Карина Демина - Невеста Страница 102

Сон этот длился и длился… он был таким ярким.

Про костер. И еще про вереск.

Про того самого жаворонка, чей голос рассыпался по небу, про божью коровку и искры, которые пляшут на коже… про силу — ее слишком много, чтобы удержать, и я отдаю…

Пытаюсь.

Некому взять. И сила, запертая во мне, растет.

Наверное, я все-таки умру.

Поэтому Брокк уговаривает потерпеть. Еще немного потерпеть… надо сказать, что боль пройдет, любая проходит, если не здесь, то за гранью мира. И я поворачиваюсь к нему, с трудом открываю глаза — сон еще держит, и вижу Одена.

Нет… показалось.

Это другой пес. Просто похож. Очень похож, но другой.

— Ей станет лучше, — этот голос выталкивает меня в забытье, — а потом решим общую проблему.

И снова есть вересковая пустошь Лосиной Гривы, родники, пробившиеся к свету, и такой знакомый завораживающий стук сердца. Жар вдруг гаснет. А я понимаю, что сон закончился.

Исчезли родники и Грива, но оставили мне Одена.

Он замечательно холоден, и я, обнимая его, прошу поделиться этой прохладой.

Я просыпаюсь в чужом доме.

Потолок из серо-зеленого камня. Лежу. Разглядываю рисунок из тонких прожилок, пытаюсь понять, как здесь оказалась. Я болела, и… на больницу это мало похоже. В больницах не бывает настолько роскошных кроватей. И окон в половину стены. И уж тем более не стоят на резных столиках каменные вазы с цветами.

Цветы были живыми, свежими.

Перевернувшись на бок, я дотянулась до махрового бутона розы, чтобы убедиться, что передо мной не подделка. Мягкие лепестки посыпались на столешницу, легли белым узором на темном камне.

Нет, место определенно мне незнакомо.

Толстый ковер. Массивный секретер. Зеркало, в котором отражаются солидных размеров кресло и книжные полки за ним.

Я лежу на мягкой перине под одеялом из овечьей шерсти. На мне рубашка, но она тонкая и вся промокла от пота. Надо бы сменить или хотя бы избавиться, но мне так лениво двигаться, не оттого, что плохо, скорее уж наоборот.

— Эйо… — Шеи коснулось что-то теплое. — Эйо…

Меня сгребли в охапку и сдавили.

Знакомый запах. И знакомый голос.

Я готова рассмеяться от счастья, но оно вдруг заканчивается.

— Эйо…

— Я… — Я попыталась высвободиться из объятий, но попытка эта изначально была обречена на провал. — Отпусти.

— Нет.

Оден позволил мне повернуться лицом к нему.

Ну да, давно не виделись. Наверное, надо что-то сказать, но я не представляю, что именно принято говорить в подобных случаях. Зато обеими руками упираюсь в грудь.

— Где я?

— Дома.

— Мой дом непохож на этот.

А выглядит Оден отвратительно, не настолько, конечно, как при первой нашей встрече, но много хуже, чем при расставании. Худой, я бы сказала — истощенный. Впавшие щеки, заостренные скулы и губы в трещинах. Некоторые глубокие, до крови, и красные пятнышки ее присохли к коже.

— Это мой дом. — Он разглядывает меня пристально и… И вообще, что я здесь делаю?

Брокк… я сама ведь просила. Пыталась рассказать. У меня получилось.

И брат поверил. Нашел Одена и… и дальше что?

— Где мой брат?

— Он появится позже.

— Когда?

И почему он вообще ушел? Оставил меня здесь?

Оден молчит.

А я вдруг понимаю, что сейчас светло, он же смотрит на меня так, словно видит впервые, и есть во взгляде что-то такое, отчего мне плакать хочется.

Нельзя поддаваться, Эйо.

Было больно, а будет еще хуже. Сказки, они только в книгах выживают.

— Я пока и сам не понимаю, что произошло. — Он касается лбом моего лба. — Все плохо, да?

— Не знаю.

Лихорадка прошла. Мне было душно, жарко, но этот жар не шел ни в какое сравнение с прежним, изнуряющим, обессиливающим. Наверное, это как-то связано с тем, что кожа Одена холодна, и я, прижав ладони к его груди, не столько отталкиваю его, сколько делюсь теплом.

Это длится долго, пожалуй, чересчур долго. Мы просто лежим. Просто рядом. Просто смотрим друг на друга. А в сумме получается что-то невероятно сложное, непонятное пока.

— Ты сможешь встать? — Оден уступает и разжимает руки. — Или хочешь остаться в постели?

— Я хочу узнать, что происходит.

И выбраться из кровати.

Она большая, но нам двоим в ней будет тесно.

Сажусь. Голова кружится-кружится, и я, пытаясь удержать ее, сжимаю пальцами виски.

— Не спеши. — Оден придерживает меня за плечи. — Я позову кого-нибудь?

— Нет.

Я сама.

Встану. Пол теплый. Пусть и каменный, но под камнем наверняка проложены трубы, по которым идет горячая вода. Справлюсь со слабостью и сделаю первый шаг. Оден держится рядом, но не мешает.

— Ванная комната — там. — Он открывает дверь.

Камень и снова камень. Прорезь окна и витражи с бабочками, которые как-то не увязываются с Оденом. Хочется спросить, почему бабочки, но я прикусываю язык.

Какая мне разница?

Ванна утоплена в полу, и даже не ванна — небольших размеров бассейн, отделанный зеленым и белым нефритом. На полу — узор из водяных лилий. И узор этот повторяется на массивных каменных чашах, что низко свисают. Из серебряных львиных голов, оцепивших бассейн по периметру, льется вода. Звук ее нарушает молчание, и я присаживаюсь на бортик.

— Давно ты очнулся?

— Вчера. — Оден садится рядом. Мог бы вспомнить о манерах и выйти. — Вечером. Я не хотел тебя будить.

Если вечером, то он наверняка способен ответить хотя бы на некоторые мои вопросы.

— Как я здесь оказалась?

— Виттар принес. Мой брат.

— А Брокк?

— Насколько я понял, они немного не сошлись во взглядах. Виттар вспылил. И твой брат вынужден был уйти.

Очаровательно.

Если не смотреть на Одена, то разговаривать легче, нет ощущения, что от меня ждут чего-то, что я неспособна дать.

— Эйо, никто не будет удерживать тебя силой. Ситуация была… нервная. Ты сгорала. Я замерзал. И получается, что мы должны находиться рядом.

Вода подбирается к пальцам ног, она разноцветная, разукрашенная и преломленным витражами солнечным светом, и самим бассейном.

Сгорала я?

Да. И Одену, судя по его виду, пришлось нелегко. Теперь и ему, и мне легче. И что сказать?

Находиться рядом?

Насколько рядом?

— Лето почти закончилось. — Он сам заполняет пустоту между нами. — Еще неделя осталась…

Это выходит, что я… месяц? Полтора почти? И осталась неделя? От всего длинного лета?

— Я скажу, чтобы подали завтрак. — Оден поднялся. — Эйо, пожалуйста, если чувствуешь, что не справляешься сама, то позови. Не меня — так служанку. Вот шнур. — Он вкладывает мне в руку витую ленту с массивной кисточкой на конце. — Или просто если понадобится что-то.