Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона Страница 126

В часовне было так тихо, что Нигель слышал, как тихо зашипела смола, плавясь. Когда сладкий дымок спиралью потянулся вверх, Келсон взял пергамент и сложил его вчетверо, затем поднес к светящимся уголькам.

— Пусть это подношение, благословенное Тобой, вознесется к Тебе, о Повелитель, — произнес он, кладя пергамент на угли; тот загорелся. — И пусть Твое милосердие снизойдет на Твоих слуг, нынешних и будущих.

Удостоверясь, что пергамент горит хорошо, Келсон снова повернулся к Нигелю. Арилан подошел к ним, когда они дочитывали молитву, и взял с алтаря стеклянный флакон размером с палец и маленькую костяную лопаточку.

— Епископ Арилан поможет тебе в последней части ритуала, — сказал Келсон, а Дункан подтянул правый рукав Нигеля, обнажив его руку до локтя. Арилан отвинтил крышку флакона. — Это средство иногда использовалась на ранних стадиях официальной подготовки Дерини, чтобы усилить психический отзыв. Оно заодно немножко успокаивает.

Арилан молча отложил в сторону крышку и лопаточкой достал из флакона крохотную каплю густой мази сливочного цвета. Он размазал вещество по внутренней стороне запястья Нигеля, и Дункан тут же наложил на это место аккуратную льняную повязку.

— Мазь будет постепенно впитываться в кожу, — пояснил Дункан. — Когда мы тут все закончим, мы смоем остатки, и ее действие быстро прекратится. Так ее легче контролировать, чем если бы ты проглотил порцию.

Нигель прижал перевязанную руку к груди и другой рукой нервно потрогал льняную полоску. Он вдруг начал сильно потеть, но была ли тому причиной мазь, он не знал.

— Немножко пощипывает, — сказал он. — Добрый Иисус, да она греет!

— Она уже начинает действовать, — сказал Арилан, протягивая Нигелю полотенце и всматриваясь в принца. — Как у тебя со зрением?

Нигель отвел от лица полотенце и несколько раз моргнул, чувствуя себя слегка одурманенным, потом ненадолго закрыл глаза — и снова открыл.

— Что-то не очень, — прошептал он. — Немножко… голова кружится.

— Посмотри-ка на меня! — приказал Арилан.

Нигель повиновался, но при этом покачнулся, и Дункан с Морганом поддержали его с двух сторон.

— Зрачки расширены, — услышал он голос Келсона.

— Да… усадите его, пока он не упал, — последовали за этим слова Арилана.

Нигеля не нужно было уговаривать, он готов был хлопнуться на четвереньки. Его усадили на пол. Ему казалось, что его руки и ноги лишились костей. Каменный пол был холодным и гладким, и ему захотелось лечь и прижаться к нему лбом, но Морган опустился рядом с принцем на колени и поддерживал его, не давая упасть.

Нигель не видел ничего дальше собственных ног. Руки безвольно болтались вдоль боков, но по крайней мере зад ощущал холод камня, и это немного помогало, — потому что все его тело теперь пылало жаром. То, что спиной он ощущал тепло тела Моргана, казалось почти невыносимым, но потом между ними проскользнуло лезвие меча, холодное, как лед, остудив его позвоночник. Когда он с трудом повернул голову, чтобы посмотреть, что делает Дункан, то краем глаза заметил рукоятку меча позади, над собой.

Дункан, вставший на колени справа от Нигеля, держал кадило. Келсон тоже стоял на коленях, но он казался Нигелю темным гигантом, пугающим и суровым. Медленно, очень медленно Келсон потянулся к кадилу, чтобы двумя пальцами взять щепотку пепла, а его свободная рука, коснувшаяся плеча Нигеля, казалось, обожгла принца.

— Нигель Клуим Гвидион Райс, — выдохнул Келсон, касаясь измазанным в пепле пальцем лба Нигеля между бровями и рисуя на нем крест. — Я ставлю на тебя печать дома Халдейнов и утверждаю тебя наследником до тех пор, пока я не произведу потомство от моего собственного тела.

Нигель задрожал от этого прикосновения, глаза его наполнились слезами, — а Келсон снова потянулся к кадилу, чтобы взять еще одну щепотку пепла. Его левая рука легла на щеку принца, вынуждая Нигеля открыть рот, — и принц не мог сопротивляться.

— Вкуси пепел нашей общей сожженной крови, — продолжал Келсон, кладя несколько пылинок пепла на язык Нигеля, — Силой крови ты посвящен в наследие Халдейнов. Если придется, будь Халдейном. И позволь силе возлечь на тебя.

Пепел был горьким — горьким, как та чаша, которую Нигель надеялся никогда не испить, — и когда королевская рука приближалась к голове принца, того вдруг охватил первобытный страх перед скрывавшейся в этой руке силой. На какое-то мгновение ему показалось, что король зловеще светится — он был властителем всех сил универсума, а не просто королем и лордом земли его отцов… и Нигель испугался, что когда Келсон прикоснется к нему, он умрет.

Но у него не было ни сил, ни желания сопротивляться; уж эту-то горькую чашу точно следовало выпить до дна… и капли горечи уже растекались по его языку. Когда же королевские руки охватили его голову, а большие пальцы Келсона слегка прижались к его вискам, — Нигель закрыл глаза, лишь слегка содрогнувшись в последней слабой попытке избежать грядущего. Руки были горячими, они жгли его кожу, заставляя страх в его душе вскипать и переливаться через край, и мозг его, казалось, вот-вот взорвется…

Но он не взорвался. По крайней мере, в тот момент. Огонь внутри пылал по-прежнему, но теперь внутри него начало нарастать какое-то новое давление, словно могучий и безжалостный ветер выдувал остатки его воли, колотясь внутри в ритме, который Нигель с трудом осознал как ритм биения собственного сердца.

А потом ветер превратился в ураган, разрывая изнутри его ум и тело, и это было так ужасно, что он был уверен: его плоть вот-вот отделится от костей.

А потом огонь погасило водой, и вода понесла его прочь, вон из его собственного тела, а потом он вдруг упал на каменистый берег и, кажется, лежал там и бессмысленно смотрел на затянутое облаками серое небо…

…до тех пор, пока из тумана не выглянуло лицо: доброе, сострадательное лицо, обрамленное золотыми с серебром волосами… глаза походили на окна в тумане, они звали, притягивали к себе, и чья-то рука мягко коснулась его лба…

И от этого прикосновения Нигель камнем провалился в ничто.

Глава пятая

Видение Нигеля ошеломило Келсона, но он сумел скрыть и свое потрясение, и сам тот факт, что он проник в картину, скрытую от других, — это было необходимо для сохранения равновесия в ритуале. Келсон подозревал, что Морган и Дункан тоже могли кое-что заметить, будучи частью коренной цепи, но если это и было так, они продолжали действовать, ничем этого не показав. Некое инстинктивное чувство предупредило Келсона, что Арилану знать об этом не следует, так что Келсон заставил себя убрать из сознания данный факт, чтобы завершить начатое. Поскольку Нигель был лишен мысли и полностью открылся перед его волей, это было делом нескольких минут, — закончить подключение Моргана и Дункана, затем ввести в цепь Арилана и Риченду, — чтобы они могли привести в действие потенциалы Халдейнов, заложенные в Нигеле, — на случай преждевременной смерти Келсона.