Джек Финней - Нечестивый город Страница 12

– Что у тебя за газета, парень?

– «Тандштикерцайтунг», господин. Последний выпуск. Все о Ветеранах. Покупайте, господин!

Руиз бросил ему несколько монет и схватил газету. Он тщательно изучил первую страницу, потом стал листать остальные, очевидно, что-то ища.

– Ей-богу, сударь, ничего не понимаю, – пробормотал он наконец и принялся вторично просматривать газету. Но и на сей раз ему не удалось найти желаемое, тогда он отшвырнул газету и повел пространную обвинительную речь, направленную против всех газет вообще.

Я поинтересовался, что он хотел найти.

– Как же, сударь, – ответил он. – Ведь мы сегодня дали интервью молодому репортеру в пригороде. Ей-богу, сударь, оно должно было быть на первой странице. Но его вообще нет в газете. Очевидно, издатель «Тандштикерцайтунг» ничего не понимает в своем деле. Пора бы ему узнать, чего хочет публика от средств информации. Я напишу ему письмо, сударь, и не стану смягчать выражения. Бармен, будьте добры, ручку, чернила и бумагу.

Я взял «Тандштикерцайтунг» и стал внимательно ее изучать. В результате я обнаружил колонку, озаглавленную:

БАРАХОЛКА.

В колонке содержались материалы, собранные газетчиками в разных местах и оказавшиеся слишком незначительными, чтобы выделять их в отдельные статьи. Фактически колонка состояла из легкомысленных сплетен и пестрела именами. Почти в конце была помещена следующая информация:

«… ваш Барахольщик в Пригороде наткнулся на двух странных бродяг – один из них назвался „капитаном Малахайдом“, а другой „Виком Ризом“, – которые рассказали фантастическую и сентиментальную историю о своем посещении стойбища чиам-минов, где они обедали с джифом и имели возможность лицезреть Белую Богиню, а также Лайю. Оба бродяги приняли изрядную дозу изготовленного чиам-минами щелака, и сведения, которые они пожелали сообщить о сокровенных тайнах кочевников, не добавили ничего нового к уже известным фактам. Очевидно, источником упомянутой истории послужил скорее выпитый бродягами напиток, нежели их общение с чиам-минами».

Я показал это Руизу. Он прочел, швырнул газету на пол и встал.

– Это клевета, сударь! Бессовестное искажение фактов! Взгляните только, как они написали мое имя! Да еще в кавычках! Похоже, они приняли меня за какого-нибудь ирландца! Ей-богу, сударь, на этот раз они зашли слишком далеко. Мы сейчас же возбудим против них дело! Эта газета будет платить, платить и платить. Узнают они, где раки зимуют. Пойдемте, сударь! Нельзя терять ни минуты. Мы должны вернуться в здание Суда.

Но я выразил решительный и достаточно энергичный протест, заявив, что сейчас уже слишком поздно затевать процесс; вероятно, в эту самую минуту здание Суда закрывается, и даже, проникнув туда, мы не найдем никого, кроме швейцара и уборщиц, которые, конечно, ничем не смогут нам помочь. Чтобы подкрепить свою точку зрения, я подозвал бармена и заказал еще два больших зелюма щелака.

Руиз нехотя смирился, но заметил, что его глубоко огорчил мой отказ. Ему принесли ручку, чернила и бумагу, и вскоре справившись со своей скорбью, он снова сел за стол и принялся составлять жалобу на «Тандштикерцайтунг». Жалоба получилась у него в форме резолюции, никогда в жизни я не видел столько «в виду того, что» и «в то время как». Оставив Руиза с его сочинением, я занялся щелаком и газетой.

Всю первую страницу занимал материал о некой организации, именуемой «Совет Ветеранов». Заголовок гласил, что Ветераны предъявили ультиматум Муниципальному совету Хейлар-Вея. Жирным шрифтом сообщалось о вероятном обострении ситуации. Однако содержание самой статьи было совершенно невразумительным – или показалось таким мне, чужестранцу, не знавшему подоплеки событий. Во всяком случае, я не мог понять, почему ситуация грозит обострением, и обратился за разъяснениями к Руизу.

– Ветераны? – Он покачал головой. – Это бывшие солдаты, сударь. Они хотят получить огромную кучу денег сверх того, что мы им уже заплатили, когда они воевали за нас. Еще один пример поклонения деньгам, сударь. Эти Ветераны поклоняются им необычайно рьяно и даже создали огромную организацию с единственной целью – добыть побольше денег. Ветераны ни о чем другом не думают, сударь, кроме того, как бы выкачать из нас побольше денег. Ей-богу, сударь, вы, может быть, не поверите, но они устраивают митинги каждый вечер в течение двадцати девяти лет, и на этих митингах говорят только о том, как лучше вытянуть из нас деньги. Честное слово, сударь, даже мой дед и мои тетки с дядьями не поклонялись золотому тельцу так рьяно, как Ветераны. Они превратили свою любовь к деньгам в политический вопрос. И теперь, если какой-нибудь кандидат на государственный пост хочет, чтобы Ветераны за него проголосовали, он должен тысячу и один раз подтвердить их право на получение дополнительной суммы и обещать, в случае своего избрания, приложить все силы для выполнения их требований.

– А от каких врагов они вас защитили? – спросил я.

– По правде говоря, сударь, я уже точно не помню, признался Руиз. – Была какая-то война, но до сих пор лучшие в мире умы не могут решить, от чего она случилась, и кто в этом виноват. Мне всегда казалось, что она началась сама собой: подоспело время, и она грянула. Во всяком случае мы наняли Ветеранов, чтобы они сражались за нас. В те дни все кругом повторяли, что они должны то ли отбить чье-то нападение, то ли завоевать что-то для нас – я теперь уже забыл. В общем, глупость, как ее ни называй. Война закончилась вроде как бы вничью. Ветераны вернулись домой и в тот же вечер завопили, требуя денег. С тех пор они и вопят, не переставая, все двадцать девять лет.

– Вы не участвовали в войне? – спросил я.

– Нет, сударь, не участвовал. Я был тогда слишком юн. Но позже мне пришлось дорого заплатить за это.

– Каким образом?

– Видите ли, сударь, – принялся объяснять Руиз. – После войны возник культ Ветеранов, и тот, кто не был Ветераном, стал никем. Никакой работы, если ты не Ветеран, никакого кредита в магазинах, если ты не Ветеран, никакого освобождения от налогов, если ты не Ветеран. Они были героями, понимаете, сударь? И нам, остальным, приходилось довольствоваться второстепенной ролью. Особенно тяжело доставалось тем, кто по молодости лет не смог стать Ветераном, но вынужден был конкурировать с ними в гражданской жизни. И, ей-богу, сударь, чем больше люди делали для них, чем больше усиливалась дискриминация в их пользу, тем больше Ветераны жалели себя и тем громче вопили, требуя денег. Но теперь они слишком обнаглели. Неизвестно, чем все это кончится. Что там про это пишут в газете?

– Здесь говорится, что кризис может наступить в любую минуту – весьма вероятно сегодня вечером. И еще упоминается какая-то «Вышвыризация».