Елена Грушковская - Самый важный день в его жизни Страница 11

— Есть кто живой?!

Вместо ответа с борта судна свесился верёвочный трап. У Стеллы отлегло от сердца: если кто-то спустил его, значит, живые люди на борту есть. Окрылённая надеждой, Стелла взобралась по трапу.

Палуба была пуста. Жуткое чувство вернулось. Корабль был деревянный, старинной конструкции, богато украшенный, с белоснежными парусами. К какой эпохе он принадлежал, Стелла не могла сказать.

— Не бойся, моя госпожа, — раздался вдруг рядом знакомый голос. — Судно не покинуто, здесь я. Я ждал тебя.

Сначала Стелла не поверила ушам, потом — глазам. На палубе она была уже не одна: перед ней стоял ДК. Но в каком виде! Он словно сошёл с иллюстрации к волшебной сказке. На нём был чёрный кожаный костюм и высокие сапоги, на груди блестела тёмная чешуйчатая кольчуга. Плечи и руки его были покрыты щитками тёмных доспехов, украшенных серебристыми узорами. Струясь складками до пят, его воинственную фигуру окутывал чёрный плащ, а длинноволосую голову венчала роскошная корона, усыпанная драгоценными камнями. Стелла, онемев, смотрела на него… В её груди вертелся такой клубок чувств, что она не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать, то ли упасть на колени перед этим величавым незнакомцем с лицом ДК. Он был великолепен, и едва взглянув ему в глаза, Стелла поняла: это не шутки, перед ней король. Челюсть её поехала вниз, а король улыбнулся и склонился над её рукой в галантном поцелуе.

Они спустились в комфортно обставленную капитанскую каюту. Она была наполнена мягким золотистым светом, который сразу заиграл бликами на роскошном водопаде светло-русых волос короля. Нити седины уже поблёскивали на его шевелюре, но лицо было молодо, а добрые серые глаза сияли Стелле мягко и приветливо. Здесь, при хорошем освещении, она увидела, что несмотря на воинственное облачение, на лице короля не было и тени жестокости. Но по тому, как он двигался, Стелла угадывала, что он всё же воин.

— Война недавно закончилась, моя госпожа, — сказал король. — Народ отложил меч и взялся за плуг.

Стелла смотрела во все глаза и не могла насмотреться… С одной стороны, это был вроде бы ДК — она узнавала его ясную лучистую улыбку и голос, а с другой — что-то новое, незнакомое было в нём. Одним словом, он был и похож, и непохож на себя.

— Моё имя Эйрик, моя госпожа, — сказал король. — Я тот, кто обязан отцу твоих детей жизнью.

— Я знаю, — прошептала Стелла.

Она по-прежнему не знала, чего ей хотелось больше — смеяться или рыдать. Отголоски песни Рогволда и полёта крылом к крылу с улыбающейся душой чудака ДК воскресли в ней и захватили её целиком… Теперь она ещё и видела перед собой его — светлоликого государя, которому улыбчивый чудак завещал свою жизнь. Дрожащими пальцами она дотронулась до его щеки и до длинных шелковистых прядей, заплетённых в косички и собранных сзади. Его светлое лицо приблизилось, и он поцеловал её в лоб и глаза. Что-то огромное и горячее разорвалось у Стеллы внутри, слёзы прорвались наружу, она сгребла в охапку облачённого в железо короля, как когда-то рубашку ДК, и уткнулась в него лицом.

Железо мешало почувствовать его тепло, и она стала искать на ощупь, как его снять… Король помогал ей разоблачать себя и вскоре стоял перед ней только в рубашке, без короны, с рассыпавшимися по плечам волосами. Стелла скользнула ладонями по его груди, плечам, запуталась пальцами в русых прядях и утонула в сияющей нежности его взгляда. Это был он, её ДК: отдавая Эйрику жизнь, он отдал ему и часть своей души. Это был он, она его чувствовала…

— Прости… — шептала она между всхлипами, вцепившись в него и истово гладя его по волосам, плечам и спине. — Прости меня, какая же я дура… Прости меня… за всё…

В ответ он лишь накрыл её губы ласковым поцелуем.

Проснувшись, Лора долго не могла прийти в себя. Пробуждение жестоко разлучило её с папой — точнее, с королём, очень похожим на него. Там, во сне, она была окутана его янтарно-солнечной нежностью, словно коконом, а здесь снова была одна… Нет, конечно, не совсем одна: ещё была мама, Глеб и Рогволд, но Лоре был нужен он, папа…

Похоже, и Глебу сегодня приснилось что-то необычное: глаза у него были очень странные. Мама тоже подозрительно выглядела, да и вела себя не лучше. Впервые она не смогла приготовить нормальный завтрак: у неё всё валилось из рук, пригорало и убегало. В итоге за приготовление еды пришлось взяться Рогволду.

По дороге в школу Глеб рассказал:

— А мне сегодня папа приснился. Только он называл себя королём Эйриком… Мы скакали верхом на белом коне по полю. Трава была такая зелёная, яркая, а цветов!.. Целое море. Папа сказал, что хочет взять меня к себе.

— Гм, вот как, — проговорил Рогволд, переключая скорость. — А ты хотел бы остаться там, с папой?

— Спрашиваешь! — ответил Глеб. — Нам было так здорово скакать!.. Только, наверно, надо быть взять ещё и маму… Ну, и Лору тоже.

Рогволд улыбнулся и взглянул на Лору.

— А тебе ничего не приснилось? — спросил он.

От его взгляда у Лоры пробежал по телу холодок… Нечто похожее на то чувство, которое она испытала во сне, когда поняла, что перед ней не совсем папа. Вот и Рогволд был не тем, кем казался…

— Мне тоже приснился папа, — призналась она. — То есть, король Эйрик.

И она рассказала свой сон. Глеб не поверил, но Рогволд сказал спокойно:

— Всё правильно, вы оба разговаривали с королём Эйриком. Он двойник вашего папы, это я помог ему выйти с вами на связь. Он очень хочет взять вас к себе. Раньше он не мог, потому что шла война, и он не хотел подвергать вас опасности. Сейчас мир восстановлен, и Эйрик намерен исполнить просьбу вашего папы — позаботиться о вас, став вам отцом. Если вы примете его предложение, я перенесу вас к нему.

Пару минут они ехали молча. За окнами машины плыли знакомые улицы, залитые весенним солнцем: дома, окна, машины, люди, витрины, вывески, рекламные щиты. Лора и Глеб переваривали услышанное. Наконец Глеб подал голос:

— Значит, та сказка, которую ты нам рассказывал…

Рогволд кивнул, не отрывая взгляда от дороги.

— Правда. Странник Рагнвальд — это я. Двойник, согласившийся умереть вместо короля — ваш отец. Король Эйрик — достойнейший из государей и человек с чистым, благородным, неустрашимым и любящим сердцем. За всю свою долгую жизнь я не знал никого лучше, чем он.

— А мама? — спросил Глеб.