Наш грустный массаракш - Александр Александрович Бушков Страница 12

– Командир, как такое возможно? В жизни о подобном не слышала.

– У тебя еще слишком мало звездочек на погонах, – хмыкнул Сварог. – Впрочем, к иным государственным секретам и генералов допускают с большим разбором, а то и не допускают вовсе... Твои впечатления от нового жизненного опыта?

– Омерзительные! – сверкнула глазами Канилла. Добавила рассудительно: – Я не о самой порке говорю, в конце концов, невелико переживание, было даже интересно, словно в историческом романе. Я о другом. Эти бабищи относились ко мне... слов не подберешь. Словно и не видели во мне человека. Будто я для них – сотый башмак для сапожника, или сотая курица для кухарки. Извините на грубом слове, неподобающем в королевских покоях, но я дерьмом себя чувствовала.

– Что и требовалось по ходу пьесы, – сказал Сварог без улыбки.

– Командир, зачем вы все это затеяли? Явно не только для того, чтобы я получила розгами по заднице...

– Умница, – одобрительно сказал Сварог. – Кани, ты давно уже взрослая. Отлично работаешь в серьезной конторе, посвящена в иные тайны, доступные лишь малому числу людей. Однако должен с нешуточным сожалением отметить: кое в чем ты еще придерживаешься романтического взгляда на жизнь – из-за дурацких книг и фильмов, ничего общего не имеющих с суровой, а подчас и грязной реальностью. А это в твоей службе недопустимо. Вот, пожалуйста, не будем далеко ходить... – он взял со стола «Жемчужину в пыли», нашел нужную страницу и стал читать вслух с дурными интонациями дешевого провинциального актера: «Омерзительные рожи палачей светились злобной радостью, выдавая самые мерзкие из обуревавших их чувств. Глядя на Альвену налитыми кровью глазами, одноглазый протянул злорадно:

– Сейчас твои нежные косточки захрустят на дыбе, красоточка...»

С треском захлопнул книгу и небрежно швырнул ее на стол.

– Кани, тебе эта сцена кажется вполне жизненной?

– Ну, да, – чуточку настороженно отозвалась Канилла. – Палачи ведь...

– Вздор, – решительно сказал Сварог. – Реальные палачи ведут себя совершенно иначе. Они свою работу обязаны делать как лишенные всяких эмоций инструменты. Очередной клиент для них – именно что сотый башмак для сапожника или сотая курица для кухарки. За этим тщательно следят. Если в палаче усмотрят тягу к мучительству, к причинению боли, его прогоняют. Потому что палач-садист, того и гляди, увлечется, выйдет за рамки, напортачит во вред делу. Нужен напрочь лишенный эмоций инструмент. Бывает, конечно, что палачи ведут себя именно так, как описано в романе, но исключительно в тех случаях, когда получат от начальства указание именно так себя и вести – психологическое воздействие на допрашиваемого, как ты понимаешь. Но в книге о таких указаниях начальства ни словечка. И наконец, никто не будет держать в палачах одноглазого. Палач не должен иметь никаких физических недостатков и обладать крепкой уравновешенной психикой. Монстров, которые в книге изображены, в жизни давно выкинули бы за ворота без выходной платы. Чувствительной девице простительно принимать это чтиво за отражение жизни – но не офицеру спецслужбы. То же касается и наказаний, я хотел, чтобы ты поняла, что такое настоящее наказание. И здесь – никаких романтических страстей, к попавшим в «гладильню» опять-таки относятся, как кухарка к сотой курице. Я хотел, чтобы ты прониклась суровой реальностью. Получилось?

– Прониклась, кажется, – проворчала Канилла. – Проникнешься тут... Значит, в жизни так это и выглядит...

– И никак иначе... – без улыбки сказал Сварог. – Одним словом, выбрось из головы романтическое чтиво. Будет только мешать службе.

– Я и не увлекалась особенно. Просто в тюрьме было скучно...

– Тем лучше, – сказал Сварог. – Ну, и чтобы окончательно закрыть тему... Те главы, где описана жизнь Альвены в тюрьме, у тебя не вызвали мыслей, что ты снова имеешь дело с красивыми побасенками?

– Да нет... – настороженно сказала Канилла – умница, чувствовала очередной подвох.

– А зря, – сказал Сварог. – В жизни битые бобрихи грубые, жестокие и полностью лишены душевного благородства. Я, конечно, отроду не сидел в женской тюрьме, но так жизнь повернулась, что однажды на несколько дней оказался на каторжанском корабле, на положении обычного заключника, так что некоторое представление о тюрьме и нравах ее обитателей имею...

– А вы об этом никогда не рассказывали, командир! Это в вашем прошлом или уже здесь?

– Здесь, – неохотно признался Сварог. – Старая история, быльем поросло, так что не стоит к этому возвращаться. Давай-ка не будем отвлекаться. Так вот, в романе битые бобрихи ведут себя с Альвеной как добрые и любящие тетушки. В жизни они бы с ней обращались гораздо грубее и прозаичнее... Что ты морщишься...

– Сколько же в жизни грязи... – промолвила Канилла с неподдельным отвращением.

– Привыкай, – безжалостно сказал Сварог. – Как офицеру спецслужбы тебе еще не раз придется иметь дело с теневыми сторонами, а там частенько – сплошная грязь. Конечно, если служба тебе не по плечу и ты чувствуешь душевный некомфорт, неволить не буду, подыщу тебе местечко почище и поспокойнее...

– Вот уж нет! – Канилла гордо выпрямилась. – Я сама эту службу выбрала и бросать ее не собираюсь. Не считайте это лестью, командир, но вы в свое время хорошо нас воспитали...

– Боюсь, не так хорошо, как мне хотелось бы, – сухо сказал Сварог. – А теперь перейдем к главному. К тому, за что ты заслужила не просто полтора десятка розог, а что-то похуже... Я имею в виду твое последнее своевольство, недавнюю операцию на Той Стороне. Вы отлично выполнили задание, ничего не скажешь, ты прекрасно сработала в качестве старшего группы. Вот только в тебе опять взыграло своевольство. Вместо того чтобы вернуться, ты уже самовольно предприняла еще кое-что... ну, лучше меня знаешь, как все обстояло. Нарушила строгий приказ...

– Но ведь кончилось все успехом, – сказала Канилла, избегая, однако, встречаться с ним взглядом. – Мы все-таки нашли книгохранилище и все забрали. Уникальные книги, они бы погибли в том хаосе...

– Все правильно, – кивнул Сварог. – Вот только Брашеро едва не погиб. Шансы были – пятьдесят на пятьдесят. Хорошо еще, что вы оба везучие... Вот так, Кани. Брагерт чудом уцелел. А как бы ты себя чувствовала, если бы он погиб – исключительно из-за твоего своеволия?

Он уперся в нее тяжелым взглядом и молча смотрел так до сих пор, пока Канилла