Наталья Михайлова - Ветер забытых дорог Страница 12

Гвендис кивнула:

– Я согласна, сьер Денел. Я только рада. Мне не нужно много денег, но хотелось бы побыстрее. Я боялась, что дело затянется надолго.

«Так многого не хватает, - одновременно думала она. - Даже дров. Дайк болен. Надо будет купить мяса на рынке. Да, не забыть про свечи…»

Сьер Денел описал ей условия договора, но Гвендис с задумчивой улыбкой уже погрузилась в мысли о том, чего не хватает и чем надо будет обзавестись, чтобы завести уют в своем просторном, холодном доме.

В ту ночь Дайк снова видел во сне небожителя Дасаву.

Все деревянное, поселение Белгеста стояло на поляне у лесного озера. Сразу за частоколом темнел густой еловый лес.

Дасава сидел за столом на лавке, а немолодая женщина в вышитой длинной до пят рубахе наливала ему похлебку. Седые волосы женщины были перехвачены на лбу вытканной из шести цветных нитей узорной повязкой. Хозяйка выставила на стол несколько мисок с угощением.

Дасава с интересом смотрел на человеческую пищу. Небожители не ели ни грибов, ни лесных ягод. В Сатре питались тем, что можно было посеять и вырастить самим в черте своего «чистого» царства, без соприкосновения с землей Обитаемого мира.

– Ешь, Деслав, - напомнил Белгест, который сам после шатания по болоту живо взялся за ложку.

Дасава не понимал, что делает. Взяв деревянную ложку, небожитель стал есть с человеком за одним столом его оскверненную пищу. Обычай Сатры строго запрещал ему это. Для воинов, как Дасава, которым приходится уходить на разведку и на войну в мир, существовали особые послабления в соблюдении законов. Добытую в походе «нечистую» пищу небожитель мог брать особыми рукавицами и, приготовив, после еды непременно закусить хлебцем, испеченным из «чистого» зерна. Эти высушенные хлебцы небожители брали с собой в особой суме, которую Дасава не сберег на болоте. Теперь он держал ложку голой рукой и ел ту же похлебку, что Белгест, сам не веря, что решился на это.

Но в доме Белгеста после избавления от смерти Дасава чувствовал себя недавно родившимся ребенком, - а охотник и его мать, опекавшие его, казались надежными и уверенными взрослыми.

Женщина дала Дасаве холщовую рубашку Белгеста, а тонкую белую рубаху Дасавы, запачканную болотной жижей, отдала синеглазой девушке с льняными волосами. На шее у девушки висело ожерелье из ягод, много таких же деревянных оберегов, как у Белгеста, и даже коготь дикого зверя.

– На озеро отнесет стирать. Вельта, дочка моей сестры, - пояснила хозяйка.

Девушка бросила взгляд на Дасаву и молча вышла.

«Одежда все равно осквернена, ее нельзя будет носить», - хотел сказать Дасава, но тут же осекся. Женщина не поймет, почему. Да и сам он уже надел «нечистую» одежду людей из грубой пряжи.

Дасава знал, что за самые страшные преступления небожителей наказывали так: их просто изгоняли из Сатры. Ступив на землю Обитаемого мира без благословения священников, преступник становился оскверненным, приравнивался к «говорящим зверям» - людям, и тогда его убивали стрелой со Стены. Он позорно умирал человеком.

«Меня теперь тоже?..» - думал Дасава. Но ему было хорошо у теплого очага, которому, прежде чем зажечь, кланялась мать Белгеста, и в котором горело какое-то лесное растение, наполняя дом диким, необычным, но приятным запахом.

– Какое это дерево? - кивнул Дасава на очаг.

Он понимал все, что ему говорит Белгест, и сам, хотя с некоторым трудом, мог объясняться. Язык людей был лишь изменившимся языком небожителей, с тех пор как люди расселились по материку и прижились в Обитаемом мире.

– Это можжевельник. У вас такой не растет? - Белгест удивился. - Ты пришел издалека.

Дасава кивнул.

– С запада.

– А что там, на западе?

– Бисмасатра.

– А зачем ты носишь одежду из железа? Неудобно охотиться, жарко, тяжело. Зачем вы сюда пришли? - спрашивал Белгест. - Хотите поселиться здесь? А как зовется твой род?

– Мой род - Санейяти.

– А мой - род Оленя. Оставайся с нами, сколько хочешь.

Дасава покачал головой: нет.

Дасава ходил, слушал и говорил, как во сне. То ему казалось, что это все не взаправду, и поэтому все можно - есть оскверненную пищу, спать в доме людей и носить «нечистую» холщовую рубаху. А иногда мерещилось, что, может быть, не взаправду были прежние годы, и никакой Бисмасатры нет, а есть только затерянный в лесах клочок земли, на котором живет род Оленя.

Небожитель вышел во двор. Несколько домов - низких полуземлянок, и две бревенчатых длинных постройки. Еще две избы на отшибе, за частоколом.

– Там живет кузнец, - показал Белгест на один из них. - А там - шаманка, к лесу ближе. Матери моей тетка. Вельта - ее внучка, та девушка, что стирала твою рубашку.

– Шаманка - это лекарь? - спросил Дасава, рассеянно оглядывая двор, на котором разлеглась стая мохнатых серых собак. Он вспомнил: когда Белгест едва ли не на себе приволок его в поселение, они пытались облаять его, но им велели молчать.

– Шаманка - и лекарь, и травы знает лучше прочих, и лес понимает лучше, - сказал Белгест. - У ней отец был дубровник.

– Вы породнились с земнородными? - изумился Дасава.

Он снова вспомнил о земнородных: лесовицах, полевицах, дубровниках, о порожденных Обитаемым миром существах, подобных людям. Они не были творениями Вседержителя, поэтому родство с ними казалось Дасаве кощунством для потомков небесного народа.

Но Белгест просто ответил:

– Да.

– А это - волки? - кивнул он на серых собак.

– Собаки. Но с волками водятся, приносят щенят. Вот этот помет, - он кивнул на клубок играющих щенков, - от волка. И тот пес - наполовину волк. Тут всех и не упомнишь, сколько в ком какой крови.

Солнце над еловым лесом уже клонилось к закату.

– Вам не страшно… тут жить? - вырвалось у Дасавы.

Белгест удивленно посмотрел на него:

– Отчего?

– Вы смешались со всем этим… - Дасава обвел рукой траву и лесные деревья. - Вы сделались частью этого мира! Вы больше никогда не станете такими, какими вас создал Творец!

Белгест не понял:

– Творец? А я думал, люди тоже были земнородными.

Дасава хотел сказать о Вседержителе, но вдруг понял, что ему не поверят и не поймут. Этим людям и в самом деле уже не стать такими, какими Создатель хотел их видеть. Они - часть Обитаемого мира. Вот почему сатрийцы зовут их «нечистыми» и «говорящими зверьми», хотя происходят из одной разделившейся ветви падших небожителей… Дасава вздохнул, осознав, какая пропасть лежит между ними…

Они с Белгестом вышли за частокол и сели на опушке в густую траву. Над головой пролетали жуки. В воздухе пахло нагретой за день хвоей.

– Мы помянем твоих братьев, которые сгинули в топях, - наконец заговорил Белгест. - На тризне наши женщины зажгут огонь, чтобы им светло было на посмертной дороге. Они погибли на нашей земле, беда, что мы их не спасли.