надо было услышать, наверняка бы что-то сдвинулось, и они бы хоть на чуть-чуть стали друзьями, но поди сообрази, что сказать такому, как он!

Для того чтобы не понимать друг друга, совсем не обязательно говорить на разных языках. Эта мысль Ференца удивила, и в течение некоторого времени он пробовал ее на вкус, словно экзотический леденец. Ему редко приходили в голову отвлеченные мысли.

– Тако говорит, видел тебя двадцать третьего дня около храма Кадаха Радеющего. Перед пожаром. Слышь, люди болтают, что жрецы Кадаха всяко честили Гонбера, поэтому он спалил ихний храм. Тако там хапнул скатертку для ритуалов, шитую золотом, и большущий пирог с капустой из корзинки для бедных. Ну, подсуетился, когда все добро наружу вытаскивать начали… Он Радеющему уже две свечки в другом храме поставил, по отдельности за пирог и за скатертку, чтобы тот его простил. Кадах добрый бог. А ты хоть чем-нибудь поживился или просто глазел, как оно горит?

– Я не успел их предупредить. Я понял, что у них случится беда, хотел сказать и опоздал. Если б я раньше это почувствовал…

– А потом куда делся? Мы всей бандой пришкондыбали, а тебя уже нет. Где был?

– Не знаю.

– Как так – не знаешь, где был и что делал?

Ференц решил, что он заливает.

– Иногда не знаю.

После этого признания Рис закусил губу, словно сразу пожалел о своей откровенности.

Улица Босых Гадалок встретила их желтизной и слякотью. Старинные двухэтажные дома с мутноватыми окошками-сотами. Грязные потеки на стенах. Крыши с загнутыми краями, крытые лакированной черепицей цвета осенних листьев. Никогда не просыхающие лужи в углублениях дряхлой мостовой, расползающейся на отдельные булыжные островки.

Здесь было людно: рослая зеленщица, бормоча под нос ругательства, маневрировала со своей расхлябанной тележкой среди колдобин, несколько горожан и горожанок шли мимо по своим делам, иные из них останавливались, присматривались к вывескам. Впереди маячило двое кургузов в коротких форменных плащах, ярко-синих с белой каймой. Завидев их, Берда-младший напрягся, но напомнил себе, что он сейчас не шпана нижнереченская, а цивильный мальчик, и на всякий случай шепнул своему спутнику:

– Не беги. Они нам тута ниче не сделают.

Прикид – не прикопаешься, сам он похож на купеческого сынка, а Рис, со своей свежевымытой гривой и темными глазищами в пол-лица, смахивает на одно из тех бледных юных дарований, которые с утра до ночи прилежно пиликают на скрипке или сочиняют трогательные стишки на радость господам меценатам. Если кургузы все-таки привяжутся – ныть и твердить плаксивым голосом, что сбегать с уроков больше не будем, это он еще перед выходом подельнику растолковал.

С теткой Хией дед Ференца когда-то любился. Давным-давно, когда у нее был всего один подбородок, и не было жирной черной бородавки на лбу, и щеки не свисали до воротника. Старый Берда утверждал, что она была красавицей хоть куда, и он на нее кучу денег в охотку потратил и дважды дрался на ножах за ее честь, но потом они все равно разлаялись и расстались, потому что Хия, как и другие ведьмы, норовила командовать полюбовником, который не из магов, а Берда разве такое стерпит?

На ней был засаленный капот из малахитового атласа, голова обмотана, как чалмой, застиранным цветастым платком. Отворив дверь, Ференца в образе пай-мальчика она в первый момент не узнала, и тот про себя радостно ухмыльнулся: богатым буду, дельце с пелериной выгорит!

Дальше следовало проявить смекалку, чтобы все обстряпать в наилучшем виде, и тут он показал себя достойным внуком Берды Нижнереченского. Когда Хия провела их в свою приемную, тесно заставленную пыльной плюшевой мебелью, Ференц украдкой подмигнул, состроил рожу и мотнул головой в сторону двери, перед этим кивнув на Риса, который изумленно уставился на громадное, в полстены, панно из засушенных цветов.

Вдвоем они выбрались в полутемный коридор, где пахло валерианой, мятой, канфой, и сквозь эти запахи пробивалась слабая вонь отхожего места.

– С чем пришли? – осведомилась старуха, не спуская подозрительных глаз с Риса, оставленного в приемной.

Ференц попытался прикрыть дверь, но она не позволила, опасаясь, что незнакомый парнишка втихаря что-нибудь стырит.

– Тетушка, проверьте его на порчу и сглаз. Он воровать не может. Сказал, от этого помрет.

– Так вас, бедокуров, – одобрительно ухмыльнулась старая ведьма.

– Тетушка, мы расплатимся по-честному, падлами будем!

– Вы и есть падлы, – резонно заметила Хия.

– Тетушка, ну, пожалуйста, вы же добрая волшебница, а он для вас потом сворует что-нибудь хорошее или деньгами отдаст.

Шептал еле слышно, чтобы Рис не услышал – кто знает, как он отнесется к такой инициативе? Вдруг сразу задаст стрекача… Насчет своего смелого обещания Ференц рассудил, что никакой недоштопки тут нет: избавленный от злых чар, Рис, конечно же, не откажется отблагодарить свою спасительницу. А пока то да се, в гости к хозяйке дома через дорогу пожалует принцесса Лорма, и тогда он сможет расчухать, велики ли шансы на благополучный исход затеи с пелериной. Одной стрелой двух уток, дед будет гордиться Ференцевой изобретательностью! Ференц решил, что похвастает перед дедом после, когда все будет в сахаре.

– Ладно, погляжу, – ворчливо согласилась тетка Хия. – А если ты, пока я буду с ним возиться, что-нибудь хапнешь – чирей на задницу наведу, понял? Пока вы здесь, лучше забудь о том, что у тебя есть руки.

Когда она вернулась в комнату, Рис все так же рассматривал старое осыпающееся панно из полевых цветов и крашеной соломы.

– Подойди сюда, – властно окликнула его Хия. – Головушка не болит?

– Немного, моя госпожа.

Ишь ты, умеет воспитанного корчить. Ференц слегка удивился неожиданной обходительности этого городского дикаря, а потом смекнул, что дает о себе знать трехлетнее пребывание в Школе Магов: там малолетки живо приучаются вести себя вежливо с взрослыми чародеями и чародейками.

– Непосвященный заработает мигрень, если будет долго пялиться на эти цветочки, – Ференц знал, что ведьма напропалую колпачит, сама же только что оделила его этой мигренью, на такие подходы она мастерица. – Сядь в кресло и расслабься, я избавлю тебя от недомогания…

Рис подчинился. Теперь дело на мази.

Ференц тихо, как изнывающая от скуки тень, слонялся туда-сюда по приемной, лавируя между лоснящимися плюшевыми креслами. Руки демонстративно держал в карманах: чирей на заднице ему без необходимости. Наконец услышал голос Хии, усталый и немного печальный: