Дайте шанс! Трилогия (СИ) - Сагайдачный Вадим Страница 103

Но столица будет потом. Сейчас передо мной стояла другая задача. Поэтому убрал смартфон и продолжить занятия с иллюзиями.

На этот раз я представлял автомобиль. Мне хотелось материализовать его, а потом попробовать поездить на нем по усадьбе. Для этого я себе и журнал заказал тематический, посвященный спорт карам. Выбрал один из них и теперь его прорабатывал.

Однако после телефонного разговора, в голову полезло другое. Вспомнился Семён и его дефекты лица. С живыми людьми я еще не пробовал материализацию.

Прошел в ванную комнату, встал перед зеркалом. Примерять на себе чье‑то лицо – лишняя трата сил. Пока важен сам факт: получится или нет. Я попытался изменить картинку собственного лица.

В отражении увеличился нос, глаза, со светлого на темный поменялись волосы. Получилось откровенно не очень, но я особо и не старался.

От иллюзии я перешел к материализации.

При создании ледяных глыб от них чувствовался холод. При появлении огня – жар. Понять, получился камень или нет, со стороны невозможно. Всегда требовалось его пощупать. Вот и теперь, при материализации нового лица пришлось его коснуться, потому как я совсем не почувствовал изменений.

Увеличенный в размере нос оказался вот прямо родным. Как будто я с ним родился. Специально его подергал, глубоко повздыхал. Ощущения передавались абсолютно естественные.

В этот момент пришла новая мысль.

А что, если сделать себя вообще невидимым?

Вот только оставалось непонятным, к чему привязывать невидимость: к иллюзиям или материализации.

Придал лицу прежний вид и начал с первого.

Сразу засада. Появиться чему‑то новому или измениться имеющемуся – проблем нет, оно появлялось и требовало концентрации на самом объекте иллюзии. В данном случае на месте меня появлялось светлое пятно. Его требовалось как бы закрасить.

В зеркальном отражении задним фоном служила кафельная плитка. Вот ее‑то и пришлось додумывать, чтобы окончательно скрыться.

Зато с материализацией, точнее, с дематериализацией получилось сразу и без лишних проблем. Я исчез полностью. Даже сам не мог разглядеть собственного тела, хотя продолжал его чувствовать так же.

В этот момент начала наваливаться усталость.

От стольких тренировок со Светом я уже научился определять его полноту. После дневного сна я к вечеру восстановился примерно на две третьих. Теперь же сил у меня осталось на четверть.

Пришлось снова вернуть былой облик, чтобы не растрачивать силы.

Но!

Как я мог закончить эксперимент и на ком‑нибудь его не опробовать?

С иллюзиями давно все понятно. Я мог создавать картинки внутри созданного энергетического кокона. Если в него не попасть, ничего не увидишь. С материализацией было по‑другому. Ее видели все. Вот только если ты отходил от созданного предмета, он исчезал. Это расстояние составляло от метра до десяти, исходя из имеющегося количества Света. Если требовалось увеличить расстояние, приходилось концентрироваться и соответственно прилагать больше усилий.

Для опытов я наметил гувернантку Прасковью. Больше в доме все равно никого не было. Дворецкий Антон Вениаминович и даже кухарка Матрена убыли за остальной семьей в Ниццу.

* **

До приезда родни я закончил тренировку с наставником, принял душ и переоделся. Мы вышли встречать въехавшую в ворота вереницу автомобилей вместе с Прасковьей. К нашему флигелю прибыли лимузин и внедорожник. В первом ехала семья, во втором дворецкий с кухаркой и вещи.

Стоило поздороваться с загоревшей после солнечного курорта семьей, и отец потащил меня к деду, как будто боялся потерять лишние минуты.

В отличие от остальных, Федор Гордеевич не изменил цвет лица. Он лишь посвежел и уже встречал нас в кабинете, по обыкновению сидя за своим столом.

– Итого, что мы имеем, – с порога строго начал дед, – вместо дуэли ты набросился и избил внука Тарасова…

– Ничего я не набрасывался. Бил первым он, а не я, – сразу уточнил я, потому что, устраивая с Игнатом конфликт, специально заморачивался с этим моментом.

– Не перебивай, – усаживаясь за малый столик, буркнул мне отец. – Там на записях действительно видно, первым в драку полез Тарасов, – подтвердил он для деда.

– И не просто избил, избил до полусмерти. Ты его за малым не убил! – не обращая внимания на наши реплики, продолжил Федор Гордеевич. – Теперь у Игната с лицом серьезные проблемы. Требуется длительное лечение. Ему придется пропустить год обучения в Московском Императорском университете.

– А разве он тоже туда поступил? – удивился я, потому как совершенно не предполагал, что мне придется с ним регулярно видеться теперь еще и в Москве.

– Тоже! Представь себе! – теперь перешел на крик дед. – И после случившегося, вместо того, чтобы явиться в семью, покаяться в том, что наделал, ты взял и сбежал! Нам оставил со всем разбираться!

Меня снова подмывало встрять, но отец подал знак рукой не встревать.

– Знаю, победителей не судят. Мы отказались тебе помочь в получении второй способности, поэтому ты сбежал. И надо отметить, отказали не безосновательно. Я и сейчас считаю, ты не готов к Темной зоне.

– И все‑таки он взял способность, – тихо произнес отец.

– Ну и то с того? Взял лед и тем отрезал себе дальнейший прогресс для развития. Вместо еще одного потенциального абсолюта у нас в клане теперь иллюзионист, способный призывать лед. А больше все, ничего другого он взять уже не сможет.

Меня снова подмывало встрять. Хотелось похвалиться умением материализации. Но дед еще не закончил.

– Ну и наконец последнее. Как следствие своей безалаберности ты попался в руки тайной канцелярии. И нет, чтобы сразу позвонить нам, зачем‑то взял на себя роль мученика.

– Антон Вениаминович говорил, почему Андрей не сознавался.

– Говорил. Поэтому я и разговариваю с ним спокойно. Я ценю проявленную Андреем стойкость. Скажу больше, в душе радуюсь за него. Он сумел выжить в тех дотах, смог до утра вытерпеть пытки. Но это не снимает с него ответственность. Вляпайся с Тарасовым – пусть сам разбирается. Не может? Не знает как? Пусть придет и посоветуется. Силы неравные, видно, что не сможет справиться – мы всегда поможем. А что сделал он? Чем думал, когда натворил дел с Тарасовым? Чем думал, когда попался в застенки тайной канцелярии? Только не говори, что он хотел сесть по мнимым обвинениям.

– Я хотел потом сбежать, – вставил я.

– Так бежал бы! Чего не сбежал? Сам же захотел стать самостоятельным. Или ты хотел бежать тогда, когда они из тебя сделают отбивную? Ты разве не понимаешь? Ты попал к ним в тиски! И чем дольше в них сидел, тем меньше у тебя было шансов вырваться!

– Если бы Андрей что‑то предпринял, если бы погиб кто‑то из канцелярии, проблем было бы еще больше, – снова вступился за меня отец. – Пусть ему и удалось бы сбежать, сам знаешь, день‑два и они все равно докопались, кто он такой. Камеры слежения установлены повсюду. Можно отследить перемещения любого человека.

– Ничего этого не было бы, если он назвал себя дворянином. Без предъявления обвинений гасить Свет у дворян запрещается. А там пусть бы ищейки сами выясняли, какой дворянин, в каких реестрах зачислен. Он вправе давать или вообще отказаться от объяснений.

– Эм… А разве так было можно? – в этот момент я едва ли не потерял челюсть.

– Можно, если бы ты представился. Люди должны знать, кто перед ними. Тогда и отношение будет другим. Но это не значит, что нужно злоупотреблять направо и налево. По делу нужно представляться. Перед дворянами и равными, а не абы перед кем. Ладно, с канцелярией уже пройденное. Сейчас на повестке дуэль с Тарасовым. Сказали, вопреки приказу деда, Игнат освоил молнию. Как понимаете, он поставил на кон все. Весь свой будущий прогресс, лишь бы взять у Андрея реванш. Итого будет молнии против льда. Дуэль будет идти до победного!

– То есть мне нужно будет его убить? А если не убивать?

Мои вопросы вызвали у деда удивление.

– Тарасовы настаивают на дуэли во всю силу. Они хотят тебя убить. И ты собираешься оставить Игнату жизнь? Собираешься повторить дуэль снова?