Юлия Кулинченко - От топота копыт [СИ] Страница 10

– Заходи, я свечу зажег.

– Ой, а у тебя откуда?

Витая серебристая свечка скорее всего была дорогой медленной. По три дня такие свечи горят, но и стоят, ого-го!

-А зажег ты чем? – не унималась я.

-Ита, слушай. Мне не до разговоров сейчас, давай поспим, а? Весь день на ногах. А утром я тебе все, что захочешь, расскажу.

Дверца сарая запиралась на хлипкую щеколду, в углу прела кучка сена, на которую Грай тут же свалился, довольно высказав: «По королевски спать-то будем, с постелями и засовами.»

Разговорить травника мне не удалось. Уставший парнишка на все вопросы только пробурчал «Свечу оставь, пусть горит» и постарался зарыться поглубже в сено.

Я легла прямо на землю. Прохладно, но болезнью не грозит. Здоровья-то у меня поболее, чем у Грая будет.

Сразу заснуть не получилось. Бывает так, что какая-то мыслишка занозой ворочается на краю сознания, не давая провалиться в забытье. Еще и травник раскатисто захрапел, спугивая остатки сна. Но хоть мысль словила. Как-то ни к чему наш сарай тут стоит! Скотину за забором держать не будешь, сено хранить тем более, а для чего? А если…? Страшная мысль прошибла, как молоньей. Деревня, Морочица, что у нас морокам-то приносит? Я судорожно перебирала в памяти теткины уроки. У нас петух, в Круже ткани, а тут чем богаты? Овец они разводят! Шерсть в столицу на продажу идет! А где удобнее овечку морокам отдавать-то? В сарае, в чистом поле!

Подхватив свечу и согнувшись, прошла по сараю, вглядываясь в усыпанный трухой пол. Так и есть! В одном из углов нашлась запекшаяся лужица крови, присыпанная соломой. Мороков я не особо боялась, а вот поужинавшее со вчера овечкой лесное зверье запросто может вернуться к сараю, для продолжения праздника. Подтверждая мои опасения, вдалеке раздался заливистый вой…

– Грай! – я рванулась к парню, – просыпайся. Там воет что-то!

Травник вскочил моментально, как и не засыпал.

– Ты чего полошишься, где, что там тебе воет?

К сбивчивым объяснениям он отнесся очень серьезно. Подкрался к двери, притаился, прислушиваясь к переливчатому вою, и встревожено обернулся на меня.

– Ита?

– Да? – Я внимательно подалась к травнику.

– Кажетcя, там волчень!

– Что?

От неожиданности попыталась споткнуться на все четыре копыта сразу, сердце пропустило удар или даже два.

– Грай! Какой волчень! Лето же еще! – меня начало мелко потрясывать всем телом.

– Итка, не трясись. Может, обойдется еще.

Как же, обойдется! Конец лета – сытная пора. И обычные волки, не учуяв вожделенную овечку, почти наверняка, обошли бы сарай стoроной, но только не волчень. Летом эти твари отсыпались в вырытых норах, изредка выбираясь подкрепиться, а с наступлением холодов входили в полную силу. Зверь немногим больше обычного волка, на него же и похож, но гораздо более сильная и хищная тварь. На людей первыми нападают редко, если только жертва не заведомо слабее. Хитрые. Нас в детстве байками пугали, как подраненный волчень три дня кружил по лесу за охотником, выбирая удобное время, чтобы напасть. И дождался-таки, пока несчастный мужик не отошел от костра в кустики…

И, наверное, единственный из лесных зверей, волчень может убить не для еды, а просто для своего удовольствия.

Вой резко затих.

– Грай, – я подалась к парню. – Но нас же двое. Он не нападет! Поостережется!

– Ита, не хочу тебя пугать но, кажется, придется отбиваться. Я травник, от меня нет человечьего запаха. И от тебя кстати тоже. Так что в том сарае, в котором вчера была одинокая вкусная овечка, ему теперь пахнет одинокой лошадкой.

Словно в ответ на его слова, дверь легонько спружинила, как будто пробуя на прочность ее толкнули мягкой лапой, следом раздался громкий стук…

Глава 6

Меня мелко затрясло. В ноге пульсировала тупая боль, но я боялась даже переступить, чтобы не выдать свое положение.

Дверь толкнули снова.

– Грай! Там… – испуганный шепот сорвался на задавленный писк.

– Тсссс… – травник приложил палец к губам. Подкрался к двери, прислушиваясь, и сделал самую глупую вещь, которую только можно было представить, вежливо поинтересовался: «Кто там?»

– Люди добрые, пустите путника переночевать, а то воет чвой-то в чистом поле, боязно! – раздался в ответ испуганный мужской голос.

Я чуть не свалилась от облегчения. Дернулась было к засову, но парень опередил. Скорчил угрожающую физиономию да еще кулак для надежности показал. Я потупилась, а Грай, покопавшись в торбе, высыпал на ладонь порошок из маленького мешочка, встал на изготовку у двери и резко дернул засов. Сунувшийся было в двери мужик, получил в лицо порцию порошка и отпрянул обратно.

– Апчхи! Вы чвой-то это люди делаете! По что мукой посыпаетесь!

Грай с облегчением выдохнул.

– Заходи, заходи мил-человек. Это мы случайно.

Представившийся нашему взору путник тут же напомнил мне незабвенного Пошку из разбойничьей шайки. Высокий широкоплечий детина с копной курчавых волос и глуповатым выражением лица. Отличали его только глаза. Цепкий хозяйский взгляд тут же обшаривший все закоулки сарая. Так осматривает дом сборщик податей, не завалялось ли где у хозяев в уголочке неприкрытого добра.

– А вы, люди… – запнулся он, окидывая меня взглядом, – хм, добрые, откуда и кто будете-то?

Мужик пару раз оглянулся на дверь, словно прикидывая, где безопаснее ночевать: в поле с волчнем или в нашей сомнительной компании.

– А ты сам-то, добрый человек? – эхом отозвался Грай.

– Дыть это, мельник я с Елья, Дарием кличут.

Я прыснула. Очень уж не вязалось гордое имя с этим грубым увальнем. Мужик недовольно на меня покосился, но смолчал и подозрительно прищурился, ожидая ответа от нас. Вопрос был в целом справедливый. Юноша с кентаврой не могли не вызвать подозрений. Тем более, что наши женщины вообще редко покидают пределы общин, и уж тем более не шляются по сараям в компании мужчин. И не успел травник открыть рот, как я брякнула: «А мы наемники. В Круж идем!»

– А-а-а-а! – мельник расплылся в щербатой улыбке. – Ну тады ясно!

Наемником в Каврии мог стать кто угодно, и девицы в найме были не редкость. Достаточно было заявить о своем желании в городскую гильдию. Записавшись у главы, получить браслет, наемничью грамотку и уплатить в казну налог в три злота, за год работы. Правда, одно время король пытался ввести налог с каждого выполненного заказа, но тут же выяснилось, что почти все наемники работают из чистого человеколюбия и забесплатно.

Плюнув, власти вернули ежегодный денежный сбор, без которого не давали новую грамотку.