Павел Молитвин - Тень императора Страница 100

— Вроде тех, которые мы ели в «Приюте рыбака»? — уточнила Ильяс, глядя на арранта сияющими, полными любви глазами.

— Именно таких, — подтвердил Эврих, увлекая свою возлюбленную к лоткам с фруктами. — Садовник попробовал втолковать солнцеподобному, что груши ещё зеленые и созреют только через две-три седмицы, но шад, как водится, не пожелал слушать возражений. Он хочет груш, и точка! И ежели их ему не добудут, то кое-кого завтра посадят на кол за неповиновение, непослушание, непочтительное поведение и злоумышление против венценосного повелителя. Садовник обещал сделать все возможное и невозможное, а что ему ещё оставалось? Бедняга нарвал зеленых груш, заперся в своей каморке и всю ночь молился Богине Милосердной, умоляя выручить его из беды. При этом он не забывал подсыпать в курильницу для благовоний янтарную крошку, дабы смягчить и расположить к себе Богиню.

— И это помогло?

— Представь себе! Богиня совершила чудо — груши достигли янтарной зрелости, и шад заявил, что таких полупрозрачных и сочных плодов ему доселе едать не доводилось. Но это только первая часть истории. — Эврих улыбнулся и, взяв с лотка, над которым вились пчелы и осы, пару чудесных груш, вручил их Ильяс. — Один из моих соотечественников заподозрил, что в легенде этой не зря упоминалась янтарная крошка. Решив проверить свои подозрения, он уложил совершенно зеленые груши в коробку и поставил в неё чашечку для благовоний, куда в течение ночи подсыпал янтарный порошок. И что же ты думаешь? Несмотря на то что к Богам он за помощью не обращался, груши вызрели!

— Здорово! Вот бы тебе рассказать это покойному Кальдуке! Очень он любил слушать подобные байки. — Ильяс впилась зубами в истекающий соком плод. — А теперь скажи, какой смысл вкладывал ты в эту историю? Ты считаешь меня недостаточно зрелой, ежели предлагаешь мне носить янтарные серьги? Да к тому же ещё и подслеповатой?

Эврих уставился на ехидную женщину и не сразу нашелся с ответом.

— А знаешь ли ты, почему я все-таки не подарил тебе янтарные серьги?

— Чогов пожалел, жмот несчастный!

— Это само собой, но главное, купи я их тебе, ты тотчас же подумала бы: «Раз сделал подарок, значит, хочет умаслить. Значит, чем-то передо мной провинился. А ежели правду говорят, что чем больше грех, тем больше подарок…»

— Болтун! Ох и болтун! Тебе только рыбаком быть — на сети тратиться бы не пришлось.

— Это почему же?

— Зачем тебе сети? Вышел бы на бережок и начал рыбам толковать, как на суше жить хорошо. Они бы уши-то развесили и выскочили к твоим ногам. Да сами бы ещё в корзины попрыгали, — рассмеялась Ильяс.

Видящие её в этот миг ни за что бы не поверили, что перед ними грозная разбойница Аль-Чориль, за голову которой император назначил награду в пятьсот цвангов.

«Она, безусловно, умна, но, к сожалению, недостаточно умна, чтобы скрывать это. Она никогда не будет счастлива, — с горечью и печалью подумал аррант. — Умные женщины пугают мужчин, а ежели они имеют к тому же сильный характер, их ждет незавидная участь. Увы, Ильяс не из тех женщин, на которых женятся, как бы сильно мужчины их ни желали. Ее ждет одинокая старость, если только ей удастся дожить до седых волос, ведь тот, кто собирается мстить, должен копать две могилы».

Ильяс же, глядя на Эвриха, вспомнила Данафара — военачальника из Афираэну, с которым свела их судьба под стенами Игбара. Это был единственный из её многочисленных любовников, предложивший ей стать его женой. Искушение было велико. Он нравился ей, и она не сомневалась в его порядочности. К тому же в Афираэну перебрались из Кидоты Дадават с Усугласом, и ей очень хотелось повидаться с ними. Но к тому времени мысли о мести уже отравили её мозг, и она не могла представить себе мирной жизни. Ни в городском особняке, ни в загородном поместье, в кругу семьи, с детьми и мужем… Едва ли она приняла бы предложение Данафара, даже если бы по-настоящему любила его. Однако порой, бессонными ночами, ей начинало казаться, что, отказав ему, она упустила последний шанс разорвать порочный круг, сплетенный из злобы, ненависти, жажды мести и жажды власти и зажить нормальной человеческой жизнью с её маленькими, но бесценными радостями и печалями…

— Купите чудодейственную мазь! Оберегает от стали, стрел и мечей! Купите, не пожалеете! — взвыл над её ухом козлобородый торговец.

Ильяс вздрогнула и в сердцах прошептала::

— Ну надо же! Не переводятся на свете дурни!

— Настоящие дурни не те, кто продает всякую дрянь, а те, кто её покупает, — назидательно заметил Эврих. — И среди обитателей «Дома Шайала» немало таких, кто приобрел бы по сходной цене склянку прогорклого жира, выдаваемого этим жуликом за чудодейственную мазь.

— Дурни и те и другие, — жестко сказала Аль-Чориль. — Однажды мне попался такой вот хитрец, уверявший, что его мазь защищает лучше любого щита. Я велела намазать его ею, а потом несколько раз ткнула мечом ему в живот. Негоже считать своих ближних глупцами, и тот, кто наживается на чужой дурости, рано или поздно бывает за это наказан.

Они остановились перед навесом, принадлежавшим торговцу амулетами, и Эврих, дабы не глядеть на Ильяс, склонился над россыпью безделушек. Здесь были крохотные фигурки богов, отлитые из меди и вырезанные из яшмы, нефрита или оникса; просверленные зубы крокодила и акулы; ожерелья, в которых бусы перемежались когтями волков и львов; маленькие мраморные фаллосы и зашитые в треугольные кожаные мешочки изречения из священных книг, которые должны были оберегать владельцев от всяческих напастей.

— Скажи, любезный, почему, обладая таким количеством могущественных амулетов, ты до сих пор не стал мужем какой-нибудь богатой форани или купчихи? — обратилась Ильяс к длиннолицему торговцу, взиравшему на царящую вокруг суету с усталым равнодушием много повидавшего и во многом разочаровавшегося человека.

— Едят ли мясо дети мясника? Ходит ли торговец тканями в шитой золотом парче? Я продаю то, чем не владею, то, что доверяют мне продавать жрецы и угодные Богам чохыши.

— Сколько стоит этот птицеголовый? А счастливая обезьянка?.. — спросил Эврих, видя, что Ильяс собирается задать торговцу ещё не один каверзный вопрос. — Вай-ваг! Они что, золотые? Сколько же ты просишь за эти вот кожаные мешочки?

— Сколько дашь, — неожиданно ответил длиннолицый и слабо усмехнулся, заметив изумление на лице покупателя.

— А какова цена? — переспросил Эврих, подозревая, что неправильно понял ответ торговца.

— Определенной цены нет. Чем больше заплачено за амулет, тем дольше и лучше он служит. Все в твоих руках, почтеннейший.