Елена Хорватова - Странствия по мирам Страница 10

Ныне ради приработка к скромной пепсин Эрик Витольдович трудился в качестве техника-смотрителя собственного дома, шестнадцатиэтажной блочной башни на севере Москвы. Ясно было, что на такой должности ему приходилось блистать разнообразными талантами и выступать то в роли слесаря, то в роли электрика, то в роли плотника. Начальство было очень довольно: рукодельный старик Буртининкас был просто находкой, к тому же с недавнего времени считалось весьма рациональным привлекать на службу в коммунальное хозяйство представителей этнических меньшинств. Они почему-то больше старались па своих производственных участках. Хотя выходцев из Прибалтики было среди коммунальщиков как раз немного.

Жильцы тоже одобряли деятельность техника-смотрителя Буртининкаса. «Паш Эрик Витольдович па все руки мастер, – говорили жильцы. – За его спиной – как за каменной стеной. И водопровод починить, и люстру навесить, и дверь поменять – никаких проблем. Не дай бог, уйдет он из нашего РЭУ, мы еще наплачемся!»

Сходные чувства испытывали и члены магического сообщества Москвы: и шапку-невидимку изготовить, и волшебную палочку отладить, и друидическое охраняющее заклятие на дверь дома поставить – все господин Буртининкас умел. Действительно, никаких проблем – на все руки мастер!

Дружба со стариком Буртининкасом волею судеб досталась Mapгоше в наследство от покойной бабушки вместе с магической силой, тайными знаниями и атрибутами колдовства. Бабушка даже торжественно провозгласила старого Буртининкаса своим душеприказчиком и возложила па него обязанность следить, чтобы никто не посмел отнять у ее внучки и преемницы волшебное наследство. И Эрик Витольдович стал для Маргариты кем-то вроде заботливого дедушки, выполняя волю старом колдуньи.

Маргоша сперва не могла попять, что именно заставляет цверга тратить на нее, начинающую ведьму, неопытную, легкомысленную и не слишком умелую, столько душевных сил, пока он не рассказал о самом заветной тайне своей жизни.

Когда-то он страстно и безответно любил красавицу баронессу Лизелотту фон Хорн, особу весьма искушенную в магических делах и поставившую свой дар на службу людям. Инквизитор мессир Реми, погубивший множество светлых магов (черный чародей Реми в те времена был полон энергии, не терпел конкурентов и все силы бросал па их уничтожение) лишил Лизелотту могущества и приговорил несчастную к сожжению на костре. Цверг не сумел спасти Лизелотту: увы, он был не в силах тягаться со столь могучим чародеем, как Николя Реми, – но он увез прямо из-под носа у злодея ее детей, оставшихся беззащитными. Да еще и заклятие наложил, сделав их неуязвимыми для черного мага. А ведь Лизелотта поклялась, что ее потомки сумеют отомстить мессиру Реми, поэтому черный маг жаждал крови ее отпрысков.

Мудрый гном вместе с маленькими осиротевшими фон Хорнами затерялся в глухом лесном уголке Балтии (там к нему и прилепилась кличка Буртининкас, что на языке литов означало «колдун») и, по его собственному выражению, сумел «поставить детей на ноги»…

Со временем – лет через триста – четыреста – некоторые потомки остзейских баронов фон Хорнов перебрались в Санкт-Петербург, возникшую но воле царя Петра на балтийских берегах столицу Российской империи, обжились и пустил и там корни. В России их древнее родовое имя быстро модифицировалось из фон Хорнов в фон Горенов, потом где-то затерялась архаичная частичка «фон», и уже в XX веке, с началом Первой мировой войны, семейство Горенов сочло за лучшее окончательно отказаться от немецкой фамилии и стать Горынскими.

Теперь, когда минул еще один век без малого, единственным прямым потомком Лизелотты фон Хорн являлась молодая москвичка Маргарита Горынская, до недавнего времени даже не подозревавшая ни о древности своего рода, ни о присущих представителям этого рода эксклюзивных магических способностях.

Зато старый цверг, много веков назад усыновивший маленьких фон Хорнов, с интересом следил за судьбами их внуков, правнуков и праправнуков, считая их почти родней… Вот и Маргоша была для него как внучка, ведь она так напоминала свою прапрапра… прабабушку, прекрасную баронессу.

В ответ на требовательный звонок Маргариты дверь квартиры старика Буртининкаса распахнулась сразу и сама собой.

За дверью никто не стоял, да и в глубине квартиры хозяина видно не было. Но Маргоша уже привыкла к таким штучкам – цверг натренировал собственную дверь без долгих разговоров впускать в дом «своих», круг которых, впрочем, был весьма ограничен, а против всех незваных гостей действовала древняя друидическая защита «чертополох».

Изображение куста чертополоха, искусно вырезанное по дереву и сопровождаемое латинским девизом «Nemo me impune lacessit»[2], украшало вход в дом. Соседи, не слишком искушенные в магических делах, а равно и в мертвых языках, полагали, что это художество старика Буртининкаса – дань каким-то литовским обычаям…

– Дядя Эрик, вы дома? – прокричала Маргарита куда-то в глубину не слишком просторной квартирки, и цверг, как обычно, совершенно ниоткуда возник рядом с нею в прихожей.

– Маргарита! Солнышко мое! Зашла навестить старика! – обрадовался он, и Маргоше стало немножко стыдно.

Действительно, не мешало бы навещать Эрика Витольдовича почаще, он ведь так одинок… А она если и приходит, то только по делу. Вот и сегодня приехала к старому цвергу только потому, что ей обещали путешествие в иные миры.

– А тети Нины еще нет? – Маргоша покрутила головой по сторонам, чтобы скрыть неловкость. – Она обещала, что будет ждать меня тут, у вас.

– Да, Нининсина пыталась мне что-то сообщить, но, честно говоря, астральная связь никогда не была ее сильной стороной… Я так и не понял, о чем толкует старая перечница.

Эрик Витольдович, как и большинство гномов, был ворчлив, грубоват и любил резать коллегам но магическому цеху, да и всем прочим живым существам, «правду-матку» в глаза, но Маргоша уже успела к нему привыкнуть и хорошо знала, что он гораздо добрее, чем хочет казаться.

– Дядя Эрик, вы старый ворчун. Но я все равно вас люблю.

Она потянулась, чтобы его поцеловать, но поскольку цверг был очень маленького роста и недоставал Маргарите даже до плеча, она угодила губами прямо в его лысину.

Буртининкас, не избалованный лаской, все равно расцвел.

– Ах, как давно меня не целовали молодые красавицы! Ладно, ты ведь, наверное, пришла по делу. Нининсина с возрастом стала очень бестолковой, но ты-то хоть мне объясни, что там у вас случилось. Надеюсь, мы можем обойтись без фальшивых нот в разговоре? Ты что предпочитаешь – кофе или чай? Ах да, вспомнил – зеленый чай, и к нему мед и сухофрукты. Вы, молодые, гораздо внимательнее относитесь к своему здоровью, чем мы в свое время… Но вот проживите-ка еще с наше!