Царетворец. Волчий пастырь. Книга четвертая (СИ) - Delacruz Angel Страница 11

– Попросите богиню о помощи через кровь, используйте лириум и все получится, – отреагировал я на изумленные взгляды.

Больше на троих варгрийцев внимания я не обращал. Да, создание измененного существа, адского коня или смертоконя, как его называли у нас – непростое дело. Неподвластное одному бойцу – это долгий и сложный ритуал, с огромным количеством используемых ресурсов. Но те демонические кони, которые плыли сейчас к нам – они уже измененные, с ними все уже случилось. И в них просто нужно «переключить тумблер», сменив заполняющую их энергию одного Сияния на другое. И несмотря на ошарашенное состояние и неуверенность варгрийцев в них я не сомневался – справятся. Просто потому, что я ощущал за спиной незримое присутствие Морриган, и у меня не было никаких сомнений в успешном выполнении поставленной задачи. Разберутся, не маленькие.

Сомнений в том, что Морриган поможет варгрийцам перенастроить скакунов, у меня не было. Вот только лично мне помощь богини была не нужна – потому что мне нужен был несколько иной конь. Который живет благодаря огню адского пламени, а не зеленому Сиянию. Варгрийцам такие к управлению неподвластны; мне же, после вмешательства Ливии – вполне. А в центре Стужи, раз уж есть такая возможность, хорошо бы иметь подходящее средство перемещения, которое способно защитить себя одной лишь принадлежностью к адскому пламени.

Так что, не обращая внимания на растерянных варгрийцев, я первым зашел по колени в воду, встречая ближайшего скакуна, который выбирался на берег. Краем глаза обратил внимание, как окутывает его копыта льдисто-голубая дымка, как воду рядом с ним, расползаясь по сторонам, покрывает тонкий прозрачный ледок.

Конь, косясь на меня, встряхнулся и ударил копытами, подняв столп брызг, тут же превращающихся в маленькие ледышки. Он был мне враждебен – но враждебен не лично, а заключенной в него силой. Но мне и фламберж адского пламени не так давно был враждебен – до того, как мне Ливия усиливающую татуировку не начертила, устанавливая связь между мной и оружием.

Легко разбивая все нарастающий вокруг тонкий ледок, я подошел почти вплотную к коню. Увернувшись от внушительно клацнувших крупных зубов – поймал бы, руку с плечом бы вырвал, наверное, и уверенно (самое главное в этом деле) возложил коню левую руку на лоб. Ну как «возложил» – хлестко ударил открытой ладонью, предварительно перевернув внутрь камень перстня фламбержа – но при этом не сжимая кулак, чтобы меч не материализовался.

Эффект превзошел все ожидания. Я индигет, и массы – моя, и коня, в случае происходящего действа значения не имели. Потому что в первую очередь здесь и сейчас столкнулись две энергии, подкрепленной волей. И в этом столкновении решали уже совсем не размеры: сверкнула алая вспышка, я остался на ногах, лишь отшатнувшись, а вот демонический скакун отлетел назад метра на три, поднимая веера брызг.

Истошно заржав, конь рухнул на бок и забил копытами, яростно меся превращающуюся в снежную кашу воду, песок и намерзший ледок. Глаза демонического скакуна уже сияли алым, по рывкам головы оставляя за собой нити следов в воздухе, постепенно истончающихся. Копыта по-прежнему светились льдисто-голубым, но конь уже был «заражен» адским пламенем, которое – из-за моей превосходящей воли, начало выжигать Стужу.

Демонический скакун не был живым в привычном понимании. Но, что для меня оказалось удивительно, он сейчас – в момент перестройки тела и привязки к Сиянию, чувствовал боль. Все те полминуты, пока адское пламя вытесняло холод Стужи из его тела. И как только процесс закончился, конь, глаза которого теперь светились ровным алым сиянием, поднялся на ноги. Миг проявления по-настоящему живых эмоций, услышанных мною в ржании боли, прошел, теперь конь вновь выглядел как квазиживое существо, созданное магией и подчиненное моей воле.

Ладно, с произошедшим лучше разбираться особой комиссии из самых высоких магических институтов, а мне бы сейчас просто средство передвижения пожалуйста, чтобы только без отказов. Живой, квазиживой, пусть даже разумный конь – неважно. Главное чтобы вперед бежал, когда мне нужно будет.

Короткий взгляд по сторонам – Юрай, Симон и Стефан уже заканчивали укрощение своих скакунов. Ну как заканчивали – ошарашенную неуверенность на их лицах сменила шальная радость. Видимо, не сильно они и участвовали, и произошло «приручение» у них гораздо проще чем у меня: каждому из варгрийцев, как я видел по некоторым признакам, помог призрачный волк.

Живущий только из-за силы Сияния скакун – сам по себе артефакторный источник энергии, и из-за их близости призрачные варги обрели подходящую среду, в которой могли проявиться. Не полностью материализовавшись – сейчас были видны только призрачные размытые силуэты волков. Но, видимо, и этого для помощи варгрийцам хватило – с другими демоническими конями все оказалось намного проще, чем я рассчитывал. Все три выбранных бойцами скакуна уже поменяли льдисто-голубое сияние глаз на зеленое, аура вокруг них также сменила цвет. Причем без таких мучений, как только что происходило при замене ледяного пламени на адское.

Очень это интересно, но я подумаю об этом позже – и так других тем хватает. К примеру, еще я очень старался не думать о том, что своего спутника варга я рядом не видел. Ведь я хорошо помнил, что он спас меня совсем недавно от удара меча одного из всадников Дикой охоты. Выжил ли он тогда – вот вопрос?

Развоплотить подобную сущность – вожака первых варгов, непросто, но можно. Еще волк мог просто получить повреждения астральной сущности, так что на некоторое время потерял возможность вновь появляться в мире живых – по крайней мере, именно на это я наделся. Но ничего изменить сейчас не мог, поэтому мысли об этом старался гнать прочь.

Юрай, Симон и Стефан между тем уже были в седлах. Они смотрели на меня со смешанными чувствами – все еще не совсем веря в происходящее. Вернувшиеся призрачные варги, сражение с Дикой охотой – выигранное, на первый взгляд (это сколько даров деве Фортуне еще занести нужно) почти играючи, адские скакуны под седлом… я могу понять их чувства. Словно предания прошлого ожили, а они стали воплощением героев былых времен – сам себя так совсем недавно ощущал, когда боги снизошли до прямого общения со мной.

Взяв под уздцы демонического коня, который после моего движения дежурно фыркнул, я обернулся. У меня еще в необходимости думать быстро сразу и обо всем зудело одно мешающееся обстоятельство, а именно – Фили. До Рива-дель-Рендина мы не добрались, брать ее с собой дальше – не вариант, оставлять здесь одну не хочется, но видимо придется…

Филиппа, полагаю, нечто подобное в моих мыслях и подозревала. Вот только у нее были совершенно другие, отличные от моих планы. Быстро и легко, почти не касаясь песка, баронесса подбежала ко мне. На ходу она широким жестом расстегнула молнию куртки, полностью открывая взгляду ажурный бюстгальтер, яркой алой расцветкой сейчас очень выделяющийся на фоне сдержанных серо-черных цветов ее костюма для верховой езды. Но отметил я это мельком – потому что Фили, резко распахнув куртку, положила руку на середину груди. Под ее ладонью при этом я увидел кровь – когда она успела сделать надрез, я даже не заметил.

Продолжающая удивлять действиями баронесса Бланшфор, на которую я смотрел уже совершенно новым взглядом, прижимая ладонь к груди медленно и с силой сжимала кулак. Так, что на бархатной коже оставались красные следы, с маленькими точками крови от касания острыми ногтями. Лицо Фили исказилось от усилия – когда она почти полностью сжала кулак и потянула руку от себя.

Я уже понял, что именно она делает: извлекает скрытый амулет. Я неоднократно видел подобное – такие амулеты (в большинстве запрещенные Кодексом, конечно же) могут выполнять самые разные функции – от разгона силы и ловкости, выдержки с памятью или иных усилений организма, до функционала схожего с поясом верности или маяка слежения, например. Но помня об обстоятельствах нашего с ней общения, я уже догадывался и представлял, что именно за амулет на баронессе; тем более представлял, глядя на алую кружевную ткань, вспоминая ее любовь именно к дерзкому красному нижнему белью, которое в дамских кругах салонов Равенны считалось моветоном и определяло принадлежность носительницы совсем не к высшему свету. «Красное белье для кварталов красных фонарей»; вот только алый цвет любят в нашем мире не только куртизанки. Да и кроме этого кричащего и такого заметного признака я сейчас начал вспоминать многочисленные ранее упускаемые моменты в наших с ней коротких и в некоторой степени вынужденных отношениях.