Варя Медная - Паук приглашает на танец Страница 11

— А не её ли комнату я теперь занимаю?

— Нет. Ту закрыли, и заходить не велели.

Настаивать дальше и выяснять, какая это конкретно комната, было рискованно. И я, легкомысленно пожав плечами, пожелала всем спокойной ночи и поднялась наверх.

Ещё около часа я простояла, прильнув к двери изнутри и прислушиваясь к последним затихающим звукам. Наконец замок погрузился в тишину, и я выскользнула в коридор.

Признаться, разгуливать в одиночку по ночному замку — удовольствие весьма сомнительное. Я начала непосредственно со своего этажа. Сконцентрировавшись, я прощупала внутренним взором пол и стены дюйм за дюймом. Меня обступала кромешная тьма, так что приходилось ориентироваться лишь на собственное чувство пространства — о том, чтобы зажечь лампу, речи не шло. Но каждый раз, прикладывая ладони к отшлифованному камню, я чувствовала в ответ лишь холодную энергию стен и изредка — слабое отражение ранее прошедших по коридору людей. Эти вибрации — каждая со своим оттенком — всё ещё звучали здесь, отскакивая от кладки едва различимым эхом. При желании я могла бы вычленить в этих волнах сущность каждого, определить, кто именно и в котором часу тут побывал. Но того, что мне было нужно, на третьем этаже не оказалось. Я находилась в конце коридора, когда услышала какое-то ворчание, и замерла ни жива ни мертва. Мгновение длиною в вечность стояла гробовая тишина, а потом раздался раскатистый храп, в котором я узнала характерные интонации Симоны. Переведя дух, я спустилась на второй этаж и подобным же образом проверила и его.

Затем перешла на первый. И вот тут я её почувствовала. Сначала одна-единственная, едва различимая капля. Точка на стене, которая пылала так, словно я приложила руку к кипящему чайнику. Чуть сдвинув ладонь, я едва не вскрикнула: заряд, который нащупали пальцы, был столь мощным, что пронзил меня до кончиков пальцев ног. Ощущение было такое, будто я только что погладила чей-то оголённый нерв — колючий, надрывный сгусток страдания. Я отдёрнула руку и пару минут нелепо дула на пальцы, как если бы и правда обожглась. Немного придя в себя, я приложила к этому месту сразу обе руки и едва не оглохла от чужой боли. Я двигалась вдоль стены, затем ощупывала пол, снова переходила на стену, чувствуя её. Кровь. Незримая для всех остальных, но только не для меня. Казалось, кто-то намеренно разбрызгал её вокруг, залил пол, щедро измазал ею стены. Меня замутило от чужой агонии.

Тьма вокруг меня закружилась в тошнотворном вихре. Испугавшись, что сейчас потеряю сознание, я отняла ладони от стен. От них пахло так, будто я только что сунула руки в распоротое брюхо освежеванного месяц назад кролика. Запах сладкой гнили и тлена. Только почувствовав, как ладони стукнулись о пол, я поняла, что упала на четвереньки. Я принялась ловить ртом воздух, пытаясь прийти в себя. Я его нашла. Нашла след. Нащупала ниточку, первую неопровержимую улику. В висках стучала маленькая наковальня, а собственное дыхание заглушало мысли. Из-за этой дезориентации я и не услышала шаги вовремя. Когда опомнилась, было слишком поздно.

Прямо перед моим носом вспыхнул яркий свет — всего лишь зажжённая спичка, но после непроглядного мрака мне показалось, что в глаза кинули шаровую молнию.

— Что вы здесь делаете?

Я щурилась, как новорождённый котёнок, безуспешно пытаясь рассмотреть того, кто ко мне обращался. Наконец узнала голос.

— Мистер Фарроуч, я… я…

Я пыталась собраться с мыслями. Зрение восстановилось, выхватив из темноты его бледное лицо с резкими чертами. В черных, как гнилые ореховые скорлупки, глазах было не различить зрачков, вместо них трепетало отраженное пламя спички. В ответ на моё бессвязное бормотание, эти глаза подозрительно сощурились, а рот сжался в полоску, похожую на шрам. В этот момент я охотно поверила бы, что он способен вырезать кусок собственной ноги.

— Что вы вынюхивали?

Только тогда я сообразила, что всё ещё стою на коленях, будто пала перед ним ниц. Голова по-прежнему кружилась, но я тут же попыталась подняться на ноги. Когда я отталкивалась от пола, пальцы нащупали в темноте что-то твёрдое. Наконец я встала и протянула ему раскрытую ладонь, на которой поблескивал покрытый скромным узором серебряный шарик.

— Я уронила серёжку…

Мистер Фарроуч даже не взглянул на неё, продолжая буравить меня взглядом.

— Никогда бы не подумал, что серьги можно носить, не прокалывая ушей.

И, прежде чем я нашлась, что ответить, резким взмахом кисти загасил спичку, снова погрузив коридор в темноту.

«Никогда бы не подумала, что мужчина обратит на такое внимание».

Вслушиваясь в его неровные удаляющиеся шаги, я крепко, до боли сжала свою находку. Она смердела кровью так, будто кто-то насильно вырвал её из уха владелицы. Это была не моя серёжка. Но я точно знала, чья она.

ГЛАВА 7

Проснувшись наутро, я обнаружила, что лежавший перед камином коврик куда-то пропал. Я не представляла, кому и зачем он мог понадобиться. Сначала в голову пришла мысль о причастности к этому мистера Фарроуча, но я так и не смогла придумать, зачем он ему. Да и представить себе зловещего камердинера, тайком проникающего в мою комнату и покидающего её с ковриком под мышкой, не получалось даже при моём развитом воображении. Я не стала долго ломать голову и остановилась на самом прозаическом, а потому наиболее правдоподобном варианте: его забрали на чистку. И наверняка сделали это ещё вчера, но после пережитого волнения я просто не обратила на такую мелочь внимания. И хватит об этом: сегодня мне предстояли дела куда важнее размышлений о судьбе коврика.

Памятуя о вчерашнем дне, в классную комнату я пришла загодя и остававшееся до урока время ходила из угла в угол, составляя план.

Сегодняшнее занятие мало чем отличалось от вчерашнего. Разве что на этот раз виконт, у которого по-прежнему ничего не получалось, ярился так, что на побелевших глазах выступили злые слезы. Зато его сестра продолжала удивлять.

— Мисс Кармель, поглядите!

На протянутой когтистой ладошке лежал припозднившийся тускло-сиреневый цветок: лепестки скручены от холода, края почернели.

— Уверена, в оранжерее вашего отца найдутся куда более занятные экземпляры, леди Эр… — я осеклась, потому что цветок еле заметно вздрогнул, лепестки начали один за другим распрямляться, а жухлые края посветлели, сделавшись нежно-лиловыми.

Я искренне изумилась.

— Браво, миледи! Но на этом лучше на сегодня закончить. Вы, без сомнения, утомились, отдав ему часть своей энергии.

Девочка зарделась от этой похвалы и тут же протянула мне другую руку.