Дэвид Геммел - Легенда о Побратиме Смерти Страница 10

— Ты хочешь сказать, что это занятие не для дикарей? — беззлобно осведомился надир. — Быть может, мне следует сослаться на философа-священника Дардалиона, который сказал: «Каждый ответ влечет за собой семь новых вопросов. Поэтому умножение знаний всего лишь помогает понять, сколько еще осталось непознанным». Достаточно ли будет этих слов, мастер-бальзамировщик?

Чорин-Цу, скрывая удивление, низко поклонился:

— Вполне достаточно, молодой человек. Прошу тебя простить старика за невольную грубость. Для меня это особые дни, и боюсь, волнение дурно сказывается на моих манерах.

— Я не обижен. Степная жизнь сурова и почти не оставляет времени для философских размышлений.

— Не хочу усугублять свою невежливость, молодой человек, — снова поклонился чиадзе, — но нельзя ли узнать, как мог надирский воин приобщиться к мудрости Дардалиона, главы Тридцати?

— Говорят, что не все секреты следует раскрывать — это придает остроту общению. Ты говорил о своих занятиях.

Чорин-Цу все больше начинал нравиться этот юноша.

— Да. В мои занятия входили также астрология, нумерология, гадание по рунам, хиромантия и начала магии. И все же столь многое еще остается непознанным! Вот тебе пример. — Старик достал из-за пояса нож с рукояткой из слоновой кости и указал им на круглую настенную мишень шагах в двадцати от себя. — Когда я был моложе, я попадал в золотой центр этой мишени. Но годы, как видишь, скрючили мои пальцы. Сделай это за меня, Талисман.

Молодой надир взвесил клинок на ладони, отвел руку и метнул нож. Серебристая сталь, сверкнув в свете лампы, вонзилась в цель на палец до золотого «яблочка».

— Эта мишень покрыта мелкими знаками. Подойди и назови мне тот, в который вонзился нож.

Талисман, подойдя, увидел, что вся мишень испещрена золотыми чиадзийскими иероглифами. Большинства из них он не знал, но клинок пробил овал с тонким когтем посередине — этот символ Талисман понимал.

— Так что же? — спросил Чорин-Цу, и Талисман назвал ему знак.

— Хорошо. Сядь снова рядом со мной, мой мальчик.

— Я выдержал твое испытание?

— Пока только первое. А вот второе: испей из одной из этих чаш.

— В которой из них яд? — Чорин-Цу промолчал, и Талисман добавил: — Мне что-то расхотелось пить.

— И все же ты должен.

— Скажи мне, какую цель ты преследуешь, старик, — тогда я решу.

— Я видел, Талисман, что нож ты метать умеешь. А вот умеешь ли ты думать? Достоин ли того, чтобы служить Собирателю, чтобы привести его к своему народу? Ты верно предположил: в одной из чаш содержится смертельный яд. Ты умрешь, как только он коснется твоих губ. В другой — чистая вода. Как же сделать правильный выбор?

— Этих сведений недостаточно, — ответил Талисман. — Ошибаешься.

Талисман задумался, прикрыв глаза, припоминая каждое слово, сказанное стариком. Он повертел в пальцах левую чашу, потом взял правую. Обе были одинаковы. Талисман перевел взгляд на ковер, и внезапная улыбка тронула его губы. Ковер был покрыт теми же символами, что и мишень, и овал с когтем помещался под левой чашей. Талисман отпил из нее — вода была холодной и приятной на вкус.

— Ты наблюдателен — это хорошо, — сказал Чорин-Цу. — Но не странно ли, что ты попал ножом в нужный знак, хотя на мишени начертано еще двенадцать?

— Откуда же ты знал, что я в него попаду?

— Об этом мне поведали звезды. Носта-хан тоже знает. Он — благодаря своему Дару, я — благодаря своей науке. А теперь ответь: каким будет третье испытание?

Талисман сделал глубокий вдох.

— Коготь — знак Ошикая, Гонителя Демонов, овал — его жены Шуль-сен. Когда Ошикай посватался к Шуль-сен, ее отец поставил перед ним три задачи. Первая требовала меткости, вторая — смекалки, третья — самопожертвования. Ошикай должен был убить демона, который был его другом. У меня нет друзей демонов, Чорин-Цу.

— Этот миф, как и все прочие, имеет свой потаенный смысл. Ошикай был человеком беспокойным, подверженным вспышкам ярости. Демон был частью его самого, дикой и опасной стороной его натуры. Отец Шуль-сен знал об этом и хотел, чтобы Ошикай любил свою жену до гроба, никогда не причинял ей зла и не оставил ее ради другой.

— Но какое отношение все это имеет ко мне?

— Прямое. — Чорин-Цу хлопнул в ладоши, и вошла молодая женщина-чиадзе. Поклонившись обоим мужчинам, она опустилась на колени и коснулась лбом пола у ног Чорин-Цу. Талисман хорошо видел ее при свечах. Очень красивая, с волосами как вороново крыло и большими миндалевидными глазами. Губы полные, и фигура кажется особенно стройной в белой шелковой рубахе и длинной атласной юбке.

— Это Зусаи, моя внучка. Я хочу, чтобы ты взял ее с собой. Того же желают Носта-хан и твой отец.

— А если я откажусь?

— Я не скажу тебе больше-ни слова. Ты покинешь мой дом и вернешься к юртам своего племени.

— А как же дело, которое я должен исполнить?

— Оно совершится без моей помощи.

— Я еще не готов взять себе жену. Моя жизнь посвящена мщению и Собирателю. И даже если бы я решил жениться, я как сын вождя имею право сам выбрать себе невесту. Я предпочел бы, конечно, чтобы она была надиркой. Я очень уважаю чиадзе — но это не мой народ.

Чорин-Цу подался вперед:

— Нет у вождя никаких прав — в этом заключается одна из тайн власти. Притом ты заблуждаешься, молодой человек. Зусаи не тебе предназначена в жены. Она обещана Собирателю и станет его Шуль-сен.

— Тогда я не понимаю, — с заметным облегчением проговорил Талисман, — в чем же здесь жертва с моей стороны?

— Берешь ты Зусаи под свою опеку? Обязуешься защищать ее даже ценой собственной жизни?

— Если так надо, я готов. Но в чем здесь жертва?

— Возможно, жертвы и не потребуется. Зусаи, покажи нашему гостю его комнату.

Девушка, поклонившись еще раз, молча встала, и Талисман последовал за ней.

В конце короткого коридора Зусаи открыла дверь в комнату, увешанную коврами, с разостланными на полу одеялами. Стульев здесь не было, украшений тоже.

— Спасибо, Зусаи, — сказал Талисман. — Скажи, ты когда-нибудь бывала в пустыне?

— Нет, мой господин.

— Тебя не волнует предстоящее путешествие? Мы поедем через враждебные земли, где нас ждет много опасностей.

— Меня страшит только одна, мой господин.

— Какая же? — Когда он задал этот вопрос, в глазах Зусаи появился блеск, и лицо напряглось. Решительная женщина на миг сменила спокойную, приветливую девушку — и тут же снова надела маску.

— О страхах лучше не говорить, господин. Страх сродни магии. Доброй вам ночи. — И она закрыла за собой дверь.

Звучный смех Зибена наполнил всю комнату, и дренайский посол покраснел.