Арсений Миронов - Двенадцатая дочь Страница 11

— Ровно на три минуты, Гнед! — умоляюще крикнул я. — Любой ценой. Вейся ужом, но чтобы парни замешкались, понял?!

— Слушаюсь, патрон! — рявкнул самоотверженно забагровелый Гнедан и ринулся к дверям — огненный и бесстрашный, как пылающая рождественская елка. — Я задержу их, патрон!

— Три м-минуты тебя не спасут, балбесушка ты гнойный, — мяукнула Метанка, сладострастно жмурясь в мою сторону. — Снимай штанишки. Сейчас тебя будут порицать. Заслуженно и жестоко.

В подтверждение этих подлых слов с улицы донесся звон чего-то разбитого и громовой голос зычно прогудел:

— Мстиславка! А ну отвор-ряй!! Живо!!!

Загремело железом по железу. Ага, понятно. Катомины бородачи плющат моих секьюритей на входе. Я поежился. Спокойно, все идет по плану: боярин обнаружил пропажу дочки и, разумеется, сразу вспомнил обо мне.

Срочно сховать Метанку! Я решительно повернулся к этой веснушчатой кобре, изгибавшейся на резной лавочке в приступах плотоядного хохота. Со стальной ласковостию в голосе произнес:

— Рыбка моя! А знаешь что? А вот у меня есть смежная комнатка… до чего уютная! Ступай-ка туда, а мы с папулечкой твоим, с боярином Катомочкой, по-мужски покалякаем…

— Ой, — улыбнулась хищница, вздергивая бровки. — Отчего задрожали мощные коленки нашего героя? Неужто герой испугался, что папа Катома застукает нас вдвоем? Не бойся, возлюбленный. Иди сюда, тварь подленькая, будем публично целоваться.

Неуместный юмор, правда? Я подскочил и зашептал в розовое ушко, нежно скрипя зубами:

— Крошка моя… Ступай, пожалуйста, вот в ту заднюю комнатку, кхм, быстро. Иначе все испортишь, звездулечка ты моя, кхм, ясная! Да оторви тело от дивана, блин, в натуре!

— M-м, как интересно, — томно зашептала выдра, растекаясь по лавке пуще прежнего. — Обязательно испорчу твой подлючий план. Ха-ха, именно так. Ой, как суперско я придумала. Пускай тебя на колышек посадят.

Хищно оскалив белые зубки, она сузила глаза, и вдруг…

— Папочка! Иди скорей сюда-а! Он меня насилуе-ет!!!

— Прекрати! Что ты орешь, ду…!!!

— Что?! Как ты посмел меня назва…???

— Душенька моя, зачем шуметь??? Нам с папой Катомой надо побеседовать наедине! Срочно!

— Хи-хи, щас. В гробике наблюдаю вас всех, в белых сандалиях.

Рев и грохот в сенях. Небось, вешалку повалили — с моими парадными кольчугами. Истошно визжат сенные девки. Мои девки.

— Ты… ты ничего не понимаешь! Катома сейчас ворвется! Если он узнает, что мы — давние знакомые… Это конец!

— Тебя четвертуют? Будет зрелищно.

— Дура! Катома догадается, что я вовсе не спасал тебя от киднепперов! И сразу — хрясь! Уроют меня. Понимаешь?!

— Земля тебе пухом, милый.

Бух-бух-бух! Чужие сапоги по моей лестнице. Очень тяжелые сапоги. Много, много людей. Они все ближе! И голос резкий, как визг электродрели:

— Пр-р-ропустить! Дор-рогу посаднику, щукины дети! Мстиславка, выходи!

Сначала, безусловно, четвертуют, затем вырвут ноздри, обезглавят и сошлют в Сибирь, где холодно. Это факт. А все из-за злобной веснушчатой крыски. Ладно, тля зловредная… Я все-таки затащу тебя в кладовку, щас увидишь. Вот тебе мой последний довод! Держи в обе руки.

— Ты, видимо, не осознала, крошка, — прохладно сказал я, унимая дрожь в теле. И даже улыбнулся искусно, почти обиженно. — Я приготовил твоему папе Катоме сюрприз. Хочу обрадовать старика. Ведь он еще не знает, что мы с тобой…

Дзинь-дзинь, секунда драгоценной тишины — между жутким гроханьем на лестнице, Мах-взмах длинными ресницами. Не моргай, дура, лови гранату:

— …мы с тобой женимся. Завтра в полдень.

Йес. Отсюда слышу, как зазвенело у бедняжки в голове. Теперь — выждать четыре секунды. И контрольный выстрел в сердце:

— Или ты против?

…Надо отдать девушке должное. Она держалась молодцом. Открыла рот, нагнула голову, закатила глазки, два раза зажмурилась. Потом все-таки нашла в себе силы захлопнуть маленькую розовую пасть. И снова подняла лицо. Два помокревших глаза уставились на меня, блестя аки пара бирюзовых пуговиц:

— Это… лучшая шутка сезона? Мы… женимся?

— А ты не догадалась? — Мой голос не дрогнул. — Я вызвал Катому, чтобы… договориться о деталях, составить меню и список приглашенных. Однако… важно не спугнуть фишку. Представь: заходит папа Катома и видит: во как! Его беглянка-дочь в неприлично короткой и довольно мокрой ночной рубашке томно валяется на лавке в кабинете взрослого мужчины. Поздним вечером. Хе-хе. Старик подумает дурное. Будто мы с тобой занимались… этим…

— М-да?

— Ну как его… забыл слово…

— Петтингом?

— Угу. В тяжелой форме. Причем до брака. По здешним законам петтинг до брака — это ах. Старик мне все уши оторвет. Поэтому извини, что я к тебе обращаюсь. Здесь имеется уютная смежная комнатка…

Бух-перебух сапоги за дверью! Уже по коридору!

— А почему… ты смотришь в сторону? — простонала уже напрочь зомбированная Метанка, пытаясь сцапать мою руку ногтями. Я поморщился. И мужественно вперил бессовестный взгляд туда, где в соленых женских глазах вовсю закипала эйфорическая матримониальная дурь. Нежно-зеленое счастье с искорками — я увидел его. Большое бабье счастье. Оно стремительно разгоралось меж длинных ресниц. А я думал, такие глупые бедняжки бывают только в дамских книжках с розовыми буквами на мягких обложках…

— Ты… Славик, ты… правда?

— Милаша, я в шоке. Обижусь вусмерть! Секунду назад в порыве безумной страсти я сделал тебе предложение руки и сердца! Гм, если эти части моего тела тебя не устраивают, то… Знаешь, я не хотел никого шокировать… Видимо, я должен попросить у тебя извинения за столь глупое и неумеммм-м-м! Мымм!!!

— М-м-м…

Бу-м!!! Хря-сь!!! Это стучат в дверь. Точнее, ее слегка ломают. А я, знаете, даже не могу откликнуться. Губы заняты. Ну вот… теперь и руки заняты. Кажется, я уже весь занят.

— Гэй, Мстиславка! Это я, посадник! Отворяй!

— М-м, угуммм, — сдавленно простонал я, тараща глаза и пытаясь отлепить прикипевшую девушку.

— Дверь заломаю! Круши ее, робята!

Хорошо, что девушка мне досталась легкая и нести ее на руках несложно — даже если перед глазами клубится сладкий розоватый туман, а в голове гудит тучка майских жуков. Ой, нет. Я не могу так жить. Сознание гаснет, как пьяный шмель в теплом ликере.

Ах да, вспомнилось. Прежде чем робята сломают дверь, обязательно нужно спрятать девицу в смежной комнате. Так. Еще шаг… Я двигался по стеночке как во сне, удерживая на руках гибкое ведьмино тельце и стараясь не задевать мебель длинными женскими ногами, торчащими вбок. Метанкин язык не унимался, продолжая у меня во рту свою нежную и скользкую работу. В глазах стремительно смеркалось. Ну надо же. Кажись, она меня любит.