Светлана Гольшанская - Страждущий веры (СИ) Страница 10

Я сосредоточилась на обиде и отчаянии. После долгих усилий они вытеснили поток постыдных видений.

Надо сидеть тихо. Дождаться, пока Бежка с Йорденом заснут и потихоньку выбраться. Иначе если они поймут, что я знаю их маленький секрет, то убьют меня прямо в этой комнате. Остальные на пиру — мои крики никто не услышит. Моё тело выбросят в овраг, а родным скажут, что я сбежала, испугавшись свадьбы. Им неведома жалость, они не погнушаются взять грех на душу, они ненавидят меня. За что? За парочку неловких слов, за дорогое платье, за заурядную внешность? Я так старалась делать все правильно, как хотел папа, Йорден, Бежка. Думала, что смогу всех обмануть, стать хорошей женой и матерью. Но это никому не нужно. Нужен только наследник с даром, честь рода и влияние в ордене. А меня используют и выбросят, как хлам, который всем мешает. Вначале папа с Вейасом, а потом и муж. Так может, не надо и вовсе стараться, раз всё уже предрешено? Не душиться в тугом корсете, не растягивать до боли рот в улыбке, не слепиться по ночам над рукоделием. Делать всё неправильно, так, как хочу я сама. Только вот чего я хочу?

Растирая по лицу слёзы, я подняла взгляд. В белёсом мерцании посреди непроглядной черноты рядом застыл уже знакомый силуэт. Суженый из сна. Во тьме он стал светом. Привычным жестом протянул мне руку. Лицо озарилось, словно грозовые тучи разошлись и из-за них хлынули яркие солнечные лучи. Он был красив, благороден и силён. В глазах сквозила искренность, нежность и забота. Вот чего я хотела на самом деле. Я улыбнулась и приняла его руку, шепча сокровенное: «Спасибо». И, кажется, снова уснула.

5.

Я проснулась от громогласного храпа. По комнате кто-то ходил, шелестел одеждой, но больше не стонали и не целовались. Я приоткрыла створки и выглянула наружу. Была глубокая ночь. Лившийся сквозь незашторенное окно лунный свет укутывал стоявшую боком к шкафу женскую фигуру зыбкой дымкой. Бежка натягивала унылое служаночье платье и прятала роскошные тёмные волосы под чепец, потом вдруг обернулась к шкафу. Я в ужасе отпрянула. Хорошо, что Йорден храпел так громко, иначе меня бы точно услышали. Но Бежка лишь подмигнула непонятно кому и, ступая на цыпочках, вышла, оставив дверь распахнутой. Точно, слышала. А, может, и видела. И всё-всё поняла! Стыдно-то как. Хотя чего мне-то стыдиться? Стыдно должно быть ей!

Подождав несколько мгновений, я вылезла из шкафа. Йорден дрых без задних ног, мерзавец, так и удушила бы подушкой! Осторожно переступая, чтобы его не разбудить, я выбралась из спальни. Тёмный коридор пустовал. Не доносилось ни звука. Видимо, гости уже давно разошлись по приготовленным для них комнатам и улеглись в кровати. Интересно, сколько же я проспала в дурацком шкафу? Ух, и влетит теперь от папы: он ведь велел не покидать гардеробной. Меня наверняка уже ищут. Как я объясняться-то буду? Впрочем, нет. Объясняться теперь будет он. Хватит с меня покорности и кротости.

Не заботясь больше, что меня могут заметить, я направилась к парадной лестнице. По ней хотя бы шею не сверну в темноте — здесь часть светильников оставили зажжёнными для любителей полуночных прогулок. Но моя продлилась недолго. За поворотом первого же пролёта я нос к носу столкнулась с разъярённым родителем с догорающей свечкой в руке. В лице ни кровинки, а глаза так и посверкивают молниями от гнева. Решимость таяла с каждым мгновением. Я вжала голову в плечи. Папа никогда на меня не кричал, журил было за то, что покрывала шалости Вейаса, но всерьёз никогда не злился.

— Где тебя носило?! — грозно зашептал он. Ноги подкосились, а к горлу подступила дурнота, напоминая, как я вымоталась. Папа подхватил меня и заговорил куда более ласково: — Посмотри, до чего себя довела. Велено же было лежать. И зачем ты снова напялила эти жуткие тряпки?!

Он переживал? Или только о гостях печётся? Не в силах больше ни о чём размышлять, я уткнулась в папин щедро расшитый серебряным позументом камзол и закрыла глаза. Тёплые пальцы скользнули по волосам. Накатила тупая апатия. Снова успокаивает. Не буду сопротивляться, не могу. Куда-то понесли, я не следила за дорогой. Слышала только тяжёлые шаги и прерывистое дыхание. Заскрежетала, открываясь, дверь потайного прохода. Воздух стал спёртым, затхлым, но снизу веяло приятным холодком. Папа поставил меня на пол перед знакомой белой дверью, оплетённой кружевом колдовских орнаментов. Святилище. Лязгнул навесной замок, и папа подтолкнул меня ко входу. Внутри на полу лежала пуховая перина с подушками и шерстяным одеялом. Я удивлённо обернулась. Папа вынул из-за пазухи платок и принялся отирать моё лицо от крови.

— Иди. Поспишь здесь ночь, и все как рукой снимет.

— Но ведь это кощунство. Боги рассердятся. Ты сам говорил.

— Тогда я хотел научить вас дисциплине, но сейчас это неважно. Богов нет, или они давно умерли, а цель у святилища одна — подпитывать наши силы. Тебе это сейчас нужно.

Я уселась на перину, бездумно разглядывая знакомые надписи на стенах. Богов нет, или они давно умерли. Мы не поклоняемся ветру, а лишь заманиваем в ловушку, чтобы использовать его могущество. Благоговение и добронравие, — всё, чему меня учили — обман. Так, может, и отцовская забота — лишь зыбкий морок, который исчезнет, стоит мне ступить за порог этого дома?

— Я искала Йордена. Хотела поговорить наедине. Надеялась, что так больше ему понравлюсь, — рассказывала я непонятно зачем.

Папа протяжно разглядывал меня, словно стремился прочитать.

— И как, нашла?

Я по привычке начала кусать губы, не решаясь ответить. Лёгкий мысленный толчок, и слова сами вырвались наружу:

— Он был со служанкой. Бесстыдно лапал её, раздел, опрокинул на кровать... Они стонали, кричали как от боли. Я до сих пор слышу эхо тех звуков, перед глазами до сих пор встают отражения их объятий, поцелуев, развратных ласк, похотливых движений. Это так гнусно, некрасиво, ужасно! А потом он рассказывал, как после рождения наследника подсыплет мне в пищу волчью траву, а свою любовницу сделает хозяйкой вместо меня.

Я умолкла, истощённая длинной речью. Лицо раскалилось от стыда. Ну зачем папа заставил сознаться?! Теперь я буду чувствовать себя ханжой. Хотя, наверное, так и есть, раз я даже не понимаю, почему всем так нравятся безобразные утехи плоти.

Настойчивый папин голос вывел из задумчивости:

— Ты узнала ту служанку? Скажи имя, и я велю её выгнать, даже найму душегуба, чтобы наверняка избавиться от неё.

Папа снова полез в мои мысли. Я представила, как по служаночьему платью растекается кровавое пятно, меркнет сверкающая улыбка, прежде смуглая кожа становится мертвенно бледной, остывают длинные ловкие пальцы, густые тёмные волосы спутываются и облезают с оголившегося черепа. Вспомнилось, как Бежка подмигнула мне на прощание. Нет, не хочу, чтобы её убили из-за меня.