Виктория Оленик - Софья Стоцкая: Ангел Особого Назначения Страница 11

— Х-х-хорошо, — Коля испуганно попятился к окну. — Я… Я передам! Ну я… п-пошел!!!

И он, бросив письмо на стол, сиганул в окно. С третьего этажа падать, наверное, больно, вот почему через несколько секунд снизу послышался грохот косточек об асфальт и выразительная ругань, в лучшем виде повествующая нам о том, кто мы есть. Мы кинулись к окошку, чтобы полюбоваться на лепешку, но нас поджидало глубокое разочарование…

Там не было не только лепешки, но и трупа… Но самое удивительное, что и Коли не было видно нигде! Не провалился же он сквозь землю!!! Хотя… Кто там знает? Вдруг удар был сильным настолько, что земля не выдержала… Нет, быть не может! Но тогда где этот шпион?! Чертовщина какая-то!

Ох, уж эти мне шпионы…

Глава 4. Ловушка

День не заладился с самого начала. Темные тучи грозно нависли над городом, тонкие ручейки текли с неба, щедро поливая улицы, было темно, как вечером, а ветер начисто сдувал зонтики, оставляя людей без оружия перед природой.

Я сладко потянулась в кровати, испытывая непередаваемое чувство, которое обычно посещает, когда за окном промозглый дождь, а ты дома в тепле и уюте. Потом… попыталась встать, но вместо того просто-напросто свалилась с кровати. Задумчиво потирая ушибленную спинку, я умудрилась кое-как влезть в еще вчера новые тапочки. Сегодня же новыми их было уже не назвать — Муська хорошо поработала над их новым надкусанным дизайном ночью.

Прошлепав на кухню, я с удивлением обнаружила, что все остальные спят, а я поднялась первой, чего со мной в принципе не случается. Но случилось! И я честно сжарила себе яичницу, которую было не только опасно есть, но и смотреть на нее без слез было нельзя. Да, кулинар из меня, мягко говоря, не шибко умелый, зато отравить я кого хочешь могу.

Выбросив с глаз подальше безнадежно испорченные продукты, я с глубочайшим чувством выполненного долга села за стол с пачкой чипсов и вчерашним письмом.

Независимое Разведывательное

Агентство Российской Федерации.

Уважаемые…(можно пропустить целых две страницы, все равно далее перечисляются все наши предки колена так до четырнадцатого, не иначе!)…

Спешу вам сообщить, что ваша жизнь находится как никогда в опасности. Наши враги весьма заинтересованы в ваших персонах. Дело в том, что у них есть свои претензии к вашим древним семьям, но об этом позднее. Сейчас хочу лишь попросить вас быть более осторожными, особенно вне дома, и внимательно относится ко всему подозрительному.

Вот значит как… Я флегматично пожала плечами и отложила письмо в сторону, целиком увлекшись хрустящими чипсами, а заодно обдумывая сложившуюся ситуацию. А ситуация какая-то нехорошая складывалась. Одно дело — рассуждать о секретах этого мира, вдохновенно перечисляя терпеливым собеседникам факты «за» и «против» существования магии или спецслужб. Совсем иное — самому являться вышеупомянутым фактом и получать оптимистичные письма от загадочных типов. Наверное, мне это не нравится… Впрочем, может и наоборот… А что? Делать все равно нечего, свободного времени пока достаточно… Приключения, романтика…

Я потрясла головой. Очнись, Софья, очнись! Пора стряхнуть с себя гипноз Дж. Бонда и очарование Дж. Борна! Спецслужбы — это, безусловно, жестокость и постоянная опасность, а эти два условия никак мне не подходят. И потом, ведь я же видела, что случается с теми, кто сует свой нос не в свое дело. Внутренне я содрогнулась, вспомнив несчастную старушку Шапокляк и вырезанную букву «А» на ее лбу. Всплывшая зловещая картинка заставила меня подавиться чипсами и срочно перечитать письмо. «Ваша жизнь находится как никогда близко к смерти…» Это что же получается? И меня в могилу отправить хотят?!

Опять влипла.

Надо сказать, «влипала» я довольно часто. Мне просто катастрофически везло на преступления, преступников и типов подозрительной наружности. Так что я с этим уже давным-давно смирилась. Но как смириться с тем, что какому-то идиоту захотелось, понимаешь ли, убить меня, чтоб не мельтешила под ногами?

— Доброе утро, Соф! — позевывая, Володя прошествовал к холодильнику и выгреб оттуда все, что можно было съесть. — Как спалось?

— А то Вашество не знает! — отложив письмо, съязвила я. — Если не считать ночных скалолазов, мрачных писем, леденящих душу своим содержанием, и моей собственной будущей смерти, то все замечательно!

— Значит, все в порядке, — глубокомысленно изрек приятель, вонзая острые зубы в бутерброд.

— Угу… — медленно кивнула я. — Эх, владеть бы мне силой моих предков…

— Шафем? — нечленораздельно промычал друг, поспешно запихивая в рот остатки бутерброда. — Шафем тефе шила?

— Что?

— Сила зачем? — фыркнул Володька, справившись с бутербродом и кидая алчным взглядом на пирожное. — Сила неизменно притягивает другую силу. Добро притягивает Зло, а Злу не дает спокойно жить Добро.

— «…есть свои претензии к вашим древним семьям…» Ну, разумеется! — осенило меня. — Володь, у тебя есть какая-то семейная легенда? Ну, я там не знаю… Знаешь, как бывает, Иванушка Дурачок там всякий, богатыри, Горынычи Змеи… Ведьмы, колдуны? Ну? Есть?

Друг внезапно побледнел и даже отложил пирожное в сторону, что случается редко.

— П-понимаешь… Я… я ведь при-приемный сын…

— Я тоже не родная, хоть и стараюсь об этом забыть, — в дверях возникла Катька. — Кажется, нам пора разыскать Геру. Чтоб кое-чего разъяснил, пока еще есть время.

Подобная откровенность скосила меня наповал. Треснувшая ножка стула — деревянное тому подтверждение.

— Вечно этот Аннулар, чтоб ему пусто было, чего-то удумает! — ворчливо возмущался демон, поудобнее устраиваясь в засаде. — Больно нужна ему эта мелюзга тараканья! Бегают, суетятся… Не мешают же! «Анкара», «Анкара»! Пошла эта «Анкара» куда подальше!

Демон был из разряда так называемых киллеров «Анкары». Убийства, преступления, словом, вся грязная работа, доставалась таким, как он — гауптшам, демоническим существам без рода и племени, зато с генами вампира, оборотня и чистокровного Верховного демона высшего разряда.

Данный экземпляр отличался от сородичей своим необузданным нравом и изящным мастерством. Изящным в том смысле, что преступления свои и злодеяния он совершал поразительно бесшумно и красиво — на каждой жертве он в поте лица вырезал расписную букву «А», которая означала его имя «Ахен». Именно эта его привычка помогала Ахену помнить о своих подвигах — убийств за двести лет он совершил немало.