Лорд Дансейни - Время и боги: рассказы Страница 121

Сезоны ливневых дождей сопровождаются частыми электрическими разрядами, которые, в свою очередь, тоже способны за недолгий срок уничтожить всю жизнь, ну а жизнь в центральных районах, где нет такой влажности, немыслима из-за жары. По этим причинам какая бы то ни было жизнь на третьей планете исключена, если не считать моря, которым покрыта большая часть планеты, где могут обитать рыбы. Логично предположить, что так оно и есть, ибо поскольку вся Вселенная сотворена ради людей с Марса (Тлекретона, как они называют его, уточняет Смулкер), и с нашей точки зрения неприемлемо, как убеждают нас в том Хойс, Хоббук и другие, будто жизнь в той или иной форме существует повсюду, и где-нибудь еще есть кто-то, кто мог бы разделить с нами эту привилегию.

Теория Хойса состоит в том, что разумная раса на третьей планете появилась, но ненадолго, поскольку ее разум по мере своего развития начинает преследовать разрушительные цели. И, по мнению Хойса, эта раса вскоре сама себя уничтожит. Хоббук, в свою очередь, утверждает, что хотя разумная жизнь на третьей планете существует, но только в зачатке и зрелого состояния достигнет не ранее чем через тысячу лет, потому что наличие устройства, принимающего радиоволны, было зарегистрировано там всего лишь три или четыре года назад. Следовательно, вплоть до недавнего времени там не могло существовать рационального способа передачи мысли от сознания к сознанию за исключением примитивного крика или громоздкого способа общения через письменный текст, передаваемый из рук в руки.

Следовательно, любая мысль, которая могла зародиться внутри данной формы жизни, это индивидуальная, единичная мысль, и представить себе некие коллективные формы жизни на этой планете невозможно. Итак, Хоббук практически исключает существование на третьей планете разумной жизни, а Хойс его признает, но только в очень примитивном виде, лишенном мудрости. С помощью телескопов Хойс увидел разрушительные взрывы на этой планете и сделал вывод о вероятности наличия и других способов самоуничтожения».

Я вовсе не собираюсь приводить все комментарии Смулкера; но одно замечание, касающееся летоисчисления, очень точное. Речь идет о том, что когда марсианский ученый говорит о «годах», следует иметь в виду, что марсианский год длится не наши 365 дней, а дольше.

«Если серьезно отнестись к теориям Хойса и Хоббука, — продолжал лектор, — то надо понимать, что жизнь людей на этой планете обусловлена соответствующими обстоятельствами; начать с того, что Солнце там — гигантский раскаленный диск, низвергающий на них невыносимый жар, последствия чего, судя по всему, и Хойс, и Хоббук недооценили; интересно также то, что у этой планеты только один спутник. Люди, если они там есть, обладают уникальным опытом: они всегда видят только половинку единственного спутника, поскольку период его вращения вокруг своей оси совпадает с периодом обращения вокруг планеты, и потому он всегда обращен к ней одной и той же стороной. Отсюда следует парадокс: мы больше знаем о географии их спутника, чем они сами — разумеется, если мы разделяем теорию о существовании жизни на этой планете.

С третьей планеты — опять же, если там вообще есть кому наблюдать — не видно ни одного объекта, который сравнился бы по размеру с тем, как эта планета видится нам; хотя вторую от Солнца планету там видно хорошо, но выглядит она далеко не так великолепно, как, наверное, сама видится оттуда. Много теряет в их глазах и пятая планета, которую нам посчастливилось видеть во всем блеске. Однако хватит фантазий; давайте обсудим третью планету со всей серьезностью. Большая часть ее поверхности покрыта водой, и ее обитатели могут дышать только перенасыщенным влагой воздухом — кроме тех территорий, где солнце слишком палит и жизнь вообще невозможна; так удовольствуемся тем, что она льет свой свет с нашего небосклона, и откажемся от допущения, будто там имеется некая низшая форма жизни».

В этом пункте комментарии Смулкера очень многословны, и, судя по мелкому почерку, он вновь и вновь добавлял свои замечания по этому поводу, по мере того как чувства его оскорблялись невинным замечанием марсианского лектора. Похоже, и фрагмент самой лекции был утрачен, когда он делал свои первые замечания — ее начало явно отсутствует.

Далее лектор говорит следующее: «Какой бы мы ни представляли себе возможную там низшую форму жизни, необходимо исключить вероятность существования организмов, у которых было бы более двух пар ушей, а также разума, способного понимать предназначение Марса (Тлекретона, как он его называет), или же славу и величие его народа».

Далее следует очередная порция негодующих комментариев Смулкера, а затем снова запись лекции; несколько скучноватых абзацев о химическом составе и геологическом строении Земли, которые я не буду цитировать и которые свидетельствуют о наличии у марсиан достаточно точных инструментов, позволяющих с помощью метода спектрального анализа фиксировать извержение наших вулканов.

«Будем благодарны науке, — продолжает лектор, — вселяющей в нас здесь, в центре Вселенной, уверенность, отвечающую самым благим нашим упованиям, что нигде более не существует разумная жизнь, которая смогла бы разделить с нами наслаждение созерцания звезд; и что Млечный Путь, открывшийся нашему наблюдению, недоступен более ни для чьих глаз. Отсюда следует, что судьба народа…»

В этом месте разглагольствования лектора вновь прерываются комментариями Смулкера. Однако, хотя вряд ли мы утратили нечто, имеющее научную ценность, у меня есть подозрение, что его пренебрежительное отношение к тексту, который он без зазрения совести купировал, лишило мир бесценного свидетельства, которое не только украсило бы собой антологии, но, с небольшими исправлениями, могло бы добавить яркости и возвышенности речам, произносимым с различных трибун, к вящему восторгу публики во всех уголках света.

Старая Эмма

Перевод Н. Цыркун

Однажды, когда сэр Томас Гарпер выехал на псовую охоту, небо заволокло грозовыми тучами, собаки потеряли след, охота не заладилась. Он приблизился к оврагу, поросшему редкими кустами куманики, за которыми скрывалась самая обыкновенная изгородь, и, не подозревая беды, собрался привязать к ней коня. И вдруг ни с того ни с сего перед глазами его мелькнуло лошадиное копыто, и через секунду он вместе с конем очутился на земле. Должно быть, вдоль изгороди была пропущена проволока. Результатом падения стал вывих плеча, который по причине небольшой трещины кости нельзя было вправить, и Гарперу пришлось перенести операцию. Это и привело к тому, что он приобрел любопытный опыт, хотя в самой операции не было, в сущности, ничего уникального, потому что в наше время таковые поставлены на поток.