Далия Трускиновская - Аметистовый блин Страница 12

Это был странный альбом – ни одного человеческого лица не было на снимках, а сплошь многократно увеличенные камни, отшлифованные на разные лады.

– Вот, вот они… – Наследник нашел фото, на котором была внутренность шкатулки, поделенной на маленькие квадратные отсеки, и в каждом на темном фоне выделялся камень. По снимку трудно было определить масштаб и установить подлинную величину камней, а количество Сережа определил сразу – двенадцать штук.

– Вот что там было – и пропало! Клянусь дедом – за ними-то и приходили!

– А что это такое? – спросила Майка.

– Вы когда-нибудь слышали про моего деда? – вопросом же ответил Наследник. – Сейчас я вам покажу его!

Портрет деда оказался холстом площадью в квадратный метр, только не квадратным, а вертикально вытянутым. И именно холстом – антикварную раму грабители утащили. Почему они побрезговали дедом до такой степени, что потратили время на вырезание холста, Сережа понял сразу.

Портрет изображал матерого ветерана с таким количеством орденов, что поневоле вспомнился огромный портрет генсека Брежнева, который висел на торцовой стене институтского здания в годы Сережиной учебы. Портрет служил общим развлечением – всякий раз, как генсек сам себе давал очередной орден, неведомый художник удлинял его левое плечо – иначе награда не помещалась. Анатомический монстр в один прекрасный день сгинул, а воспоминание всплыло при взгляде на орденоносного деда. Художнику, уместившему весь иконостас, тоже, видать, пришлось тяжко.

Махровый реализм выдавал и время создания портрета – пятидесятые годы.

– Дедушка… – ласково пробормотал внучек-алкоголик, которому сейчас было примерно столько же лет, сколько тогда – деду. Он держал портрет распяленным перед грудью, так что его длинное скорбное личико в седеющих локонах нависало над ветераном на какой-то ангельский манер, и это в целом создавало сюрреалистический эффект.

– Ну, дедушка, – согласился Сережа. – Воевал?

– До Берлина! Во был дед!

Сережа поглядел на ветерана с уважением. Однако было в обрюзгшей сытой физиономии нечто, уважению препятствовавшее. Должно быть, реалист-художник не поладил с заказчиком… или оказался чересчур реалистом?…

– Солидный дед, – подтвердила Майка.

Наследник молча разлил по стакашкам надежный коньяк.

– За здоровье… то бишь за упокой!

Пришлось выпить.

Сереже стало сразу тепло и хорошо. Это ощущение испугало его – он ведь пришел сюда не марочным коньяком наслаждаться, а по серьезному делу.

– Там, в спальне, тайник – большой? – сходу спросил он.

Наследник, еще сопровождавший какими-то внутренними рецепторами продвижение коньяка по пищеводу и его дальнейшие странствия по желудку, вскинул на атлета удивленные глаза.

– Большой! – уверенно заявил он. – И что изумительно – бабка о нем ни разу не догадалась! Всю спальню обшаривала – не нашла!

– Вот такой? – Сережа распростер руки, описав силуэт высокой женщины. Майка еле увернулась из-под тяжелой, пролетевшей мимо самого носа ладони.

– Поменьше, – сказал, подумав, Наследник.

– А выход оттуда есть? – задал следующий практический вопрос Сережа.

– Разумеется, есть! – Наследник даже обрадовался тому, как приятно течет беседа. – Прекрасный выход, час будешь смотреть – не увидишь!

– А куда ведет выход?

– Куда? Наружу!

Майка смотрела то на бывшего мужа, то на дедушкиного внука. Что-то в допросе показалось ей странным. Но она молчала – не из благородных побуждений, впрочем, и не потому, что идеальная женщина, сконструированная Сережиным воображением, не должна вмешиваться в серьезные мужские разговоры. Нет, разумеется! Просто Майка чуяла, что вот-вот произойдет какая-то смешная ерунда, и давала ситуации возможность созреть. Если бы сейчас тюкнутый коньяком Сережа, мучительно соблюдающий серьезность на физиономии и лаконичность в речах, совершил ошибку! Да ей бы этой ошибки лет на десять хватило!

– Ах, вот как? Наружу? – уточнил Сережа, пытаясь умственным фломастером на умозрительной бумажке нарисовать загогулистый план квартиры.

Ему случалось в старых домах встречать самые диковинные планировки. Возможно, имелась в виду лестница черного хода. Или же та небольшая дверь на лестничной площадке рядом с большой, принадлежавшей Наследнику.

– Ес-тест-вен-но! – и Наследник резко кивнул, всей подвижной рожицей изобразив счастье взаимопонимания.

– А Данка могла им воспользоваться?

– Дануся? Если бы нашла? – и Наследник вдруг расхохотался во всю пасть. – Ну, я не знаю! Если бы захотела!..

Майка, будучи из троих самой трезвой, вдруг сообразила, что происходит. И ощутила подлинное блаженство – блаженство предвкушения!

– А давайте проверим! – предложила она. – Если я его найду – значит, и Данка могла его найти. Ну?

Сережа посмотрел на бывшую жену с подозрением. Уж больно разумно она вмешалась, несмотря на то, что женщина…

– Проверим! – сразу согласился Наследник.

Майка была впущена в ограбленную спальню.

Она окинула развороченное помещение испытующим взором. Бабка, стало быть, тайника не нашла. Если бабка была из тех, кто дошел до Берлина, значит, искала грамотно… Вывод – тайник торчит на видном месте.

Майка пошла по периметру комнаты, сразу отметая соблазн простукать стены и ободрать ковры.

Спальня у Наследника была впритык набита старой мебелью. Уже она одна составляла целое состояние. В старой мебели всегда есть тайнички… Нет! Нужно искать с другого конца!

Майка представила себе деда в последние годы его бурной жизни. Деда отяжелевшего, возможно, даже неспособного передвигаться без палки. Дед заползает в спальню на минуточку – а когда следом за ним врывается бабка, он уже пьян как фортепьян – именно так тогда описывали превосходную степень опьянения. Значит, тайник – не под кроватью и не за ковром, не в недрах мебели и не в люстре! Блин – так где же?…

Подоконник?…

Трудно было предположить, что бабка не обследовала подоконника. Майка тем не менее отодвинула тяжелую портьеру, снабженную витыми золотистыми шнурами с преогромными кистями.

Тайника, понятное дело, не было, а окно смотрело на обшарпанную стену соседнего дома. Неудивительно, что портьера вечно была задернута – Майка тоже не стала бы терпеть такой пейзаж…

Однако ее заинтересовало устройство этого театрального занавеса.

Встав вплотную к портьере, Майка ухватила кисть и с силой потянула за шнур, глядя при этом вверх – туда, где должны были перемещаться кольца с прищепками. И прозевала самый ответственный момент.

Ей на голову быстро, но плавно опустилась подвешенная за горлышко бутылка.