Дэвид Геммел - Дочь горного короля Страница 10

– Не знаю уж, приглашать ли тебя, – проговорила она, став на пороге.

– Пригласи, пригласи. Друзья в жизни – большая редкость, и бросаться ими не надо. Я и по глазам твоим вижу, что мой приход тебя радует, а напряжение, которое я в тебе чувствую, может ослабить только любовь. Ведь так?

– В целом да. – Она отступила, позволив ему войти.

– Да у тебя тут пир был, – сказал он, принюхавшись. – Просто слюнки текут. Утка, не так ли?

– Да, Баллистар приготовил. На кухне он истинный чародей. Тебе следует взять его к себе в услужение.

– Я подумаю. – Асмидир бросил плащ на стул и сел у огня.

Сигурни устроилась у него на коленях, поцеловала в щеку.

– Я правда рада, что ты пришел.

Он провел пальцами по ее серебряным волосам, прижал к себе, понес в спальню.

Следующий час был посвящен любви, но Сигурни, обмирая под его ласками, все время чувствовала, что его что-то гложет. Достигнув наивысшего наслаждения во второй раз, она отстранила его от себя, уложила рядом и спросила, опираясь на локоть:

– Что с тобой, друг мой? – Ее ладонь лежала на его гладкой темной груди.

– Много всего. – Он потянулся к ней, но она отодвинулась.

– Скажи.

– Я надеялся, что ты позволишь мне самому дойти до конца, прежде чем вступать со мной в разговоры, – с натужной улыбкой ответил он.

Она, посмеиваясь, укусила его за ухо.

– Поскорей только, а то у меня есть другие дела.

– Слушаюсь, госпожа моя. – И он вернулся к прерванному занятию.

Потом они пили мед у огня. Сигурни ощущала во всем теле блаженную слабость. Обнаженный Асмидир накинул на себя плащ, чтобы уберечься от сквозняка.

– Ну, теперь рассказывай, – сказала Сигурни.

– Скоро начнется война.

– Вот как, и где же?

– Здесь. Я был в Цитадели. Туда собираются наемники, а барон изучает карты прилегающих к Хай-Друину земель. Я уверен, что скоро он поведет свое войско в горы.

– Быть того не может. Ему не с кем здесь воевать.

– Это несущественно. Ему опротивел этот край, а война с горцами даст ему случай с триумфом вернуться на юг. Ничего, что сражаться он будет с горсткой кое-как вооруженных крестьян. Кто об этом узнает? Историк у него свой. Разорив горные села, он получит славу, которой так жаждет. Быть может, на будущее он замышляет другую войну, междоусобную.

– Но как это может касаться тебя, Асмидир? Ты не из наших мест, и нижнесторонний король – твой друг.

– Я всего лишь состоял у него на службе. Король – человек жесткий и беспощадный, в этом он схож с бароном Ранульфом. У нас с ним разные интересы. – Асмидир слегка улыбнулся. – Сюда я приехал из-за пророчества, но оно не сбылось, и я не знаю, что делать дальше.

– Что это за пророчество?

– Теперь уже не важно. Даже шаманы способны ошибаться, как видно. Но я проникся какой-то непонятной любовью к этой суровой, холодной земле, любовью не менее сильной, чем моя ненависть к барону и к тому, что за ним стоит. Почему зло, как показывает история, всегда торжествует? Разве честно, что люди, свободные от законов совести, оказываются сильнее?

– Может быть, просто время еще не пришло, – ответила девушка, и он удивился.

– Время?

– У нас было два великих короля, Гандарин и Железнорукий. Хорошие люди, но при этом сильные и бесстрашные. Разгромив своих врагов, они правили мудро и справедливо. Теперь время нижнесторонних, но за ним опять придет наше, и у нас будет новый вождь.

– Где же он? Пророчество, которое привело меня к вам, касалось как раз его. Великий вождь с короной Альвена на челе. Но я побывал везде, Сигурни, и ни слова не слышал о таком человеке.

– Что ты сделаешь, если найдешь его?

– Я стратег, знаток военной науки. Я научу его сражаться с захватчиками.

– Горцев не нужно учить искусству войны.

– Нет, Сигурни, в этом ты неправа. Вся ваша история строится на одном лишь мужестве. Вы бросаетесь в рукопашный бой и крошите врага палашами. Но война – это не только сражения, а еще и тылы, обозы, средства сообщения, дисциплина. Солдат нужно кормить, капитаны должны передавать донесения полководцам. Есть и другие стороны – например, боевой дух и вера в победу. Низинники, как ты их называешь, знают во всем этом толк.

– Я чувствую, как ты встревожен. – Она погладила его бедро с внутренней стороны. – Вернемся в постель, и я вознагражу тебя за счастье, которое ты подарил мне.

– Но ты говорила, что тебя ждут дела?

Она вспомнила о Бернте и тут же выбросила его из головы.

– Нет, ничего такого.

Назавтра в полдень Баллистар нашел Бернта висящим на ветке дуба. Праздничный наряд, в который тот облачился, был замаран нечистотами, извергнутыми в миг смерти. Глаза выпучены, язык торчит изо рта. Ворона, сидя на плече у повешенного, выклевывала ему правый глаз.

Под телом на земле лежала изящная перчатка для соколиной охоты, расшитая белыми бусинами. Моча самоубийцы капала на нее.

3

Волам было трудно тащить повозку по узкой тропке, ведущей к хижине Гвалча, и Тови поехал в обход, через долину, по каменистым дорогам – их проложили нижнесторонние углекопы в ту пору, когда на склонах холмов еще встречались открытые угольные пласты. Пекарь выехал из дому, как только рассвело. Он любил эти поездки в город при Цитадели, совершаемые раз в три месяца. Гвалч был веселым попутчиком, хотя и раздражал порой, а деньги от их общей торговли позволяли Тови жить в свое удовольствие. Превосходные меды Гвалча уходили на юг по баснословной цене.

Один из волов оступился на осыпи. Фургон накренился, пустые бочонки затарахтели.

– Эй, Соломка – поосторожней, мальчик! – крикнул Тови. Его легкие полнились свежестью, веющей с Хай-Друина. На вершине подъема он дал волам отдохнуть, поставил тормоз, обвел взглядом открывшийся вид. Много лет назад он шагал по этой самой дороге в числе ополченцев Лоды. Они шли с песней и там внизу, у ручья, повстречались с Паллидами. Вместе их стало семь тысяч – еще до того, как к ним примкнули Фарлены.

Теперь они все мертвы – ну, почти все. Гвалч тоже там был, пятидесятилетний, но прямой, что твой посох. Король, с орлиным пером на шапке, сидел на красивом, привезенном с юга коне. С виду отважный воин, но сердцем – нет. Тови плюнул, вспомнив, как король бежал с поля брани, оставив их всех умирать.

– Кровь не всегда себя оказывает, – произнес он тихо. – У героев рождаются трусы, у трусов – короли.

Повеяло холодом, и Тови закутался в плащ. Идя на войну, он ветра не чувствовал, но хорошо почувствовал его неделю спустя, когда прятался от погони, брел через валежник, переходил вброд ручьи, ночевал в неглубоких пещерах, страдал от голода и холода. Еще как почувствовал, Бог свидетель.

Высоко над ним парила в потоках воздуха пара орлов, недосягаемая для человеческих козней и стрел. Тови отпустил тормоз, тряхнул вожжами.