Сергей Светов - Драконий ад Страница 11

Я отвернулся и спокойно, не выдавая волнения, начал таскать плоские камни под нависающую скалу, чтобы на них уложить удобнее Александру и укрыть ее от начавшегося дождя.

Юношу звали Никитой, я сумел прочитать его имя на грязной нарукавной нашивке, потому что, он один не стал ее спарывать, посмеявшись над нашими страхами и предрассудками. По-моему, он был братом Александры.

Он сидел, безумным взглядом упершись в песок перед собой, напряженно шевелил губами, двигал бровями, и что-то зло шептал невидимому врагу.

О, господи, мне еще сумасшедшего не хватало, подумал я и пошел к берегу реки, на котором виднелись чахлые кусты, искать хворост для маленького костерка. Сегодня будет долгая октябрьская ночь. Пережить бы ее... Хорошо бы приснился сон. Я уже давно не видел снов.

***

...Звездное небо. Кусочки разбившейся о жесткую воду луны качаются на речной ряби. Порыв ветра приносит гарь сожженных мостов и крики испуганных птиц. Но через мгновенье все затягивает дымка тумана, скрадывает детали ночного безумства, легкого сумасшествия полуночного мира, укрывает меня — одинокую тень на песчаном берегу реки, текущей из будущего в прошлое.

Холодный свет далеких звезд студит душу, промозглая сырость зарослей тростника пробирается под одежду и заставляет вздрагивать от мелких брызг, тусклым серебром рассыпающихся от всплеска весел.

Ночная переправа с этого берега Млечного пути на тот занимает все время до серого утра, блеклым светом заполняющего чашу неба — священный грааль

моей жизни...

***

Дракон однажды сказал мне, что для него ад — это одиночество. Но тогда, пошутил я, ты находишься в раю, потому что об одиночестве можно только мечтать. Он пополз к себе в пещеру и через плечо буркнул, что с таким идиотом, как я, ему одиноко вдвойне.

Для меня ад стал менее тягостен, потому что надо было заботиться о других. Драконы не улетали, что с одной стороны радовало, но с другой стороны я не знал, что они затевают, и поэтому на душе было тревожно. Слишком долго мы маячили на виду у спутниковой группировки неприятеля. Нас могли вычислить, если, конечно, драконы не позаботились о маскировке.

Никита рано утром исчез, ушел в горы. Я видел, как он подошел к своему истребителю и о чем-то с ним долго говорил. Потом начал стучать кулаками по фюзеляжу, но раругг

так и не открыл кабину и не впустил его. Юноша разбил руки в кровь, потом в сердцах пнул по шасси и убежал в туман, накрывший промозглой пеленой ущелье. Я укрыл Александру летной курткой, прожженной во многих местах насквозь, но это было хоть что-то для защиты от холода. Озноб не проходил, а лекарства кончились. Бледное лицо с яркими пятнами воспаленной кожи резко выделялось на фоне синей ткани.

Что-то неуловимо волнующее и трагическое было в ее лице. Дракон вернулся к ней и пытался помочь, но был очень слаб и, по-моему, лишь вытягивал из нее остатки сил. Я сел рядом и неожиданно увидел слабо светящийся комочек над ее сердцем. Пульсируя в такт трепещущему сгустку жизни, душа дракона пыталась отвоевать у смерти немного времени. Я пытался понять, что же случилось с моим зрением? Почему я стал видеть то, что не мог видеть раньше? Размышляя и бросая камушки в бегущую воду, я пришел к выводу, что только сострадание делает людей всевидящими. После стольких лет драконьего эгоизма это было для меня откровением.

Дракон хмыкнул и посетовал, что мы зря теряем время. Я огрызнулся и сказал, что если ему хочется, то он может уматывать, куда хочет. В этот день мы больше с ним не разговаривали.

А вечером на нас обрушился ракетный удар.

***

Ватная тишина контузии и тупые толчки взрывной волны. Боль во всем теле и ужас от приближения смерти, которая бродила, спотыкаясь, между валунами, рушила горы, обваливая их в мутные воды реки. Смерть, огненная супруга Хаоса, бормотала ругательства, все никак не признаваясь в бессилии. Не найдя нас, она заполнила ущелье жаром раскаленных камней. Вспышки яркого света, мерцание отблесков взрывов на искореженных остовах фюзеляжей. Я позвал дракона, но он не откликнулся на мой шепот. Не веря в то, что он погиб, я выбрался из щели между камнями и побежал к обломкам истребителей. Что-то ужалило меня в ногу, змеиный зуб осколка медленно остывал в крови, толчками вытекающей из раны.

Голова закружилась, и я упал. Рев ракеты, нацеленной на меня, сотни визжащих бесов, глухой перестук обвала. Маленькая фигурка карлика, стоящая на уступе скалы. Время остановило волны огня. Дымом заволокло ущелье, чад погнало по кругу. Что-то случилось. Ракета, летящая в мою сторону, рассыпалась в воздухе на детали. Призрачные руки сборщиков метались вокруг нее, разбирая стремительную смерть на конвейере, уходящем в бесконечность...

Круг четвертый

Хотелось ли мне умереть? Насколько я знаю людей, каждому знакомо чувство безысходности и обстоятельства хоть раз в жизни складывались так, что полоски на зебре сливались в одну сплошную черноту. И тогда зебра становилась похожей на вороного коня Апокалипсиса. И возникало желание покончить со всей этой тягомотиной раз и навсегда.

Только причины трансформации этого сказочного животного у всех разные. Одних терзал стыд, у других не сложилась семейная жизнь, третьи были еще чем-нибудь недовольны. Даю сто очков вперед — все это лишь вымышленные предлоги свести счеты с жизнью. Но у меня, похоже, появилась веская причина подумать об этом всерьез.

Я лежал на обломке крыла, завернутый в обгорелые лохмотья тормозного парашюта, и смотрел в низкое небо, по которому ползли, словно свинцовые слитки, облака. Льдинки сентябрьских снежинок, будто наждаком сдирали кожу с лица, но я не чувствовал боли. Я вспомнил, что ранен, и мне стало смешно. Как все удачно складывается. Для того чтобы умереть, не нужно ничего делать. Просто лежать и наблюдать, как в минуты затишья падает крупными хлопьями снег и пока еще тает на лбу, собирается в уголках глаз слезами. Просто лежать и улыбаться вершине горы, закрывшей от меня половину неба.

Видимо мне вкололи сильнодействующее лекарство, поэтому я воспринимал мир, как сквозь толщу воды.

Водоросли деревьев, расщепленные осколками, вывернутые с корнями. Остовы фюзеляжей с торчащими ребрами шпангоутов, поросшие лохмотьями гари. Темные скалы, обожженные огнем близких взрывов. Глухота от контузии не прошла, поэтому я не слышал, как подошли Никита с Александрой. Дракона девушки я уже не видел, ранение, и большая потеря крови притупили мое всевидение