Дмитрий Гаврилов - Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы Страница 10

Отпихнув вдрызг пьяного завсегдатая, который лез целоваться, словен в два прыжка очутился на крыльце. За спиной трещали ломающиеся мужицкие кости… Да как трещали! Ругивлад ненароком оглянулся.

Прозванный Сидором ухватился за скамью, поднапрягся, потянул. Следом приподнялась половица…

Визг, вой. Звон заморских, только что купленных у ромеев стекол. Треск бьющейся посуды…

Выскочив наружу, словен оказался один против четырех.

— Продолжим! — крикнул он им и тут же принял яростный удар молодого стражника на клинок.

Резко развернувшись, уклонился от второго. Меч рассек воздух в вершке от его груди. Воины столкнулись, один упал, а неуловимый словен ловко полоснул другого поперек спины, рассекая броню и кожи. Движения снова были скупы и некрасивы.

Не верьте досужому сочинителю, что распишет схватку от зари до зари. Ради красного словца не забудет он про искры да богатырский мах. Не бывает красивой смерти, хоть чары ее велики. Истинный поединок — всего несколько мгновений. На княжьем дворе не раз и не два сходились дружинники. Латами поблестать, народ потешить, девиц позабавить да себя показать. Но подлинный воин знает, что в настоящей сече годится даже самый подлый, самый коварный удар. Истинный бой не ведает пощады — потому ни один берсерк не способен научить своему искусству с мечом в руках.

Едва только в корчме заслышался перезвон, часть посетителей сгрудилась поглазеть на стычку. Хозяин был немало обрадован таким оборотом, и уж вскоре, выбираясь из жуткой свалки, постояльцы обсуждали то один, то другой богатырский замах, не помня зла:

— А как он тебе по микиткам-то, по микиткам! — шумно выдыхал один.

— Ну, и я в долгу не остался. Вона как салазки-то утирает. Будет знать Сидора Долговязого! — бурчал второй.

— Эй, чужак! Сзади! — крикнули Ругивладу.

Он хоть и чужак, а не любили честные кияне, когда один — против всех.

На словена ринулся крепкий, ладно сбитый бородатый воин с боевой секирой.

«Это уже не стражник. Оружие не то, да и вид не холуйский! Левая рука ближе к концу топорища, правой держит за середину», — успел подумать Ругивлад.

Косым ударом сплеча, вкладывая в него всю могучую силу, бородатый киянин должен был бы разрубить противника. Но словен с неменьшей силой и невероятной быстротой отвел ужасный удар. Оказался сбоку от врага. В то же мгновение острие клинка вонзилось бородачу прямо в глаз. Проникло в мозг и на вершок вышло из затылка.

Сраженный медленно повалился на спину, увлекая Ругивладово оружие и самого словена за собой.

— Э, нет! Так не пойдет, приятель! Теперь ты мертв, и за живых не цепляйся! — Ругивлад наступил противнику на горло и с усилием выдернул меч.

Вовремя! Удача едва не стоила жизни. От глубокого выпада бердыша, что подобрал главарь, словен ушел уже чудом. Обожгло предплечье. Царапина разозлила. Острым мыском он с размаху дал в поджох[12] поднявшемуся было молодому киянину. Стражник рухнул всем телом в придорожную пыль. И Ругивлад остался один на один с главным обидчиком.

— Кто тебя послал!? Отвечать быстро!

Предводитель молчал, внимательно наблюдая за Ругивладом. Бердыш, судорожно сжатый в трясущихся ладонях воина, тоже смотрел точно в сторону словена. Наконец, он сбивчиво заговорил:

— Мы здесь по приказу дяди пресветлого князя, свет-Малховича. И ты, чужак, зря вздумал ему перечить.

— А вот это уж не твое сучье дело!

— Утром к хозяину пришел какой-то старик и сказал, что в городе объявился племянник Богумила… Нам приказали вести тебя на княжий суд: «Пусть Красно Солнышко сам решит, кто виноват, а кто прав!»

— И из-за этого сыр-бор? — неожиданно молвил Ругивлад, — Пошел вон!

Опустив меч, словен двинулся назад в корчму, где оставались его нехитрые пожитки. Он как бы подставлял широкую спину под удар, и не ошибся…

Тени на земле резко сместились. Упав на колено, он резко повернулся. Нырнул под мелькнувшее над головой топорище и вогнал клинок точно меж пластин! Железо по локоть вошло в живот предводителя стражи …

— Ой, потешил старого! Неплохая работа! — положил руку Седовлас на плечо словену.

— Я не хотел этого… — начал было Ругивлад, но тут же понял, что лжет.

Он слизнул с губ чью-то соленую до невозможности кровь и посмотрел на колдуна.

— Стоило медлить… Поцарапали! Ну да ничего, шрамы украшают мужчин. Подходяще! Идем!

— Так, это ты, старик, навел на меня стражу? Ну, конечно же! Мел…

— А хоть бы я! Разве недоволен? — усмехнулся Седовлас. — Так бы и искал убийц бедного Богумила, а теперь они сами нашли тебя. Не ищи их и впредь, но будь всегда наготове. Я сдержал половину своего слова — сдержи и ты хотя бы половину!

— Сперва хочу я выпить чарку на пиру у стольнокиевского князя.

— Успеется. Желать здесь могу только я! — Очи кудесника грозно сверкнули.

Он распахнул черный снаружи плащ, оказавшийся кроваво-красным изнутри, а когда вновь сложил — они стояли все в той же пещере. Ничего в ней не изменилось, только несколько светильников разрезали ее теперь надвое. Зеленое пламя чадило, на стены ложились причудливые косые тени.

Вернее, стояли Ругивлад, да увязавшийся за ним Баюн, а Седовлас снова восседал на троне, и ворон, поблескивая железным клювом, что-то каркал своему господину.

— Тебя, кот, наш разговор не касается. Довольно будет того, что в прошлый раз меня провел. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… Ну, да отрывать его тебе я не стану, пригодится на досуге… А пока, сосни маленько!

Зверь картинно зевнул и растянулся у ног словена, погруженный в дрему.

Сомнительно, правда, что было оно действительно так. Кошка не только гуляет, но и спит, когда и где ей вздумается. Да и какое заклятие подействует на волшебного кота по имени Баюн?

ГЛАВА 3. КНЯЖИЙ ПИР

Как у князя могучего стольнокиевского, многославного Володимира, шел весел да почестен пир.

За столами сидели бояре и богатые гости, старшие гридни да лучшие дружиннички. Над палатой витали аппетитные запахи жаркого, щедро сдобренного черемшой и восточными пряностями. Мясо готовили здесь же, на виду у пирующих. Туша гигантского вепря, обильно приправленная разными разностями, привлекала голодные взоры вновь прибывших. Раскаленные угли весело потрескивали да постреливали.

Фарлаф, окончив историю о том, как третьего дня он в Авзацких горах одним махом сразил семиглавого Горыныча, недовольно обернулся и цыкнул на отроков, чтоб поторапливались. Рассказ отнял не меньше сил, чем сама страшная битва.